Что-то начинает происходить со мной, когда я сажусь в машину и хлопаю тяжелой дверью.
Завожу мотор.
Я вижу этот гладкий лоснящийся асфальт и сотни сонных огней, плавающих в мартовской ночи цвета индиго. Растекающиеся тени случайных прохожих. Смазанные очертания фонарей и светофоров. Теряющие четкость силуэты автомобилей, рвущихся вперед...
Я чувствую давящую усталость. Тяжелеют веки. Жмурюсь, видя из-под ресниц лишь пятна бело-желтого света... Но усталость ли это? Когда сознание начинает подменять образы, выходя на встречную полосу, путая меня и путаясь само. Позволяя памяти отобрать кисть и масло. И ты уже слышишь голоса, которые забыл. Слова перекручиваются тугой проволокой, отдаваясь в ушах невнятным эхом. Несколько коротких вспышек дождливых тонов, и ты словно покидаешь машину. Оставляешь свое тело... И ты уже не там. Ты возвращаешься обратно — в тот мир с одним единственным окном...
Я вздрагиваю и, немного приходя в себя, сильнее давлю на газ. На лбу выступает пот. Ругая себя, я провожу ладонью по волосам. Не хватало еще потерять управление. Поспешно включаю радио, ощущая легкую дрожь в правой руке, и салон заполняется одним из хитов Фрэнка Синатры. Крепко держа руль, я смотрю вперед и стараюсь сохранять спокойствие, веля себе дышать. Не время для воспоминаний, совсем не время.
Дороги практически чисты, я слегка превышаю скорость, понимая, что времени совсем нет. Мысли начинают расчищаться, и в памяти всплывают телефонный разговор и силуэт молчаливого подростка. В ту минуту я совершенно не знаю, что увижу, когда буду на месте. И не хочу гадать, строить оптимистичные или пессимистичные картины у себя в голове. Единственное, что я чувствую, что мне не наплевать. Где-то внутри отзывается волнение, перемешанное с чувством ответственности за этого мальчика, пусть я и не знал о нем почти ничего. И то, что я ощущаю внутри себя, — это желание помочь. Почти отчаянное, возникшее буквально из ниоткуда в ту секунду, когда прогремели слова.
Он не дышит.
Я киваю сам себе на пролетающие мимо фразы из недавнего и далекого прошлого. Кусаю губы. Продолжаю глядеть на асфальт, прячущийся в изгибах двухцветной темноты. Достаю леденцы, лежащие в бардачке, и бросаю в рот. В отблесках фар, оседающих рассыпчатыми вспышками перед стеклами, точно отражается каждая пророненная секунда. Под мотив проносящихся вдаль машин. Под стук сердца, стремительно бьющегося от очередного выброса адреналина. Тук-тук-тук-тук.
Я уверен, что непременно опоздаю и разминусь со скорой. Но ошибаюсь — стоит завернуть за угол, как в глаза бьет яркий свет...
Я вижу перед собой большую машину, в спешке передвигающихся людей в белых халатах, застывшие лица собравшейся публики и уже подошедших журналистов. Сжимаю зубы и торможу возле дома. Легкие слишком быстро заглатывают холодный воздух, как только я выскакиваю из автомобиля и хлопаю дверью. Мой взгляд останавливается на двух медиках, держащих носилки и быстрым шагом идущих по направлению к машине. Попадая под вспышки фотокамер, они всячески велят им отойти.
— Не загораживайте путь! Отойдите в сторону! Все в сторону!
И я уже спешу к ним, чувствуя, как кровь приливает к вискам от напряжения, а в ушах отдается звон.
Лежа на спине, Джерард тяжело дышит, вертит головой в полуобморочном состоянии. Я замечаю, как одна рука повисает в неестественной позе, соскальзывая с носилок, другая прижата к груди. Один из медбратьев, молодой латиноамериканец, идущий позади, громко разговаривает с парнем, пока они вдвоем с коллегой на полной скорости несут его к машине скорой помощи.
— Сохраняй сознание! Не отключись, слышишь? Смотри на меня!
