Вместо пролога.

Люди… порочные. Не идеальные. Отвратительные. Слабые.

И я один из них.

Я порочен. Потому что я солгу, убью и украду ради него.

Я не идеален. Потому что я влюблен в него.

Я отвратителен. Потому что я посягнул на него.

Я слаб. Потому что я не могу ничего сделать со своей любовью.

Я всегда считал жизнь слишком мимолетной и короткой, чтобы тратить ее на такую ересь, как любовь. Я считал так, пока не влюбился. И я до сих пор считаю любовь главным пороком.

Это дефект, брак, проблема, недостаток, слабость каждого человека – называйте, как душе угодно. А я назову это аффектом. Моим личным аффектом.

******

Аффе́кт (от лат. affectus — душевное волнение, страсть) — сильное, быстро возникающее и бурно протекающее психическое состояние, характеризующееся сильным и глубоким переживанием, ярким внешним проявлением, сужением сознания и снижением самоконтроля.

Аффект (психология) — эмоциональный процесс, характеризующийся кратковременностью, интенсивностью и выраженными физиологическими проявлениями.

Аффект (психиатрия) — настроение (как во внешнем выражении, так и во внутреннем восприятии), а также степень выраженности эмоций, либо эмоциональный процесс в целом.

Аффект (уголовное право) — кратковременное эмоциональное состояние человека, обычно вызванное травмирующими переживаниями, в котором он считается невменяемым или ограниченно вменяемым. © Wikipedia, свободная интернет-энциклопедия.

Глава 1. Живые.

POV Bert.

Это была невероятно тихая ночь. Розовое зимнее небо окрасило покрытую снегом землю в мерзкий кровавый оттенок, будто какой-то ненормальный решил принести себя в жертву неведомому Богу, расплескав свою кровь по снегу. Но мне не было дела до прелестей ночного пейзажа: судорожно удерживая тонкую кисть в своей руке, я вглядывался в происходящее у главной арки, пытаясь разглядеть, что, черт возьми, там происходит.

Золотистый, почти волшебный свет озарял развернувшуюся перед нами картину, лишая ощущения реальности. Я проснулся совсем недавно, и потому ощущал некую дезориентированность в пространстве, потому что остатки сна, подобно алкоголю, не желали выветриваться из сознания. Но, тем не менее, я продолжал сжимать холодную руку пальцами, не позволяя вырваться.

Под аркой стояло много темных фигур. Вернее, не много, нет, около десяти человек, может, пятнадцать. В тот момент я, сонный и растерянный, отбросив свою постоянную сосредоточенность и ясность мысли, был просто не в состоянии сосчитать их. Но я заметил еще двоих. Они сидели на коленях, так близко друг другу, глядя друг другу в глаза и, кажется, улыбаясь. Тот, что был повыше, улыбался. Лица второго парня я не разглядел. Зато я разглядел холодный блеск пистолета в чьей-то руке, чье дуло было направлено точно в его висок.

Второй, пониже, внезапно поднял руки и осторожно, словно самый тонкий хрусталь, обхватил лицо первого. Медленно он наклонился ближе и приник к его губам. Мир замер в ожидании, затаив дыхание. Я чувствовал, как над этими двумя сгущается отвращение и ненависть, переполненная насыщенным запахом крови, которая вот-вот должна пролиться.

- Мы еще встретимся? – спросил первый голосом человека, который только что очнулся от очень приятного сна. Он определенно был счастлив, чувствуя рядом тепло любимого человека, пускай и стоя на коленях на холодном снегу.

- Я обещаю это, - произнес второй. Его голос чуть дрогнул, выдав его страх. И я был готов биться о заклад, что он боялся не смерти. Во всяком случае, не своей.

Они смотрели друг другу в глаза, упиваясь последними секундами своих жизней – коротких, но красивых. Их жизни были яркими и быстрыми, и теперь, напоследок блеснув своими душами, они срываются вниз. Как звезды. Оставляют неизгладимый отпечаток на сердцах тех, кому посчастливилось увидеть их падение: прекрасное и смертельное.

Из прострации меня выбило осознание того факта, что рука, которую я сжимал, исчезла.

Я проснулся. Проснулся, блять, в гребаных носках, на гребаном снегу, дрожа от гребаного холода, пока Майки бежал вперед, оскальзываясь и едва не падая, наивно думая, что спасет своего брата и его любовника.

- Не трогайте их, уроды!

