- М-м-м…. Немного глубже… – глухо простонал я. Руки тряслись от напряжения.

- А волшебное слово?

- Я пну тебя, если ты не засунешь свою штуковину немного глубже! – рявкнул я. Джерард захихикал.

- Кто-то сегодня очень нетерпеливый, правда? – пропел он, с силой вбиваясь в мою задницу. Пальцы сжимали мои бедра, оставляя темно-лиловые отметины. 

- Заткнись, - беззлобно отозвался я, уткнувшись лбом в скрещенные перед собой руки. Меня разрывало от ощущений, я просто… сходил с ума.

- Ты не боишься, что кто-то зайдет? – спросил равнодушно Уэй. Я чувствовал, что он уже близок к финалу, мышцы сжимались, и сам он сбивался с ритма. 

- Ты ведь подпер дверь? – приподнял голову я. Ноги уже затекли и тряслись от бесконечных толчков, и, конечно, быть обнаруженным в комнате Уэя в такой позе было бы весьма неприятно, но сейчас я был уверен, что оно того стоит.

- А мне казалось, что ты любишь острые ощущения, - отозвался Джерард. Он наклонился, и его тонкие губы прикоснулись к моей шее, лаская влажную кожу. – Поэтому я… Черт…

Я едва не взорвался. И утробно зарычал, пытаясь не дергаться, чтобы Уэй не слетел вместе со мной на пол. Джерард тяжело дышал, прижимая к себе мое тело, пока изливался внутрь меня. Затем вышел и упал рядом со мной, тяжело дыша и глядя в потолок пустыми глазами. Я упал лицом в подушку и застонал.

- Ублюдок, ты чуть не переломал мне все ребра, - проскулил я.

Джерард тихо засмеялся в ответ.

- Это был самый быстрый перепих в моей жизни. Тебе не на что жаловаться.

- Закрой свой рот, или я найду ему другое применение, - проворчал я,  сел на кровати и стал одеваться.

Джерард лежал, подложив руку под голову, не стесняясь своей наготы – я уже не раз видел его обнаженным. Из-под густых ресниц, отбрасывающих длинные тени на его щеки, он наблюдал за мной – внимательно и задумчиво. Я делал вид, будто и не замечаю его пристального взгляда, продолжая застегивать пуговицы мятой рубашки. Пальцы, покрытые порезами и царапинами, небрежно проталкивали металлические запонки в ткань. Я затянул ремень, зафиксировал и по привычке повернул пряжку на бок.

Комнату заливал золотистый свет ночника, разливая по стенам и потолку уютную атмосферу. В стекла бил холодный ветер, но мое тело еще пылало жаром, и я этого не замечал. За окнами шел снег – крупные хлопья падали с темного неба на землю, скрывая грязь и мусор под белоснежным покровом. Совсем как бледная кожа скрывает мерзкие внутренности и душевную порнографию под нежной оболочкой, защищая моральную грязь прекрасным покровом, блестящей мишурой и глянцевыми обертками. Но я знал кое-кого, кто был также прекрасен изнутри, как и снаружи… Гребаный ублюдок, у меня действительно болят ребра!

- Ты не идешь на ужин? – спросил я буднично, когда наконец-то понял, что Джерард не собирается одеваться. Уэй промолчал, прикрыл глаза и отвернулся к стене, кутаясь в простыню. Я оцепенел, непонимающе глядя на бледную спину, покрытую свежими засосами и царапинами – своими собственными метками. Острые позвонки выпирали так резко, что казалось, что тонкая кожа вот-вот разорвется, и алая кровь брызнет на белоснежную простыню.

Я прикусил губу и, качнувшись, сел на край кровати. Матрас скрипнул под моей тяжестью. Израненные пальцы пробежались по позвоночнику, разнося, словно заразу, волны дрожи по юному телу. Грубые пальцы второй руки мягко прикоснулись к шелковистым волосам.

- В чем дело? - спросил я тихо, почти нежно, пугаясь собственного голоса. Джерард судорожно вздохнул и промолчал.

Снег бесшумно ложился на землю, и в комнате только едва слышно жужжало электричество. Я слышал, как бьется его сердце, как он дышит, как перебирает тонкими пальцами складки простыни, как шумят студенты этажами ниже…

Я сделал глубокий вдох, закинул ноги на кровать и прижался к Джерарду. Мы обожгли друг друга: я обжегся холодом, а он дернулся от моего жара. Я выдохнул согретый воздух в его шею, словно пытаясь согреть. 

