POV GERARD.

В лицо  бил ледяной ветер, а спину и плечи грело родное тепло. Его пальцы сжимали мои запястья так, что у меня немели пальцы, теплое дыхание грело холодную шею. А под нашими ногами было тридцать метров свободного падения. Перед нами раскинулся весь город, утопая в ночном мраке. Сотни, тысячи мерцающих огней, словно мотыльки этого города, казались искусственным отражением ночного неба – усыпанного звездами и затянутого редкими осенними тучами.

 И мы – на самой крыше, под холодным осенним ветром, греем друг друга в объятиях. Я задыхался от восторга и… ужаса.

Любое неосторожное движение Фрэнка – и я сорвусь вниз, чтобы разбиться насмерть. А, может, и не неосторожное, а тщательно продуманное. Он может просто толкнуть меня, да что там – ему достаточно разжать руки – я полечу вниз в последнем прыжке.

Но кто заметит?

Кого это заденет?

Кто будет рядом с моей могилой, кроме брата?

Фрэнк.

Я уверен, что он прыгнет вслед за мной, едва поймет, что меня нет. Мы будем лежать в одной луже крови, в одной могиле – вместе, до конца. Я уверен в этом так же, как в силе его рук, в силе его… агрессии.

Нет, он не любит меня. Но он знает меня так, как не знает никто другой, даже брат. Даже я. Он видит меня насквозь, он готов ради меня на все, он готов терпеть все мои капризы и скандалы, он всегда рядом… он всегда мой. Только мой. Но он не любит меня, нет.

- Почему ты не сказал мне, что плед сполз? – с упреком спросил Фрэнк. Он заерзал, приподнимая меня со своих колен, и в следующий миг я был закутан в мягкий плюш по самые уши. Его руки обнимали меня за талию под пледом, и я просто нежился в его объятиях, чувствуя, как грубые пальцы перебирают мои ребра, останавливаются на грудной клетке и робко замирают. Ладонь аккуратно легла на грудь – прямо напротив сердца. Он уперся лбом в мое плечо и затих, чувствуя, как бьется под его рукой мое сердце. Наше сердце.

- Джерард? – шепнул он тихо. Я едва расслышал его голос за шумом ветра.

- Фрэнк, - отозвался я также.

Его губы прикоснулись к моей щеке, и он откинулся назад, на бетонное покрытие. Я мгновенно оказался на его груди, прижатый так крепко, что не хватало сил дышать. Фрэнк сипло засмеялся, натягивая плед на наши головы, защищая от холодного ветра, и накрыл мои холодные губы своими, горячими.

POV MIKEY.

И я бегу, бегу, задыхаясь от боли в груди. Морозный воздух разрывает легкие, мне чертовски больно передвигать ноги, но я понимаю, как опасно останавливаться. Я бегу, зная, что все равно не успею. Я не успеваю никогда. Ветер застревает в горле, и мне так трудно дышать, я чувствую, что выдыхаюсь. Вскоре на языке появляется тяжелый привкус крови, ноги заплетаются – и я падаю в глубокий снег. Где-то далеко гремит выстрел, и я понимаю, что опоздал. Опоздал спасти того, кто мне дороже всех на свете.

Я громко кричу, кричу, надрывая горло и разрезая пространство своим воплем. Кричу так, что у самого закладывает уши; кричу, срываясь на визг. Кричу, пытаясь выпутаться из снега и броситься к нему, чтобы попытаться сделать хоть что-то.

Меня убивает собственная беспомощность. Я тону в ней, и она затягивает меня в себя, хороня под своей массой. Я задыхаюсь от безысходности, кричу, выбивая последний воздух из легких, молочу кулаками по снегу, пытаясь уже наконец подняться на ноги и сделать хоть что-то.

Но я не могу. Оно давит. Оно заставляет сдаться. Оно живет во мне уже полгода. Оно никогда не покинет меня. Я могу глотать снотворное – пачками, капсулами, внутривенно. Оно всегда найдет меня. Потому что Оно – часть меня. Оно ломает мои кости, жрет мои внутренности, рвет мышцы, глотает литрами мою кровь.

