Помните, я говорил, что самая страшная вещь - просыпаться в чужой постели? Ну, так вот, я поменял своё мнение. Как я только что узнал, гораздо страшнее просыпаться в собственной постели рядом со спящим парнем, к которому ты испытываешь первые безотчётные чувства. Давайте назовём это слепым увлечением, за неимением лучшего слова.

Мой будильник, поставленный на 6:30 однообразно звонит, я поворачиваюсь в своей кровати и встречаюсь с тёплым дыханием Джерарда на своей щеке. Не только с ним, но ещё и с его рукой, змеёй обвивающейся вокруг моей талии и легко сжимающей моё бедро во сне. На ум приходят его вчерашние слова.  "Фрэнки, этим вечером я собираюсь позаботиться о твоей безопасности". Внезапно, его захват кажется защищающим, и я благодарен высшим силам за то, что Джерард был здесь вчера вечером, и заботился о моей безопасности, как и обещал.

Он что-то бессвязно бормочет, пока я стараюсь выпутаться из его захвата и отодвигаюсь, чтобы выключить будильник. Я мечтаю уткнуться лицом в его затылок и лежать так весь день, но на этой неделе я ни разу не отсидел целый день в школе, и у меня есть куча предметов, которые нужно наверстать. Так что я нехотя ускользаю от тёплого Джерарда и из-под своего одеяла, и плетусь к ванной, чтобы принять душ. Я снова прошёл целый круг, это пятница.

Когда я выхожу из ванной спустя двадцать пять минут, чувствуя себя слабым, замёрзшим и чертовски завидующим, кажется, он всё ещё блаженно спит, Я бы продал свою левую ногу только ради того, чтобы заползти обратно в постель. К сожалению, спустя три секунды приходит мама и стучит в дверь моей комнаты: "Фрэнк, ты встал?".

Я бросаю свирепый взгляд на Джерарда. 

– Удачливая сучка, – бормочу я с горечью.

Он улыбается, не открывая глаз.

– Тебе лучше поцеловать удачливую сучку на прощание, прежде чем отправиться в школу, маленький мальчик. Когда ты придёшь домой, её здесь уже не будет.

Моё сердце проваливается, пока я залезаю на кровать, возвращаясь в его объятья.

– Почему не будет? – спрашиваю я, ненавидя это хныканье и слабое разочарование в своём голосе.

– Я отправляюсь на конвенцию по искусству в Нью-Йорк, – отвечает он, приоткрывая один глаз, чтобы оценить мою реакцию. – Но не беспокойся, я буду дома завтра поздно ночью.

Это не делает меня счастливым, как должно быть. Я не думаю о том времени, когда он вернётся, а только о том времени, в течение которого его здесь не будет, и я буду один. И я не могу объяснить это внезапное ощущение, преследующее меня, как будто я могу просто расплакаться. У меня есть это непреодолимое желание залезть в его карман и прятаться там, пока он не вернётся.

– Фрэнки, поцелуй, – требует он почти нетерпеливо, вытягивая свои губы. Я немного улыбаюсь от его голоса, звучащего по-детски, но его уход явно не лучшее начало дня, который, несомненно, будет отстойным. Я признаю, что в моей голове был образ его, рисующего здесь или спящего, когда я вернусь домой. Представление этой картинки заставляет меня почувствовать себя в безопасности, и я действительно долгое время был в безопасности. Но я не целую его.

Джерард вздыхает.

– Ты снова слишком много думаешь, Фрэнки. Прекрати это. – Он шлёпается обратно на подушку, подсовывая одну руку под голову, а другой лениво играя с моей футболкой, выводя круги на животе.

– Что если я отправлюсь с тобой? – предлагаю я, пытаясь не извиваться, пока он неосознанно щекочет меня. Его взгляд неодобрительный. 

– И снова пропустишь школу? Не думаю, что это хорошая идея.

– Но это же пятница, Джи, и-

– И ты пропускал школу всю эту неделю. Так что нет.

Я хмурю брови. Часть меня знает, что он сказал это потому, что заботится о том, чтобы я не пропускал школу, как заботится и о Майки, но мой монстр, сидящий в подсознании, мотает головой и шепчет мне, что он просто не хочет видеть меня рядом с собой. Будь я проклят за то, что слушаю его вопреки своему здравому смыслу.