- Ты совсем замерз... - пробормотал я, одной рукой нашарил одеяло и набросил его на хрупкие острые плечи, чтобы притянуть к себе парня и уткнуться лбом в лопатку. - Так и простыть недол...

- Ты меня любишь? - глухим, незнакомым голосом спросил он.

Я оцепенел.

Мне послышалось?

Или все же...

То, что было между нами, ограничивалось быстрыми перепихами во время обеденного перерыва и ночными тайными встречами. Вернее, я просто пробирался в его комнату после отбоя, чтобы молча бросить тощее тело на кровать, провести несколько часов, давясь его стонами и сдерживая свои, а утром, часов в пять, незаметно прошмыгнуть обратно. Мы по-прежнему пытались язвить друг другу и, если хватало сил, огрызались во время секса, обменивались наполовину шуточными угрозами и старались укусить друг друга больнее во время жестких, почти свирепых прелюдий. Правда, на мой день рождения Джерард достал две липовые справки из санитарного пункта, чтобы мы могли провести весь день в постели. Он не мог достать на территории интерната ничего, что мог бы подарить мне. Поэтому он подарил мне себя. И несколько часов беспрерывных стонов и пошлых фразочек, которые он шипел мне на ухо.

Но мы никогда не говорили о чувствах.

Конечно, теперь Джерард стал мне гораздо ближе любого, кого я знал и знаю, теперь он был неотъемлемой частью моей гребаной жизни, теперь я думал о нем чаще, чем о себе, теперь я внимательно следил, чтобы никто не смел к нему приближаться, теперь все его тело было покрыто моими отметинами. Атмосфера в колледже накалялась с каждым днем, с каждым моим прикосновением к Уэю, будто сенсорная лампа, которая загорается ярче с каждым контактом. Но меня волновало это меньше всего. Жизнь уносила меня все быстрее в своем течении, и я едва успевал замечать такие мелкие детали, как хищные взгляды и угрожающий хруст чужих костяшек.

Джерард определенно стал смыслом моей жизни, моей навязчивой идеей, моей манией, моей... фобией. Я боялся его потерять. Боялся однажды ночью увидеть его мертвое тело с блестящей рукояткой ножа в груди. Боялся, что он потеряет ко мне интерес. Боялся, что он исчезнет из этого колледжа... Конечно, я приложу все усилия, чтобы вернуть и сохранить его, потому что я - гребаный собственник, но...

Я боялся, что он исчезнет из моей жизни, как боится потерянный волчонок, только нашедший логово, потеряться вновь.

А что такое любовь? Сотни поколений задаются этим простым, казалось бы, и глупым вопросом. Чувства? А существуют ли они? Может, это бабочки, где-то там, глубоко в животе? Плотские отношения? Взаимопонимание? Взаимная привязанность? Химическая реакция с выбросом определенной дозы адреналин в кровь? Или, может, умение терпеть друг друга без желания пропустить через мясорубку?

Я не знаю. И вряд ли когда-то кто-то сможет найти правильный ответ, который удовлетворит каждого.

Я не знал, люблю ли я Джерарда после всего, что между нами было. Ведь мы пошли не про проторённой дорожке "незнакомцы - знакомые - друзья - влюбленные", а по странной "дорожке Фрэнка и Джерарда": "незнакомцы - взаимные ненавистники - страстные любовники".

Просто сейчас, глядя в серую стену, прижимая к себе хрупкое теплое тело, я знал, что этот засранец нужен мне больше, чем остаток моей жизни. Ради него я отдал бы без раздумий всю свою жизнь, всю душу и всего себя - без остатка, до последней крошки, до самого дна своей порочной души. Ради него я бы прыгнул в пекло, чтобы оказаться рядом с ним, или - если он окажется в раю по счастливой случайности - я бы провел сотни лет в монастыре, вымаливая прощение за все свои проступки и грехи. Ради него я бы вывернул себя наизнанку, показал бы самые темные и слабые уголки себя. Только ради него я бы сломал ребра и вынул из грудной клетки сердце (если оно у меня есть, и то, что бьется сейчас внутри - действительно сердце) - влажное, пульсирующее, темное и наверняка гнилое, чтобы вложить в его тонкие музыкальные ладони. Ради него я продолжал цепляться за тонкое лезвие, по которому мы идем, раздирая до мяса пятки. Ради него, чтобы слышать его дыхание и сердцебиение... Ради него...