А мне… мне остается только кричать во всю силу легких. Кричать, даже не нарушая тишины. ЕГО тишины. Он больше никогда меня не услышит. Мы разделены смертью.

- Успокойся! Успокойся, черт бы тебя побрал, я просто хочу помочь!

Глаза обжег грязный желтый свет, по ушам резанул противный шум.

Мне… страшно.

Шум стих, как только я осознал, что шум – это мои вопли, которые затихают лишь на считанные секунды, которые я трачу на то, чтобы набрать в легкие кислорода и начать заново. Хватая ртом воздух, я принялся отчаянно махать руками, стараясь избавиться от снега, который теперь окутывал меня со всех сторон.

- Отпусти…! Я должен… Пусти…!

- Успокойся на минуту, я боюсь тебя поранить!

Я невольно замер.

Раздался короткий визг рвущейся ткани, и я увидел не на шутку встревоженное лицо Алисии. Она тяжело дышала – видимо, после борьбы со мной. Мы оба сидели на полу палаты, взъерошенные и плохо соображающие после сна. У девушки блестели глаза после короткого сражения, а волосы спадали на лицо беспорядочными прядями.

- Ты напугал меня до чертиков, гребаный придурок! – выплюнула Алисия, поднимаясь с пола и отряхивая свою черную пижаму от пыли. Я заметил в ее руке канцелярский нож для бумаги – достаточно острый, чтобы разрезать простыню и помочь мне выбраться. Откуда он у нее взялся?!

- Прости, - пробормотал я растерянно.

Алисия обиженно засопела, залезая на свою койку и расправляя свое одеяло. Я поднялся, отбросил в угол испорченную простыню, украшенную крестообразным разрезом, поднял с пола подушку и, потушив свет, лег на койку.

Симмонс мгновенно заснула – буквально через пару минут я услышал ее размеренное дыхание. Сквозь окно пробивался свет уличного фонаря, а я лежал, прикусив губу, чтобы заглушить всхлипы. В подушку впитывались слезы, и чувствовал я себя крайне отвратительно.

Я не мог назвать ЕГО имени, даже про себя: я знал это точно. Достаточно было вспомнить ЕГО взгляд: мудрый, добрый, смелый, и с мощной силой взрывалась плотина внутри меня, которая сдерживала истерию и агонию где-то на задворках сознания, не позволяя боли растечься по венам и заставить биться на полу в конвульсиях.

До самого рассвета я боролся с мыслями, не позволяя сознанию вспоминать о НЕМ, о ЕГО руках, о ЕГО голосе. Я разглядывал спящую Алисию в золотистом свете фонаря, а затем, когда фонари потухли – в свете восходящего солнца. Я изучал ее лицо – безмятежное, спокойное; ее немного острый нос и пухлые губы, густые ресницы, подрагивающие веки. Она подложила под свою впалую щеку руку, и бинт немного сполз, обнажая едва заживающие рубцы.

В чем ее тайна? Неужели она тоже больна агонией? Ее тоже хватали за руку, мешая спрыгнуть с крыши? Ее тоже поднимали со дна раз за разом? Что ее убивает? Что ее держит? Что ее гложет изнутри? Почему она остается такой… живой, находясь на грани? Что скрывается под этой хрупкой оболочкой?

Я не помню, как заснул, разглядывая девушку. Лишь в какой-то миг, прикрыв веки, я увидел глаза. Темно-серые, глубокие глаза, которые заглядывали на самое дно моей души.

- Просыпайся, - хрипло прошептал Берт. – Пора что-то менять.*

____________________________

POV AUTHOR.

Алисию разбудил глухой удар и последовавший за этим ударом скрип.

Проклиная скрипучие двери гребаной больницы, девушка с ворчанием залезла под плед, прячась от надоедливого шума. Несколько секунд она лежала, вслушиваясь в непрекращающийся скрип.

Что-то мешало ей заснуть. Что-то было неправильное в этом скрипе, в этом хлопке двери, в этом шорохе…

Она распахнула глаза и отбросила плед.