Два десятка взглядов впилось в его тощую и хрупкую фигурку, которая летела, не в силах остановиться, прямо в лапы смерти. Остатки сна покинули меня, когда я с внезапной ясностью вспомнил, как Майки разбудил меня, уверяя, что Джерарду нужна помощь, и осознал весь ужас ситуации – на это ушли считанные мгновения.

- Майки, стой!

Я не узнал собственного голоса. Я рванул за ним, задыхаясь от страха. Да, моя физическая подготовка была гораздо лучше, чем у Майка, но я и без того дал ему огромную фору.

Это была гонка на смерть. Я знал, что ни у кого из этих ублюдков не дрогнет рука, когда они спустят курок, направив дуло на младшего Уэя. И я понимал, что должен обогнать его и защитить – не важно, какой ценой, плевать, сколько усилий придется приложить. Я просто обязан сделать это. Потому что я гребаный эгоист, и я умру без этого очкастого фрика.

Время замедлилось, превратившись в густую и клейкую массу, сквозь которую мы продирались, оскальзываясь и обжигая холодом ноги. И я боялся. Боялся, что не смогу продраться и застряну, не выполнив свою миссию. Я знал, что мы бежим всего несколько секунд, но мне казалось, что я бегу уже несколько лет, что я давно поседел от возраста и эмоций, что переполняли меня; за эти несколько секунд я успел представить, что Майк лежит в гробу – как всегда, невыносимо красивый, бледный, почти синеватый, с плотно сомкнутыми веками, с дырой во лбу, которую обрамляет давно запекшаяся кровь. Я успел представить, как его, такого идеального и холодного, с посиневшими обескровленными губами, опустят в могилу, украшенную цветами, и меня, рыдающего над плитой с его именем, будет разделять от него, навеки заснувшего, целых шесть футов земли. Я придумал тысячи способов покинуть этот мир, чтобы нас похоронили под землю – плевать, что я боюсь замкнутых пространств и всегда хотел, чтобы меня кремировали и развеяли над океаном, теперь я хочу быть рядом с ним. Всегда.

А потом я обхватил его хрупкие плечи и толкнул вперед, на снег, закрывая своим телом. Пуля просвистела над моей головой – я почувствовал, как по телу, от самой макушки, разбежались мурашки, когда она пролетела мимо. Грохот от выстрела облетел всю округу, наверняка переполошив весь корпус.

Все в порядке. Он жив. Мы живы.

Я поднялся и сел на колени, и помог сесть Майку, чтобы убедиться, что он в порядке. Отряхивая его от снега, я пожалел, что не взял куртку – парень дрожал от холода. Надеюсь, что от холода.

Все в порядке. Он жив. Мы живы.

Крови и прочих повреждений я не заметил, и потому позволил себе поднять голову.

Все в порядке. Он жив. Мы живы.

Парень, который стрелял в нас, трясущейся рукой удерживал пистолет, который грозился вот-вот выпасть из его пальцев. Он явно стрелял впервые в жизни. А сейчас, отойдя от состояния аффекта, когда адреналин поспешно и предательски покидал его сосуды, он просто был в ужасе – хотя бы от того, что только что едва не убил кого-то из нас.

Все в порядке. Он жив. Мы живы.

Я поднялся с колен и, прищурившись, протянул ему руку.

- Отдай мне это, – как можно тверже произнес я, пытаясь подавить внутренний страх.

Все в порядке. Он жив. Мы живы.

- Только вздумай, - прохрипел другой парень. Он стоял за его спиной, чуть ближе к Джерарду и Фрэнку, и, озлобленный чужим промахом, представлял гораздо более серьезную угрозу, нежели этот несчастный идиот с трясущимися руками. Но этот Идиот держал заряженный пистолет.

Фрэнк сидел на коленях, возле Джерарда, сплевывая кровь. Надеюсь, это не внутреннее кровотечение, иначе дела совсем плохи. Джерард сжимал его руку, испуганно, совсем как кролик, наблюдая, за пистолетом, который дрожал в чужой руке. Оставались считанные минуты до появления копов – и это осознавали мы все, кроме идиота с оружием. Билл, который давно точил на нас зубы, был только рад использовать руки этого Идиота, которые можно замарать кровью кого-то из нас. Джерард боялся за своего брата, который был перепуган не меньше, но не мог сделать хоть что-то, не опасаясь все испортить. А Фрэнк просто блевал кровью – что он вообще мог сделать, избитый и истерзанный дракой?!