Только сейчас меня начинало накрывать осознание всего того дерьма, в которое я влип. Это словно болото, в котором мы тонем - два сумасбродных придурка, любящих друг друга до обжигающей ненависти.

Я прикоснулся губами к его щеке и поцеловал - впервые не пытаясь укусить или оставить болезненный засос. Я поцеловал, стараясь вложить в этот поцелуй всю нежность, которую прятал от нас обоих, не желая ее признавать.

- Я никогда не причиню тебе боль, - произнес я. Я знал, что Джерард поймет, что я говорю не о царапинах и укусах, а о тех повреждениях, которые не залить спиртом и не залепить пластырем. О глубоких, внутренних, тех самых, которые ложатся на самое сердце. – Я не знаю, что такое «любить». Но то, что я чувствую к тебе… - Джерард затрепетал, словно девчонка, когда я прикоснулся языком к его шее, - самое искреннее, что я когда-либо чувствовал.

Дверь, заранее подпертая стулом, распахнулась так внезапно, что я едва не свалился от неожиданности с кровати. Еще не затих грохот упавшего стула, когда над нашими головами, еще не успевшими сообразить, в чем, собственно, дело, раздался голос Берта, изменившийся до неузнаваемости.

- Живо, за мной!

- Что случи…

- Заткнись, - оборвал меня МакКрэкен. – Одевайтесь, нужно торопиться, пока не заявились копы.

- Я не понимаю… Мы что-то натворили?

В полумраке глаза Берта странно блестели. Я было решил, что парень просто перебрал, ловит галлюцинации, и мне нужно просто послать его отсюда подальше, когда он внезапно четко и рвано произнес:

- У Майка неприятности. Торопитесь.

Джерард мгновенно оказался на ногах и теперь ураганом носился по комнате, собирая свою одежду. В принципе, я понимал, что он беспокоится за брата. Берт молчаливо и терпеливо наблюдал за ним пустым взглядом за такими же молчаливыми метаниями Уэя. Его брови сошлись на переносице, челюсти были плотно сжаты, на горле быстро-быстро, словно после долгого бега, билась жилка. Глаза блестели в освещении лампы – но не из-за дури, как я сначала подумал, – я замечал такой же стальной блеск в своих глазах, если ловил свое отражение сразу после мордобоя. Он был в ярости. Эта ярость постепенно выжигала его изнутри, и я видел, как непроизвольно содрогаются его напряженные пальцы, будто он пытается схватить кого-то за глотку и не отпускать, пока бедолага не посинеет. Ноги парня дрожали, думаю, тоже от напряжения мышц. Внутри похолодело: что случилось, если даже Наблюдатель потерял контроль над собой? И почему он так странно молчит? Что все это значит? Берт был явно взбешен, но, тем не менее, не позволил себе отпустить ни одного оскорбления в сторону Уэя – после стычки в коридоре мужского крыла эти двое держались более чем агрессивно по отношению друг к другу. Пару раз я в последний момент хватал Джерарда поперек талии, не давая ему, ослепленному гневом, вступить в схватку с вечно спокойным и хладнокровным Бертом. Но сейчас я скорее подсознательно понимал, что Джерард одолеет Наблюдателя голыми руками.

Внезапно я понял, что мне передалась его нервозность. У меня похолодели ладони, а во рту стало слишком сухо. Джерард к тому времени уже был готов и первым вылетел в коридор. Берт вышел за ним. Я уходил последним. Уже у порога я вспомнил, что мы не потушили свет. Поэтому захлопнул за собой дверь, надеясь, что Джерард взял с собой ключи.

- У нас двадцать минут до приезда копов. В медицинский узел, - скомандовал МакКрэкен. Он напоминал мне одного из тех ребят, которые всегда знают, что делать – даже в самом дерьмовом положении. Поэтому я безропотно шел за побледневшим сильнее обычного Джерардом, не решаясь задать интересующие меня вопросы.

Джерард торопливо миновал лестничный пролет, перепрыгивая через ступеньку. Он был напряжен и сосредоточен, как опытный и ответственный хирург перед пересадкой сердца. Он не расталкивал студентов, потому что в этом не было необходимости: через четверть часа будет объявлен отбой, и большая масса разошлась по спальням. И я бы поверил, что он спокоен, если бы не его стиснутые в кулаки ладони. Я был уверен, что ногти Джерарда уже покрыты кровью. Его черная рубашка парусом взлетала за его спиной каждый раз, когда он резко сворачивал за очередной угол. Я рассеянно заметил, что на нем моя футболка.