Действуя быстро, медработники затаскивают Джерарда в салон.
— Не теряй сознание! — продолжает восклицать медбрат, надевая на него кислородную маску.
Впопыхах достигая машины, я чуть не врезаюсь в другого медработника и бросаю взгляд на парня. В тусклом свете висящих светодиодов лицо Джерарда особенно бледно. Я замечаю, как распахиваются его глаза, обнажающие пугающе стеклянные зрачки, и почти сразу захлопываются. Мокрая челка облепляет потное лицо, а из его груди вырываются болезненные стоны.
— Как он?
Медбрат, держащий парня за руку, занят, чтобы обернуться.
— Отойдите от машины! — раздается в ответ.
— Я не журналист, я друг семьи! — восклицаю я, в то время как меня пытаются оттащить в сторону. — Скажите, как он?
Мужчина не сразу отвечает мне, следя за состоянием Джерарда, а потом кивает напарнику:
— Паркер, где его мать? Нужно немедленно ехать!
Тот показывает резким жестом в сторону дома.
— Ей стало плохо. С ней сейчас только горничная.
Медбрат тихо ругается и, поворачиваясь ко мне, спрашивает:
— Друг семьи?
Я качаю головой.
— Да.
— Залазьте сюда, — как-то разглядев в моих глазах честность, он подает мне руку, пропуская внутрь салона. — Говорите с ним... Слышите? Не позволяйте ему потерять сознание! Постоянно держите с ним контакт.
Дав указания, запыхавшийся медбрат сажает меня рядом с Джерардом. Глаза парня в этот момент направлены в потолок, потрескавшиеся губы шепчут что-то.
— Мне нужно помочь миссис Уэй, скорая отвезет вас в больницу, она тут рядом, — произносит мужчина и, прежде чем покинуть салон, касается моего плеча: — Он должен знать, что ему еще рано уходить на тот свет.
И в следующий миг двери передо мной захлопываются... Я сразу же беру ладонь Джерарда в свою. Она такая горячая и потная, будто у парня лихорадка. Мы резко двигаемся с места, и я опираюсь о стену, чтобы не упасть.
Наклоняясь к парню, я второй рукой провожу по его влажному лицу и говорю:
— Ты выберешься, Джерард. Я знаю, что выберешься.
Ответа не поступает. Он молчит, а после резко начинает елозить на месте, морщась, по-видимому, от новой порции накатывающей боли и кусая бледные губы. По раскрасневшимся щекам стекают слезы, падая мне на руку. Парень пронзительно стонет на весь салон и с силой сжимает глаза, в то время как я крепко держу его за руку.
Мы едем очень быстро, я слышу включенную сирену, и происходящее так похоже на фильм.
Внешне спокойный и собранный, я ощущаю, как внутри меня все разрывается, а в мыслях перепутывается столько вопросов. Я ничего не понимаю, он же еще такой ребенок, ему нет и пятнадцати. Кто в его возрасте думает о смерти? Что, черт побери, произошло, что он так сильно хочет покончить с собой всеми существующими способами?
— Джерард, посмотри на меня, — твержу я, вспоминая слова медбрата. — Посмотри на меня. Я рядом. Ты не один.
Но Джерард лишь мычит, сжимая зубы и царапая собственные ладони. Весь в поту, дрожащий, парень терпит изо всех сил, чтобы не прокричать снова. Крутя головой, он хватает легкими воздух, а безумный взгляд бегает по салону.
— Взгляни на меня, — повторяю я. — Ты должен держаться, слышишь?
И я поворачиваю его лицо к себе. Мы в мгновение пересекаемся глазами. Грудь Джерарда тяжело поднимается, отчего дыхание парня становится громким и прерывистым. Изнеможенный и несколько отрешенный, он смотрит на меня в каком-то диком отчаянии.
— Я хочу умереть...— шепчет он слабым и лишенным всяких эмоций голосом, словно чужим, ему не принадлежащим. — Я так хочу умереть...
Я качаю головой.
— Нет, не говори так. Не надо...