Я быстро поднимаюсь и выпутываюсь из его рук, хватая школьную сумку. Затем натягиваю толстовку и оглядываюсь, пытаясь найти обувь. Рука Джерарда обхватывает моё запястье и тянет меня обратно на кровать. Я падаю на спину в итоге растягиваюсь,  пытаясь подняться на ноги.

– Фрэнк, что с тобой, чёрт возьми? – спрашивает он, его голос звучит резко и раздражённо. Я чувствую, что он жалит меня моим обычным именем, никаких мягких дополнительных слогов и ласкательных форм. Только разочарование.

– Отпусти меня, – ворчу я, сражаясь с его руками, но он крепко прижимает меня к кровати. Я упрямо отказываюсь встречаться с ним взглядом, смотря куда угодно, только не ему в лицо.

– Нет. Пока. Ты не скажешь мне. В чём дело, – говорит он, произнося большинство слов отдельно друг от друга, пытаясь удержать меня. Я даже не знаю, почему борюсь с ним, но я это делаю. В одно мгновение он садится сверху, его колени крепко обхватывают мою талию, так что я не могу пошевелиться, а его руки держат мои запястья над головой. – Это всё из-за того, что я не разрешаю тебе поехать на какую-то глупую конвенцию?

Как взрослый парень, я сержусь на него, показывая ему язык, а затем продолжаю хранить молчание.

– Из-за этого, да? – он вздыхает и закрывает глаза. – Я должен был знать, что ты привяжешься.

– Что это должно значить? – спрашиваю я, а потом вспоминаю, что не разговариваю с ним и снова закрываю рот на замок.

Он молчит в течение минуты, и я чувствую, что дышу слишком шумно и затруднённо, из-за того, что боролся  ним и из-за того, что он сидит прямо на моём члене.

– Ты думаешь, что я не хочу быть с тобой? Что я не хочу вывезти тебя из штатов вместе с собой на пару дней? Что я не хочу остаться с тобой наедине в гостиничном номере в Нью-Йорке, подальше от всех этих отвлекающих? Ты действительно так думаешь?

Теперь я совершенно неподвижно лежу под ним. Возможно, я действительно так и думал.

– Потому что это ерунда, Фрэнки. Я хочу всё это и многое другое. Я почти достаточно эгоистичен для того, чтобы похитить тебя любым способом, лишь бы ты весь был моим.

– Так почему ты этого не сделаешь? – спрашиваю я. Мои щёки краснеют, и я чувствую, как закипает моя кровь.

Он опускает голову и мягко покусывает мою шею, прокладывает дорожку поцелуев от подбородка к мочке уха. Как будто тянет время.

– Потому что я слишком забочусь о тебе, – шепчет он, достигая моего уха.

Он жадно ловит мои губы, заставая меня врасплох, его язык играет с моим колечком в губе. Я ничего не могу с собой поделать, я извиваюсь под ним, чувствуя, что начинаю возбуждаться. Чудеса, которые этот парень творит с моим языком, покруче тех чудес, что творили библейские персонажи, превращавшие воду в вино. Мои руки, которые он всё ещё удерживает над головой, сплетаются с его, наши пальцы переплетаются и соединяются, как проволочная сетка. Немного извиваясь и возясь, ему удаётся расположиться между моих ног, не разрывая поцелуя. Он подаётся бёдрами мне навстречу, и я клянусь, что собираюсь спонтанно воспламениться. Я в огне. Моё тело, кажется, в последнее время засунуло мозг куда-то в область промежности, потому что я даже не думая, подаюсь в ответ, создавая самое прекрасное трение, которое я когда-либо испытывал. Какое-то животное рычание вырывается из моего горла и срывается с губ, а затем всё прекращается.

Джерард резко отрывается от моих губ, и я как ото сна пробуждаюсь от внезапной потери тепла и контакта. Мои грудь и живот тяжело вздымаются, и я отчаянно желаю контролировать это смущающее проявление. Он владеет собой не лучше, чем я, хотя я просто пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы в мои лёгкие поступал воздух.

Я думаю: "Святые равиоли, у меня был первый сексуальный контакт с чёртовым Джерардом Уэем".