Коридоры никогда не казались мне такими длинными. Освещенные офисными лампами, с бесконечными поворотами и дверями, узкие, давящие со всех сторон, будто сужающиеся. Мне то и дело хотелось ускорить шаг, но мы и без того шли слишком быстро. Я то и дело оскальзывался на плиточном полу.

Не церемонясь, Джерард распахнул двойные двери медицинского отсека и, не оглядываясь по сторонам, направился к единственной занятой койке. Я заметил капельницу, на которой был подвешен пакетик с кровью, украшенный эмблемой известного мне донорского центра. До боли знакомая картина заставила содрогнуться и пустила по всему телу армию мурашек. Мне бы не хватило пальцев обеих рук, чтобы пересчитать, сколько раз я встречался с этим рисунком – знаменитой змейкой, обвитой вокруг алой розы.

Вы когда-нибудь видели людей, стоящих у бездны? Которых на этой стороне держат только сильные антибиотики, безумно дорогие лекарства, опытные и квалифицированные врачи, которые нехотя цепляются за нити, соединяющие их с этой жизнью, которые уже устали от бесконечной боли и беспрерывных терапий, которые готовы сдаться... Уставшие, изможденные, невероятно бледные - они прекрасны в своем равнодушии и смирении. Майк был прекрасен до холода по позвоночнику в этот момент.

Невероятно хрупкое тело парня, накрытое тонкой больничной простыней, казалось, было сделано из самого нежного хрусталя. Бледная кожа, к которой явно прикоснулись холодные пальцы Смерти, была настолько тонкой, что я мог буквально увидеть, как под ней бежит чужая кровь. Резко осунувшийся, неестественно тихий, с заострившимися чертами лица и огромными синяками под глазами, он пугал меня так сильно, как не пугало меня ничего с самого раннего детства.

Я очнулся как раз вовремя: Джерард медленно оседал на пол, не в силах совладать с чувствами. Я подхватил его легкое тело за талию, тщетно попытался поставить на ноги, затем усадил на свободную койку.

-Многочисленные ссадины, ушибы, вывих плеча, сломан палец, два глубоких ножевых... - словно из тумана донесся до меня голос Берта. - В грудь. В паре дюймов от сердца. В живот. Органы не задеты, но... черт подери, он дернулся, разорвано пятнадцать сантиметров. Двадцать швов. Огромная потеря крови. Просто повезло, что на складе оказался донорский взнос нужной группы с практических занятий по биоло...

- Кто? - перебил его Джерард дрожащим голосом. Бледный, как и брат, раненный в самое сердце, он все равно был готов отомстить. И я был горд за него. Сейчас он напомнил мне сурового ангела - до внутренней дрожи прекрасный, волнами источающий яростную энергию, с горящими от гнева глазами.

Берт замолчал и принялся жевать губу, разглядывая дырку в белой простыни, которой был накрыт Майки. Я бы решил, что младший мертв, потому что грудь вздымалась едва заметно, а дыхания и вообще не было слышно. Старшего била крупная дрожь. Его сцепленные в замок пальцы, плечи и ноги дрожали, словно при эпилептическом припадке. Я прижал его к себе, положил ладонь на дрожащие руки и стал поглаживать его плечи и спину, целовать волосы, едва касаясь губами, бормотать на ухо успокаивающий бред, надеясь, что он успокоится, а не взбесится от моей нежности, проснувшейся в такой неподходящий момент. Мне было просто необходимо сделать это, поддержать его сейчас, в этот момент - потому что у Джерарда не было никого рядом.

- Я жду, - произнес он. Голос показался мне гораздо более твердым, но я не отстранился от него, лишь перестал шептать на ухо, чтобы не отвлекать.

Вместо ответа Берт запустил руку в карман и протянул нам измятый лист бумаги, потрепанный, некогда сложенный вчетверо.

- Я нашел это в его кармане.

Джи покосился на руку МакКрэкена так, будто тот протягивал ему горящей крысой. Поэтому я взял забрызганный кровью и грязью лист, грубо выдранный из чьей-то тетради. Не желая тянуть, я развернул бумагу.

В ней было лишь три слова, уродливо и явно второпях намалеванные маркером и трижды криво подчеркнутые.

Джерард судорожно выдохнул какое-то невнятное ругательство и до боли сжал мое запястье.

- Мы разминулись только на полчаса, я ушел за сигаретами до супермаркета, а когда вернулся, не нашел его в комнате. Начал искать, и потом... - Голос Берта сорвался, и ему пришлось сделать несколько глубоких вздохов. - Я нашел его в туалете, без сознания, в луже крови...