И в следующую секунду парня волной накрывают рыдания — Джерард истошно стонет, подгибая колени, слезы льются рекой, смешиваясь со слюной и попадая на его волосы, одежду и медицинскую простынь.
— Я хочу умереть... — он начинает кашлять и то и дело задыхается. — Дайте мне умереть... Я не хочу больше жить...
Я в спешке надеваю на парня кислородную маску, которую он сорвал с себя несколько минут назад, и держу его за руки, в то время как Джерард продолжает повторять прежние фразы и вертит корпусом тела из стороны в сторону, двигая оборудование и сбрасывая предметы. Капли пота стекают с моего лица, ладони болят, а спина затекает из-за той позы, в которой я стою. Головокружение застает врасплох, и на мгновение я теряю связь с реальностью.
— Черт побери, Джерард... Не сдавайся... ты должен оставаться сильным. Борись... Ты должен жить, даже если сейчас тебе кажется иначе.
Резкая остановка заставляет меня пошатнуться, и я больно ударяюсь о рядом стоящее кресло.
— Проклятие, — вырывается из меня, и, не успевая опомниться, вижу, как распахиваются двери.
Медработники, разговаривая наперебой, поспешно выталкивают меня из машины и выносят стонущего Джерарда на носилках. Я следую за ними, бегу за людьми в белых халатах по такому же белому коридору, похожему на длинный туннель. Парень хватает меня за руку и что-то говорит мне, а я не могу разобрать. Он все повторяет и повторяет, шевеля мертвенно бледными губами, практически не делая паузы, и наконец мне удается расслышать.
— Скажите Майки... Скажите ему, что ее... Ее не существует...
Я всем видом даю понять, что не осознаю, о чем речь. Кто такой Майки? О чем он говорит?
— Передайте Майки, что ее существует... Скажите ему... Передайте Майки, что ее нет...
И перед тем как они скрываются в операционной, я только успеваю сжать ладонь Джерарда и посмотреть в его тускнеющие с каждой секундой глаза.
*
В больничном коридоре царит тишина. Я сижу, опершись спиной о стену, и смотрю на медсестер, то и дело пробегающих мимо меня на цокающих каблуках и держащих различные медикаменты. На часах уже час ночи, и я думаю, что выспаться мне уже не удастся. Вестей о Джерарде по-прежнему нет. Неизвестность постепенно начинает напрягать, а мозг подкидывает различные версии того, что происходит в операционной. Вдобавок в памяти неустанно вспыхивают слова парня о том, как он хочет умереть, и картины его мучений. Я пытаюсь отделаться от них всеми способами, но ничего не помогает.
Проходит около часа с тех пор, как я нахожусь здесь, как в дверях появляется темнокожая женщина с наспех накинутым пальто и растрепавшимися волосами. Она подбегает к стойке регистрации, и когда до меня четко доносится фамилия Уэй, я выпрямляюсь. Похоже, это та самая горничная, о которой упомянул один из медбратьев. Получая ответ на свой вопрос, женщина благодарит юную блондинку и, оборачиваясь, сталкивается со мной глазами. Я киваю ей, и она несмело подходит ко мне.
— Меня зовут Фрэнк Айеро, — я подаю ей руку, которую она с легкой улыбкой пожимает.
— Грэйс Уилкшир.
— Приятно познакомиться. Я друг семьи. Приехал на скорой, в которой привезли Джерарда.
На глазах Грэйс тут же выступают слезы. Она торопливо их смахивает.
— Как он? — шепчет женщина.
Я приглашаю ее сесть рядом, и она занимает место справа от меня.
— Без понятия, — отвечаю я и добавляю, смотря на женщину: — Но нужно надеяться на лучшее.
Грэйс кивает и вытаскивает висящий на шее крестик.
— По дороге сюда я беспрерывно молилась. И сейчас буду. Бог не оставит нашего мальчика в беде.
Я понимающе качаю головой. Сам я вырос католиком и в трудные периоды жизни читаю молитвы, а по воскресеньям регулярно хожу в церковь вместе с женой и дочерью.