Что-то блеснуло в пальцах Джерарда. Нож рассек воздух и оказался загнанным по рукоятку в ногу Идиота. Он завизжал, как свинья на убое, отбрасывая пистолет куда-то в сугроб, из которого совсем скоро его извлечет какой-то особенно наблюдательный коп, который будет вместе со своими коллегами изучать место происшествия. Идиот схватился за свою ногу, выдергивая из собственной плоти лезвие. Кровь брызнула фонтаном на снег, и он рухнул ничком, пытаясь ее остановить.

А я просто сделал широкий шаг вперед и, размахнувшись, ударил Билла в нос, вслушиваясь в приятный хруст костей под костяшками.

Это был один из тех поступков, в правильности которых я не сомневался.

Эта сука заслужила.

Глава 2. Стабильные.

POV Frank.

Это было довольно... странно: быть не тем, на кого тычут пальцем, обвиняя, а тем, кто сидит на мягком диване, в красках расписывая драку. Я не забыл ни одну деталь и ни один удар, чувствуя на себе угрюмые взгляды мразей, покалечивших Джерарда, подбадривающее присутствие Берта и гневную дрожь Майка, которого МакКрэкен поглаживал по острым плечам.

Берт даже отдал копам записки, которые нам постоянно оставлял Тернер. Копы вложили эти клочки в папку дела с важными физиономиями, а я продолжал говорить, иногда останавливаясь, чтобы указать на того или иного парня, вспоминая, кто сильнее пытался ударить Джерарда, когда тот без сил рухнул на снег.

Хмурые копы жадно записывали каждое мое слово, лишь изредка перебивая, чтобы уточнить какую-либо деталь. Затем, когда я закончил и пальцем указал на каждого из присутствующих, подробно расписав роль каждого из них в драке, подал голос Берт.

- Еще минутку, сэр, - учтиво произнес он, едва я плюхнулся на диван, морщась от боли.

Внимание копов мгновенно впилось в МакКрэкена. Хромая, он подошел к столу, за которым они вели протокол, и опустил на него нечто маленькое и блестящее.

- Прошу добавить в дело тот факт, что имела место попытка убийства младшего брата пострадавшего, когда тот попытался остановить драку. - Острый, как бритва, взгляд Берта скользнул по побледневшим лицам компании Билла Тернера, заставив их вздрогнуть. Сам Тернер, глядя на меня с ярой ненавистью, с окровавленным воротником и распухшим носом, внезапно покрылся желтыми пятнами.

- Убийства? - переспросил коп недоверчиво.

Я скрипнул зубами от злости. Эти наивные кретины свято верили, что имеют дело с обычной дракой, даже не допуская мысли о том, что этой ночью мог кто-то погибнуть. Едва подавив желание заорать или броситься с кулаками на Тернера, чтобы бить его об стену головой до тех пор, пока не увижу его тухлый мозг, размазанный по всему кабинету, я поднялся и направился прочь.

Я слышал, как Берт начал говорить про выстрел, которого Майкл чудом сумел избежать, слышал ропот Билла, которого совсем не устраивало, что МакКрэкен каждым своим словом увеличивает его срок. Быстрым шагом я направился в больничное крыло.

Врачи описали состояние Джерарда... стабильным. Нет, мать их, не удовлетворительным, а именно стабильным. Я никогда не разбирался в таких штуках, и потому вы должны представлять, как меня, уставшего и мрачного, разозлило это мудрое словечко.

Стабильно.

И сколько я не орал матом, угрожая разнести все медицинское крыло, ничего более вразумительного я не услышал.

Стабильное состояние... Стабильно ухудшается? Стабильно идет на поправку? Стабильно ни хрена не происходит?

- Я хочу его увидеть! – кричал я, пытаясь оттолкнуть полную медсестру, которая упрямо усаживала меня в кресло. Но силы стремительно покидали меня, и я слабел с каждой секундой.

- Я позову тебя, когда он очнется, - на одной ноте произнесла она, усаживая меня в кресло. Внезапно охватившая меня сонливость уняла раздражение, и я смог только злобно зыркнуть на медсестру.

- Я просто хочу убедиться, что с ним все в порядке, - твердо произнес я, поднимаясь и устало глядя на женщину. – Я не спал всю ночь, я избит, как последняя собака, я чертовски зол, я едва не потерял дорогого человека, я измучен и просто невероятно устал. Дайте мне увидеть его, чтобы я мог спокойно заснуть этой ночью.

Женщина хмуро уставилась на меня, и я уставился в ответ, зная, что продолжать спор нет смысла. Либо я войду в палату через дверь, либо через окно. Третьего не дано.