- Куда ты? - хрипло окликнул я Джерарда, когда он внезапно вырвался из моих рук, вскочил на ноги и вылетел из отсека, захлопнув дверь.

Мы встретились с Бертом взглядами.

- Мне нужно объяснить все копам, - отозвался он на мой немой вопрос. - Я останусь тут на ночь. Найди его.

Я бросил последний взгляд на Майки, который напоминал одну из тех кукол из "House of wax", кивнул Берту и, положив на его колени злосчастный лист, бросился за Джерардом.

_______________________

Я нашел его в его комнате. Сначала я пробежал мимо, не увидев света под дверью. И лишь потом я вспомнил, что оставлял свет включенным.

Джерард стоял у распахнутого настежь окна, вздрагивая от... холода? В его тонких пальцах дымилась сигарета, а ветер развевал мягкие волосы, дергал листы на столе, листал страницы раскрытой книги, неприятно холодил мое тело, разгоряченное после бега.

- Простынешь, - мудро заметил я, заходя в комнату и закрывая дверь. В полумраке я мог различить только силуэт Джерарда на фоне падающего снега. Он не отреагировал на мои слова, лишь сделал очередную затяжку. Я медленно подошел к нему и прижался к его спине, обвив руками талию и прижавшись щекой. Он вздрогнул, но промолчал.

Он был нужен мне.

Я был нужен ему.

Мы были нужны друг другу.

- Это из-за меня... Его чуть не убили из-за меня... Мой брат чуть не погиб из-за меня...

Я оцепенел, вспомнив зловещие кривые буквы в помятом листе. Затем резко развернул его к себе, вынуждая посмотреть в глаза.

- Мы не сдадимся, - твердо произнес я.

Джерард горько усмехнулся и отвел взгляд.

- Нет, Фрэнки. Это не тот человек, которым я готов рискнуть.

В груди что-то треснуло. Что-то, что появилось совсем недавно, что еще не совсем укрепилось, но на чем я держался в последнее время. Я тщетно пытался сжать это "что-то" и не дать ему рассыпаться, но молчание Уэя мешало мне сосредоточиться.

Лучше бы он начал истерить.

- Тогда...? - просипел я, стараясь поймать его взгляд. - Мы ведь что-то будем делать? Мы что-то придумаем, правда, Джи? - почти жалобно спросил я.

В другой раз я бы дал себе кулаком за этот тон. Но не сейчас. Сейчас мы снова балансировали на краю - удержаться нужно было любой ценой. Я был готов упасть на колени, если бы понадобилось, и целовать его ступни - я не хотел, чтобы ломалась моя лучшая часть, которая только-только стала укореняться в душе.

Джерард тяжело вздохнул, будто задыхаясь в объятиях Вселенной, и произнес то, что сталью рубануло по всем внутренностям:

- Нет, Фрэнк. Это финиш. Финал. The end. Называй, как хочешь. Между нами все кончено.

Вы слышали, как с каким оглушительным грохотом падает самолет с потерянным управлением на землю? С точно таким же грохотом сейчас разрушался я. Непередаваемые ощущения. Никогда не появится такого слова, которое сможет передать это чувство. Никогда. Нет такого слова, которое может придавить слушателя или читателя к земле ледяным прессом, ломая его кости и выдавливая внутренности; которое впрыснет под кожу такой же обжигающий яд, растекающийся сейчас по моим жилам; которое сможет сломать изнутри  одним небрежным ударом, вдребезги.

В глазах начала скапливаться влага. Ресницы стали тяжелыми и мокрыми. По щеке скатилась первая слеза.

Я уничтожен. Джерард добился того, чего хотел с самого начала. Он сломал меня. Он победил.

Он повернулся к окну и снова затянулся. Мои руки безвольно соскользнули с его плеч и упали вдоль тела. Я отстранился, чувствуя, как в ушах шумит тяжелая кровь. Холод, проникающий через окно, стал как-то пронзительнее.

- Надеюсь, мы останемся друзьями? - произнес Джерард. Я видел бледный профиль парня в стекле открытого окна. Он выдохнул облако дыма, приоткрыв тонкие губы.

- Я... - Я подавился воздухом. Джерард повернул голову и поймал мой взгляд в отражении. Никогда прежде он не казался мне таким измотанным и уставшим.

-Мне жаль, Фрэнк. Но так будет лучше.