— Я тоже помолюсь за него, — произношу я. — Скажите, как миссис Уэй?
— Ох, — женщина вздыхает, — слава Богу, пришла в себя. Ей вызвали врача, он сейчас с ней. А я ринулась сюда к моему Джи.
Услышав, как Грэйс зовет Джерарда и беспокоится о нем, я понимаю, что у них, по-видимому, очень близкие отношения. Может, даже ближе, чем его отношения с матерью.
— Вы знаете, — я откашливаюсь, — что произошло?
Взглянув на меня с некоторым недоверием, она долгое время молчит, и я не виню ее за это. Вопрос достаточно личный, и обсуждать подобную тему с незнакомым человеком захочет не каждый. Так или иначе, кое-что мне удается узнать.
— Я почувствовала что-то неладное еще две недели назад. — Грэйс отводит взор и делает паузу. — Я... Я действительно не думала, что он на такое решится. Бедный мальчик. Сначала одно, потом второе, третье... Господи. Он просто не выдержал.
— Это как-то связано с Майки? — спрашиваю я.
Женщина поворачивается.
— Думаю, нам не стоит об этом говорить, — отвечает она максимально тактично.
— Простите, это...
Я хочу произнести: «...это не мое дело», но нас прерывают — в конце коридора вырастает фигура высокого мужчины. Он быстро и уверенно ступает по направлению к нам, а за ним, отставая на шаг, следуют грозный телохранитель и нервно теребящая папку медсестра. Мне не нужно много времени, чтобы узнать в мужчине Дональда Уэя.
В этот момент я замечаю, как напрягается Грэйс. Косточки ее пальцев белеют, глаза округляются. Она кусает нижнюю губу и встает. Я наблюдаю за всем, ожидая, что что-то явно сейчас будет.
Мэр подходит к нам и сразу кидает небрежный взгляд на горничную.
— Врач еще не выходил? — Его голос жесткий, почти колючий. — Есть какие-нибудь новости?
— Мистер Уэй, я сама только пришла, — отвечает женщина. — Я была с миссис Уэй. Но мне передали, что никаких вестей еще не было...
— Кто передал? Медсестра?
Я поднимаюсь и встречаюсь с глазами мужчины.
— Я все это время просидел здесь. Еще ничего неизвестно. За весь час никто не вышел и ничего не объяснил.
— Кто вы?
— Я не журналист, — отвечаю я, предвещая повторяющийся вопрос. — Это долго объяснять. Джерард, вероятно, даже не знает моего имени, но вчера я...
— Уходите, — перебивая меня, говорит Уэй.
— Что, простите? — я понимаю, что повышаю тон.
— Я сказал, уходите.
— Почему я должен уйти?
— Потому что вы посторонний человек! — восклицает мэр. — Вы не должны здесь находиться. А если вы из прессы...
— Я не из прессы! Я же уже сказал...
— ...и добываете таким путем информацию о моей семье, то я добьюсь вашего увольнения, можете быть уверены. А теперь покиньте помещение. Или я позову охрану.
Я не готов закончить разговор, но осознаю, что мне ничего не остается. Перед тем как уйти, говорю Грэйс, чтобы та помолилась за Джерарда, и всем видом показываю отцу парня, что мне не страшны его слова. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, будто соперники, и у меня странное ощущение, что это наша не последняя встреча.
На улице меня встречает пронизывающий холод. Воет ветер, отчего хлопают ставни на окнах жилых домов. На такси у меня нет денег, поэтому я следую к ближайшей станции метро. Хорошо, что в Нью-Йорке метрополитен работает круглосуточно, и мне не нужно ловить попутку, чтобы добраться до дома.
Не сказать, что я отлично знаю район, но я уже был здесь раннее и знаю, куда примерно идти. Из-за непогоды, разгулявшейся не на шутку, я решаю срезать и пойти по неблагополучному кварталу. Риск попасться плохим парням всегда есть, однако мне не впервой сталкиваться с подобными типами, я сам вырос среди таких. Да и потом я настолько продрог, что в данную минуту меня волнует только то, как быстрее спуститься в метро.