- Ты его любишь? – с тяжелым вздохом спросила она.

Я едва не подавился.

- Как… Он… Я…

- Даже его брат так не рвался к нему, как ты.

- Я не люблю его, - отрезал я. Женщина недоверчиво приподняла бровь. И я добавил едва слышно: - Это гораздо глубже…

Медсестра с тяжелым вздохом выпрямилась.

- На пять минут, - коротко сказала она. – Потом иди к себе и отоспись. И…

- Что?

- На твоем месте я бы закрыла на ночь дверь. Этих ребят увезут только после обеда, а в колледже сейчас неспокойно.

Она удалилась в свою подсобку, а я поднялся с кресла и направился в палату, чувствуя, как немеют ноги. Наверное, правильно будет сказать, что я переставал чувствовать свое тело вообще, но мне было не до этого.

Джерард мирно спал. Пластыри были закреплены на вправленном носе, на особенно глубоких царапинах на лице и на руках, которые пострадали не меньше, пока он защищал голову от ударов. Несколько пальцев на обеих руках были забинтованы, и я был готов поклясться, что разглядел слой гипса. Оба запястья были крепко перевязаны почти до самых локтей; к правой руке, у вены, была закреплена игла капельницы, которая стояла рядом с кушеткой. Я горько усмехнулся, представив, как возмущался Джерард, пока иглу вводили под кожу.

Я подошел ближе и приподнял, поправляя, плед. Обе ключицы Уэя были плотно забинтованы. Я тяжело вздохнул, надеясь, что Берт сделает все возможное, чтобы эти ублюдки не отделались так просто. Но я понимал, что даже если им дадут пожизненное (что маловероятно), я не буду удовлетворен. Если бы Джерард не выжил, если бы я потерял его этой ночью – я бы, не задумываясь, перебил бы их всех, до одного. Билла убил бы последним. Чтобы он умирал от страха, пока я бы разбирался с остальными. А с этим уродом я бы расквитался с особенной жестокостью. По одному ломал бы и отгрызал пальцы, а затем, начав с пальцев ног, стал бы ломать кости. Каждую крошечную косточку, с минутным перерывом. В человеке около двухсот костей. Отнять отгрызенные пальцы, учесть, что на пять пальцев – это четырнадцать костей, а обе руки – двадцать восемь, получим… сто семьдесят два. Минус те кости, до которых я не смогу добраться, если не умерщвлю его, – а убивать я его не буду, чтобы насладиться вдоволь его муками, и, в итоге, около ста двадцати костей.

Почти два часа адской боли (по минуте на кость, помните?). И, когда я закончу, я вскрою его брюхо. Нет, не просто вскрою. Буду резать медленно, самым тупым ножом, который найду, по сантиметру вгрызаясь в его мерзкую плоть – пока кишки не вывалятся на снег. Но и тогда он будет жить, пусть и будет мечтать о смерти. Во всяком случае, мой пес прожил пять долгих часов, когда его сбил грузовик, буквально размазав его внутренности по асфальту.

И эта сука проживет не меньше, пока его кишки будут лежать рядом с ним, на снегу, порозовевшем от крови, а сам он будет царапать ногтями лед, хрипя и умоляя о пощаде.

Я хмыкнул, почувствовав, как дрожат от возбуждения руки, и осторожно сел на край койки.

Ресницы Джерарда задрожали. Он приподнял веки и, моргнув, заметил меня. Растянув губы в слабом подобии улыбки, он поднял свою руку, покрытую толстым слоем бинтов, и сжал мои пальцы. Я мягко сжал его руку в ответ, боясь причинить ему боль – хрупкому и уязвимому, как никогда раньше. Я скучал по его дерзкой улыбке, которой он одарил меня в первый день нашего знакомства.

- Хэй, Фрэнк, - позвал он едва слышно.

- Да?

- Я тебя ненавижу, - слабо улыбнулся он, снова засыпая.

Так я ему и сказал однажды, когда не мог понять, что со мной происходит.

Знаете, что он мне ответил?

«Ненависть – такое… страстное чувство».

Я почувствовал, как улыбаюсь в ответ – сквозь усталость и гнев.

- Я тоже ненавижу тебя, малыш, - прошептал я. Затем нагнулся, прикоснулся губами к его лбу, оставив легкий поцелуй, поднялся и направился прочь.

Но, кажется, не дошел. Пол внезапно стал приближаться ко мне со сверхзвуковой скоростью, а мир погряз во мраке.