Он действительно чувствовал себя виноватым – я видел это по взгляду. Но это ни черта не успокаивало боль, похожую на ту, которую каждый из нас испытывает в гребаном кресле в кабинете дантиста. Я кивнул. И сделал шаг назад. В ушах шумело, будто я по глупости высунул голову из окна машины на высокой скорости. Уэй, кажется, хотел сказать что-то еще, но я стремительно покинул комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Мне нужно успокоиться.

Эта единственная здравая мысль потянула меня дальше по темному коридору, к спальне МакКрэкена. Из-под его двери выползал холодный свет офисной лампы.

Опустошенное сознание отреагировало на этот факт легким удивлением. Разве он не должен сейчас сидеть рядом с младшим Уэем и отвечать на вопросы копов?

Без стука я вошел в его комнату и, не замечая удивленного взгляда Берта, как во сне, почти лениво подошел к нему, запустив руку в задний карман брюк и вынимая несколько помятых купюр.

- Мне нужна доза, - буднично произнес я, не узнавая свой голос. Берт, стягивающий с себя рубашку, приподнял бровь.

- Тебя не волнует, что в здании интерната двое копов?

- Нет. Мне нужна доза. Вернее, две. Нет... Три.

Берт хмыкнул, поднялся с кровати и, отстранив меня, подошел к своему столу. После недолгих махинаций с нижней частью деревянной крышки в его руках оказалось три крошечных пакетика. В каждом лежало по одной белой таблетке - крошечной, круглой, гладкой.

- Не больше одной за трое суток, - предупредил он сухо.

Именно то, что сейчас надо.

- Сколько с меня? - спросил я равнодушно.

- Первая покупка за счет заведения, - не менее равнодушно отозвался он, подбрасывая в воздух таблетки. Я автоматически поймал их и спрятал в кармане вместе с купюрами. Затем направился к двери. Уже у порога я оглянулся и поймал на себе прищуренный взгляд Берта. Он будто изучал меня, пытаясь понять, что я задумал.

Нет, Берт. Тебе никогда не понять мою упрощенную версию. Ты слишком туп для этого.

- Как Майки? - спросил я, чувствуя себя более, чем нелепо. Взгляд Берта помрачнел.

- Они ждут, пока он очнется, чтобы опросить.

- Ясно...

Берт одарил меня странной улыбкой, и я вышел и прикрыл за собой дверь. Несколько минут я стоял, пальцами поглаживая гладкие таблетки в пластиковых пакетиках. Я уже предвкушал сладкое головокружение, полет в космос, прыжок в небо...

Вряд ли Боб обрадуется, обнаружив утром мой хладный труп, верно?

Поэтому я развернулся и направился в сторону душевых. Кто-то забыл потушить свет, поэтому мне оставалось только закрыть за собой дверь и, пройдя мимо ряда кабинок, подойти к трем раковинам в самом конце комнаты. Приглушенный грязный свет действовал угнетающе, собственные шаги отдавались гулким эхом и отражались от стен,  словно стараясь подчеркнуть мое одиночество, пол был слишком скользким, а стены слишком грязными…

Я оперся руками о края раковины, уставился в свое отражение. И не узнал себя. Пустой мертвый взгляд, круги под глазами, прикушенная до крови губа (когда я успел?). Жаль. Но трупы никогда не отличались красотой. Лишь Майки, наверное, может стать исключением…

Многие знакомые, недруги, копы и даже родители часто говорили мне, что я закончу жизнь так – от передозировки, в грязном туалете. Тогда я лишь фыркал, тогда я не знал, что в мою жизнь ураганом внесется тощий упырь и разнесет в пух и прах всю мою силу воли.

Неважно. Скоро все это закончится. Совсем скоро.

Я хмыкнул, открывая холодную воду.

Вода хлынула сплошным потоком, разбрызгиваясь по раковине, пока отверстие канализации, захлебываясь, старалось ее поглотить прежде, чем она выплеснется за край. Несколько минут я завороженно наблюдал, как давится черный рот раковины, глотая воду, стараясь успокоиться. Пальцы предательски дрожали. Я до сих пор не мог поверить, что собираюсь это сделать.

-Давай… ну же… - подбодрил я сам себя. И, глубоко вздохнув, одну за другой высвободил таблетки из пластиковых упаковок.

Замер на миг – не больше.

Затем небрежно закинул в рот и прижался губами к холодному влажному крану, глотая воду, как глотало черное отверстие только что.

Прости, Джи.

Прости, что мой последний поцелуй предназначен не тебе.