Ее взгляд на целый миг остановился на посиневшем лице Майка – парень цеплялся тонкими пальцами за горло, пытаясь оттянуть момент; беспомощно болтал ногами в поисках опоры; хватал губами воздух, словно погибающая рыба, но необходимый его мозгу кислород застревал в сдавленном горле, с каждой секундой подталкивая его ближе к краю. Навстречу с НИМ.

Мгновенно Алисия оказалась на ногах, в голос проклиная все вокруг, поставила небрежно отброшенный стул, вскарабкалась на него и несколькими ударами ножа разодрала веревку. Майки упал на нее, и они оба свалились на пол, жадно глотая кислород.

- Ты… ты ненормальный! – воскликнула Алисия, едва к ней вернулась возможность говорить. – Чем ты вообще думал? – Внезапно девушка всхлипнула и неслабо ударила парня по плечу. – Безмозглый придурок! Ты хоть понимаешь… - Ее голос сошел на нет, и Симмонс откровенно заревела. – Ты… ты…

Майки наблюдал за ее покрасневшими от слез глазами, за дрожащими губами, за покрасневшими щеками. Он смотрел, как она всхлипывает, что-то без устали приговаривая, и даже не жалел о том, что она помешала его очередной попытке встретиться с НИМ. Он улыбнулся, подняв еще слабую руку, прикоснулся к ее горячей от рыданий щеке, останавливая бесконечный поток слез, и прошептал:

- Хэй… пора что-то менять.

_______________________________________

POV GERARD.

Горячие губы скользили по моему члену, пока я, сжимая пальцами его шелковые волосы, громко стонал, крепко зажмурив глаза. Судорога охватила все мое тело и я, извиваясь на холодном бетоне, попытался отстранить Фрэнка от себя. Сперма попала на его плечи, грудь и шею, но его это мало волновало. С видом победителя он прижал меня к себе, обжигая теплом своего тела. Наши губы встретились в ленивом, полусонном поцелуе. Я прижался к его груди, слушая успокаивающийся стук сердца. Моего сердца. В такие моменты я безумно рад, что не лишен слуха.

- Черт... Джи, простынешь ведь...

Сильные руки замотали меня в плед и оторвали от земли. Фрэнк направился вниз, крепко прижимая меня к себе. Я знал, что он не отпустит рук и не позволит мне упасть. И это знание заставляло легкие дышать, а сердце биться по-настоящему, не вхолостую,

Мы спускались по лестнице, в свою квартиру. Греясь в объятиях Фрэнка, я считал его шаги.

...девять, десять, одиннадцать...

Я говорил, что он не любит меня? Забудьте. Он любит меня. Любит по-настоящему, так, как не умеют люди.

...тридцать два, тридцать три, тридцать четыре...

Я читал про любовь, я видел ее на экранах телевизора и на сценах театров. Знаете, что? Ваша любовь - полная ерунда по сравнению с тем, что творится между нами.

...сорок семь, сорок восемь, сорок девять...

Я не любитель всего этого романтичного дерьма, которое люди считают обыденными традициями. Я просто люблю его. И буду говорить это, если меня посадят на электрический стул или наденут петлю на шею.

...пятьдесят, пятьдесят один, пятьдесят два...

И Фрэнк повторит это - он будет сидеть напротив меня на таком же стуле или же, гордо вскинув подбородок, будет стоять с петлей на шее. Он знает, что любит меня. Он знает...

...шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят...

Плечом Фрэнк отворил дверь в квартиру и, неловко закрыв ее за нами, направился к ванной, чтобы опустить меня в горячую воду. Посадив меня на холодный край ванной, он наклонился ко мне и, прежде чем открыть кран, тихо прошептал, щекоча дыханием мой висок:

- Я люблю тебя.

Знаете... Я готов пронести его сам хоть сотню раз эти семьдесят шагов, чтобы услышать это еще раз.

*********

В ту ночь мы заснули рядом, крепко прижавшись друг к другу под старым тонким одеялом, даже не подозревая, как многое изменится завтра.

_____________

* Дима Птицами - Чтобы ты умер