Отель
Время в школе тянется мучительно, медленно и неуклюже. Майки не перестаёт ухмыляться и складывать сердечко из своих пальцев, когда мы проходим мимо друг друга в коридоре. Когда я захожу в тот же туалет, где он отливает, он не перестаёт петь: "Фрэнки любит Джерарда", пока не моет руки и не выходит.
Но настоящая пытка, это когда я заставляю себя отправиться в кабинет мистера Стокса. Это самое мучительное из всего, что только можно придумать.
Семь минут уходит на то, чтобы фактически набраться смелости и постучаться в дверь. Когда я стучу, он приглашает меня войти. И когда он видит, что это я... он не кричит. Он не орёт. Не оставляет меня после уроков за то, что я был полным ублюдком. Нет, он просто улыбается.
– Привет, Фрэнки, – он встречает меня так, как будто мы лучшие друзья. – Что случилось?
Я нервно присаживаюсь, пожёвывая кольцо в губе. Плохая привычка.
– Эм, я просто... – это ужасно, гораздо сложнее, чем я предполагал. Моё горло словно забилось, а рот стал раз в десять больше. Неловко. – Я хотел сказать, что сожалею. Ну, знаете, за то, что накричал на вас и всё такое. Вчера.
Он просто улыбается.
– Не извиняйся, Фрэнки. Неужели ты не понимаешь, что сделал вчера? – спрашивает он взволнованно. Он так быстро встаёт, что куча документов падает с его стола. Я наклоняюсь, чтобы поднять их, но он отводит мою руку и оставляет их лежать на грязно-жёлтом линолеуме.
– Ты постоял за себя, ты выразил своё мнение. Фрэнки, ты не дал мне сорваться с крючка, когда я был не прав.
Я думаю, что за херня? Где же учитель, который должен отправить меня к директору за такое неуважение? Где же наказание? И на какую такую планету я попал, где всё просто перевернуто вверх дном?
– Для этого нужно мужество, парень. Для того, чтобы, наконец, встать и сказать кому-то, что он не прав. Не позволяй никому унижать тебя и говорить, что ты ничего не стоишь, Фрэнк. Даже если у этого кого-то есть авторитет, – Стокс подходит и по-товарищески хлопает меня по спине. Как будто мы не только учитель и ученик.
Может быть, это потому, что я сейчас нахожусь в таком шоке, будто мой мозг взболтали и внутри всё перемешалось, но я на самом деле улыбаюсь ему. Затем я пожимаю ему руку и говорю: "Увидимся в классе, мистер Стокс", и я даже, кажется, немного горжусь собой.
У меня есть мужество. Я храбрый. Я хотел бы рассказать об этом Джерарду.
Но я не могу рассказать Джерарду. Потому что Джерард находится в Нью-Йорке. И, возможно, я влюблён в Джерарда. Но я не могу рассказать Джерарду.
Я не могу рассказать Джерарду. Я не могу рассказать Джерарду.
***
Обязательства. Это огромное грёбаное слово. Когда я вообще в последний раз брал на себя какие-нибудь обязательства?
Когда мне было четыре или пять, мама купила мне две золотые рыбки. Та, которая побольше, была чёрной, а не золотой, и она съела жёлтую рыбку поменьше в первую же ночь. Я помню, что очень боялся того, что большая рыба съест и меня тоже, потому что я был таким маленьким. Тем более, ребёнком. По иронии судьбы, она умерла от голодной смерти, потому что я забыл её покормить.
Я даже не могу поручить себе уход за чёртовыми рыбками. Так как я собираюсь быть с Джерардом?
И я имею в виду не просто быть с ним, когда он оказывается в школе или моём доме. Я имею в виду, действительно быть с ним, в том числе и состоять в отношениях. Как обязательство.
Откуда я знаю, что Джерард хочет отношений со мной?
Потому что он звонит мне.
Я помню, вчера вечером он возился с моим сотовым телефоном, пока я пытался сделать значительно увеличившееся домашнее задание. Забивал мне свой номер, фотографировал себя. Фотографировал меня.
И вот этой грёбаной ночью в 2:26, мой сотовый начинает мигать и издавать ужасающие звуки на моей тумбочке. Я резко просыпаюсь, сбитый с толку, пока моё сердце пытается вырваться из груди. Реальность ударяет по мне, и я слепо протягиваю руку, нащупывая навязчивую часть технологий.
То, что я вижу - слова «Джи Уэй», плавающие по экрану над фотографией члена Джерарда. "Что, блять, за хуйня?" – произношу я про себя, прежде чем открываю крышку.
– Да? – бормочу я, прикрывая одной рукой зевок.
– Ты не спишь, Фрэнки? – спрашивает Джерард.
Может быть, я был мёртвым. Или в коме. Потому что внезапно каждый нерв, каждая клетка крови в моём теле вспыхивает, и я чувствую себя живым, живым, живым и живущим. Его голос, немного хриплый от десятка сигарет, которые он выкуривает каждый день, словно инъекция чистого адреналина прямо в мои вены.