Многие фонари разбиты. На асфальте валяются бутылки и жестяные банки, о которые я пару раз спотыкаюсь. Кое-где опрокинуты баки с мусором. Мимо то и дело проносятся скрипящие машины с гремящей музыкой. Недалеко снуют банды каких-то отморозков. Зная, что почти все носят с собой нож или пистолет, я стараюсь не привлекать внимание. Я натягиваю капюшон, прячу руки в карманы и спокойно ускоряю шаг. В голове промелькивает забавная мысль, что я вернулся домой в родной и любимый Детройт.
Через пару метров я слышу чьи-то голоса, и судя по всему, парней, идущих мне навстречу, не меньше десяти. Я не решаюсь испытывать судьбу и ныряю в один из проемов между домами. Мне стоит переждать здесь. Я становлюсь возле стены в самое темное место и боковым зрением вижу, как мимо проходят типы в дутых куртках, что-то крича в пьяном угаре и наставляя друг на друга украденные пушки. Я сразу вспоминаю, как одно время был в подобной компании, еще подростком, и сколько проблем мы создавали у себя в районе.
Когда они уходят, я перевожу взгляд в противоположную сторону, пытаясь понять, можно ли выйти с другого конца. Я иду вперед, осторожно переставляя ноги. Не видно практически ничего. Скоро проем кончается, и я осознаю, что никакого выхода нет. Это тупик. Очередной раз споткнувшись обо что-то, я матерюсь и наконец додумываюсь достать из кармана зажигалку. Пятно света тут же падает на боковую стену, и я замечаю, что на ней на уровне моих глаз выведена большая буква «А». Интересно. Бросив зажигалку в рядом стоящий бак, я жду, когда разгорится огонь, а после поднимаю голову. На длинной кирпичной стене белой краской рваными неровными буквами выведено всего одно слово:
Привет, друг, хоть я тут и с задержкой. Но, как ты понимаешь, я не могла пропустить очередной опус от тебя, выход в свет которого оказался для меня большой неожиданностью. Не отгремела ещё "Амброзия", как появилась уже" Атлантида. Тем более, на аске ты писала, что планируешь сделать этот фик больше предыдущих. Серьёзно, поражаюсь твоим душевным силам и желаю тебе, конечно же, довести начатый грандиозный труд до конца на радость себе и нам) По стилю Атлантида не похожа ни на Мотыльков, ни на Амброзию, и, прочитав, я поняла наконец что ты имела в виду под "поработать над собственным стилем". Я не могу сказать пока, что стиль "остепенился", стал более приземленным, допуская иногда сюрреалистические вставки, из-за чего читатель блансирует на грани реальности и нереальности. Мне, например, этот ход душевно близок, т.к. я считаю, что наша реальность, на самом деле, содержит в себе много чёрных дыр и "заковырок". Да и в принципе мне гораздо приятнее видеть тебя как автора в другом амплуа, чем если бы ты решила остаться на прежнем, успешном. Атлантиды ещё, на самом деле, мало, чтобы распробовать её суть (кстати, я заметила, что твои главы сократились, не правда ли?), поэтому и читателей пока негусто. Но... друг, ты сама всё закрутила подобным образом - собственно, как всегда) А нам остаётся только покорно идти за историей. Но в плане стиля, правда, - это другая ты, и если ты хотела именно этого, то у тебя за три главы получилось. Ну и сама история... да, ты написала выше, что только со следующей главы нам станет понято что-то из предыстории. Но уже пока могу сразу сказать, что кое-кто тут исполнил мою заветную мечту, которую я даже когда-то кидала в заявки здесь, на нфс: суицид. Вроде бы ужасно, невесело, но мне всегда хотелось заглянуть в душу суициднику, понять, до какой это точки нужно дойти, чтобы захотеть отказаться от этой жизни. Думаю, Джерард со временем ответит на мои вопросы. Мне нравится, что в этом фике он младше Фрэнка - а то каноничное "наоборот" есть почти у всех, и у тебя самой в частности. И Джерарду просто-напросто идёт придуманный тобой образ. К слову, об