– Вроде, – бормочу я, но скорее это звучит, как "Вфрошше", потому что пол моего лица прижато к подушке.
Он смеётся.
– Не очень то похоже. Я не могу уснуть.
Я поворачиваюсь на спину и неторопливо вытягиваюсь, одной рукой держа телефон у уха.
– Я из-за тебя чуть инфаркт не получил, – я обращаю его внимание. И моё сердце всё ещё учащённо колотится, хотя я не уверен, это из-за телефона, который до смерти меня напугал, или просто потому, что я слышу его голос.
– Ты не поверишь, что я хочу тебе рассказать.
Я слишком устал, чтобы это иронично комментировать, так что просто зеваю и говорю:
– Ладно.
– Я в отеле, так? И я пытаюсь немного поспать, но выпил слишком много кофе. И вдруг раздаётся грохот и какая-то женщина стонет: "О, детка!". Клянусь Богом, Фрэнки, люди в соседнем со мной номере трахаются, как животные уже два часа подряд. Это как грёбаное порно, и я даже не могу слышать собственные мысли.
– Серьёзно?
– Абсолютно. И эта конвенция по искусству - посмешище. Искусство, – усмехается он. – Ага, тогда моя задница тоже искусство.
Я смеюсь и использую этот момент, чтобы в полной мере оценить, насколько я по нему скучаю. И как я буду рад, когда он вернётся. Тогда я смогу рассказать ему о том, что происходило между мной и мистером Стоксом с первого дня, когда он начал практически преследовать меня в этом году и до сегодняшнего дня, когда он гордился мной из-за того, что я накричал на него.
Джерард молчит, и я почти слышу, как он думает.
– Помнишь, я увидел тебя в туалете в прошлую пятницу? – наконец тихо спрашивает он.
– Ммммххмм, – бормочу я, не думая.
– Почему ты делаешь это?
– Делаю что?
Затем я понимаю, что он говорит о том, когда застал меня за выблёвыванием бутерброда, который мне дал Стокс. Меня могло бы стошнить прямо сейчас.
– Ты знаешь... почему тебя тошнило, Фрэнки? Ты болел или что?
Он не знает, что я болен. Я мог бы быть его самым больным знакомым, и он бы даже не узнал об этом. Он не знает и половины моих секретов.
Думаю, он понимает, что я не буду ему отвечать.
– Я просто не понимаю, что заставляет тебя делать такие вещи. Что ты видишь такого, что не вижу я?
Между нами возникает самое неловкое молчание из всех возможных. Король всех неловких молчаний.
Именно затем на заднем плане раздаётся громкий стон, "Ооооо, да!" вежливой пары из грёбаного отеля Джерарда.
Очень просто напряжённость ломается, и мы оба начинаем смеяться. И как только мы начинаем это делать, то не можем остановиться. Его низкое хихиканье вместе с моим разжигает полноценный смех, и я чувствую себя почти как во вторник, когда не мог перестать смеяться с тех парней, которые до смерти забивали меня. Мы смеёмся, потому что секс, это самая смешная вещь, когда у вас его просто нет. Мы смеёмся, потому что это единственное, что мы можем делать, находясь друг от друга так далеко. Мы смеёмся, потому что это делает этот телефонный звонок не-таким-уж-серьёзным, а мы вроде не-такая-уж-серьёзная пара.
Но мы пара. Два человека, которые привлекают друг друга по той или иной причине, а может быть, даже и без реальной причины. Это основывается на химии, и эндорфинах, и химических веществах, которые заставляют нас испытывать чувства к определённому человеку. Это всё, чем мы являемся. Чисто химическая пара.
Когда смех утихает, я потираю свои уставшие глаза и вздыхаю.
– Если бы я был там.
– Если бы ты был здесь, Фрэнки.
Я понимаю, что слишком эмоционально открытый, когда хочу спать, и начинаю перебирать в голове причины, чтобы закончить разговор, прежде чем я выболтаю что-то очень опасное и глубокое.
– Я не собираюсь и дальше не давать тебе спать. Я просто хотел услышать твой голос. Так что поспи немного, хорошо? Я вернусь завтра вечером, – он делает паузу, – или сегодня ночью, потому что уже почти 3 утра.
– Ладно, – зеваю я, сворачиваясь на кровати. На подушке, на которой, я хотел бы, чтобы лежал Джерард, на простынях, на которых я хотел бы, чтобы был Джерард.
– Спокойной ночи, Фрэнки.
– Спокойной ночи, Джи-Джи.
Клянусь, я могу почти услышать его улыбку, когда он отключается, и гудки превращаются в пустую колыбельную. Я предпочёл бы услышать колыбельную Джерарда. И я думаю, как было бы хорошо, если бы Джерард был здесь прямо сейчас. В считанные секунды моё желание сбывается, когда я снова засыпаю и вижу во сне Джерарда, вылезшего из моего телефона и просто поющего мне спящему.