образах, понравилось присутствие Джамии, да ещё и беременной - как-то зацепил тот факт, что она, как мать, спасла жизнь Джераду. И в принципе, мне эта женщина нравится именно своей материнской теплотой. Так что я с двояким чувством поглядываю на прописанный слэшный пэйринг в шапке, хотя и не могу знать, чем его обоснует твоя история. Насчёт же Фрэнка, меня безумно заинтриговала его "дворовая" молодость. И, да, это именно те отголоски духа Нью-Йорка ХХ века - неблагополучные кварталы, банды!.. Хотелось бы действительно узнать что-то из прошлого Фрэнка, касающегося этого всего. И несмотря на то, что Фрэнк сам себе хочет казаться сдержанным и правильным "отцом семейства", меня восхитил его поступок: поехать узнавать за жизнь чужого подростка, совершенно из альтруистических побуждений. Но ведь он сам же бросил, что прекрасно понимает состояние Джи. В общем, думаю, герои на этой почве сблизятся, и, ахах, будь что будет, несмотря на вмешательство Дональда. И, естественно, упоминание Атлантиды в фике интригует, но отложим эту загадку до поры до времени.
Пока что все более-менее здравые мысли на сегодняшний день. Спасибо тебе, что продолжаешь писать, держать читателя в напряжении и искать себя как автор. Усилия, приложенные сейчас, потом многократно компенсируются. И то, что ты тянешь этот фик одна, заслуживает ещё большего уважения! :)
lifeless wine, прости, что так поздно отвечаю - но не ответить тебе не могу в любом случае.
знаешь, иногда я себя спрашиваю, почему я начала эту работу и, все чаще мне кажется, чтобы научиться на ней писать быстрее (уравнять количество=качество) и устранить часть косяков, кочующих со мной из работы в работу. то есть здесь больше практический смысл. в какой-то момент у меня был порыв начать хоть что-нибудь, а сейчас я немного подостыла, и мне надо саму себя втягивать в этот новый мир, который я создаю. просто потому что писать надо хоть что-то - мне нужна постоянная практика. идея, по мне, хорошая, актуальная для определенного круга людей и совсем не актуальная для читателей. несмотря на все, я думаю, что все будет норм, втянусь, только нужно время, а к кол-ву читателей я привыкла - что поделать, все хотят читать законченные работы.
слова о стиле меня, признаюсь, очень удивили. не думала, что это настолько не я. я, честно, не помню, где писала, что хочу поработать над соб-м стилем (память такая память). мне в этот раз скорее хотелось сделать более видимый контраст между характерами персонажей, их индивидуальными повами. и слишком приземленным я делать я его не собираюсь. мне близок тот стиль, в котором пишу я. и хочу, чтобы эта размытость между реальностью и иллюзией присутствовала. характеры главных персонажей будут постепенно раскрываться. описанная альтруистичность Фрэнка - одна из самых ярких его черт, во многом благодаря которой будет развиваться сюжет. а персонаж Джерарда пока практически не показан. все пока окутано ореолом тайны - это я люблю, да ;)
пока работа идет не так, как мне хочется, - ни в плане описаний, ни в плане грамматики. главы будут оставаться такого размера, потому что гигантские части, как в Амброзии, сама понимаешь, ну, никуда не идут. честно, не знаю, что получится. очень много сомнений, т.к. прыгнуть выше своей головы сложнее всего. но силы продолжать есть. главное, чтобы появилось больше желания и мотивации. а экспериментировать мне нравится - может, когда-нибудь остановлюсь на одном жанре, но сейчас хочу пробовать писать те истории, которые выдает мне мой мозг. Атлантида совершенно другая - не Амброзия, не Мотыльки. она будет более жизненной. спасибо тебе, что спустя столько времени продолжаешь писать содержательные отзывы. ты мне очень помогаешь, пусть даже не в роли беты, а просто читателя. люблю Айероуин
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