– Фрэнки... – бормочет он, выглядя потрясённым и смущённым, и мне даже кажется, что я вижу лёгкий румянец на его обычно бледных щеках. Он быстро слезает с меня, в течение секунды стоит на коленях на кровати, прежде чем подняться и создать между нами некоторое пространство. Потому что в такой максимально близкой ситуации, как эта, он должен быть взрослее, верно? А это было чертовски близко.

Он покачивает головой и подтягивает джинсы, которые я ему дал. Они грязные и слишком короткие ему в лодыжках, потому что он выше меня почти на двенадцать сантиметров, но он, кажется, не замечает или не переживает по этому поводу.

– Я не должен был... просто ты... я... – он замолкает, так и не заканчивая предложение, его лицо всё ещё удивлённое.

Он хватает свою сумку и альбом со стола, по-прежнему открытый на наброске меня, который он не закончил прошлым вечером. Перекидывает через плечо ремень, и засовывает альбом под мышку. Закидывает ключи в передний карман сумки, а затем оборачивается, чтобы посмотреть на меня, до сих пор лежащего на незаправленной кровати. Спустя мгновение, он осторожно подходит обратно.

– Скоро увидимся, Фрэнки, я обещаю, – шепчет он, наклонившись к моему уху. Долгим поцелуем он прижимается к моей щеке, и мимолётным - к губам. Я мигаю, он молча выходит из дома, оставаясь никем не замеченным, кроме меня.

В тоже время я лежу шокированный и немного помятый, переваривая то, что только что произошло. Пару минут спустя я понимаю, что в ближайшее время он не вернётся, так что моей заднице пора отправляться в школу. Это не доходит до меня, пока я не выхожу на свежий слой снега, выпавший утром: я на самом деле буду скучать по нему.

***

Майки просто выходит из дверей, когда я натыкаюсь на него. Он выглядит бледным и уставшим, каштановые волосы спадают ему на глаза. Он поднимает взгляд, его лицо на мгновение светлеет, но замечая, что это просто Фрэнки, он снова становится грустным и надутым.

История моей жизни.

– Ты не видел Джи? –  спрашивает он, как только мы выходим на подмёрзший газон.

Моё сердце делает неожиданный прыжок, как только я слышу это имя, и я неосознанно прижимаю руку к груди. Это ощущение, неожиданно освобождает меня от онемения и возвращает боль от того, что ты скучаешь по кому-то. Даже если этот кто-то ушёл всего полчаса назад. Даже если вы знаете его не дольше пары недель. Это всё равно больно, скучать по кому-то.

Другим удивляющим меня чувством становится то, что я закипаю от его слов. Джи. Я оберегаю это имя, оно моё. И я знаю, что технически оно в первую очередь касается Майки, но Джерард просил меня так его называть, и мне не очень нравится, когда это имя использует кто-то другой.

Почему я чувствую себя под угрозой?

Конечно, я знаю, что на этот вопрос ответить непросто. Они братья. Между ними есть связь, которую я не в силах понять, но она очень крепкая. И связь между мной и Джерардом никогда нельзя будет сравнить с незримой связью, которая есть между ними.

Я мысленно возвращаюсь обратно к Майки, который выглядит более подавленным, чем когда-либо. И чувство вины замещает обиду. Вот он, ужасно волнующийся за своего брата, которого на самом деле не видел и не слышал в течение двух дней. А я здесь раздражаюсь и защищаю глупое имя.

– Он приходил вчера днём, – отвечаю я, стараясь звучать сочувствующе.

Это ревность горит за его обычно спокойными зеленоватыми глазами? Это его руки сжимаются в кулаки? И это его свирепый взгляд направлен на меня?

– Где он сейчас? – спрашивает Майки сдержанным голосом.

– На конвенции по искусству. В Нью-Йорке. – Он на самом деле ревнует ко мне? Непревзойдённому Чемпиону "Быть невидимым"? – Но он завтра вернётся, – добавляю я.

Дело в том, что думаю, я могу понять, что Майки чувствует. В смысле, если бы я был так близок со своим старшим братом, а он вдруг решил потратить всё своё свободное время на одного очень плохого панка, а не на меня, я бы тоже злился. И ревновал. Я бы позеленел от ревности.

– Он приходил вчера к тебе домой? И куда он пошёл потом? –  спрашивает Майки.

Кровь приливает к моим щекам. О, Боже.

– Эм, он, эм... –  запинаюсь я.

Я могу сказать, что ему доставляет удовольствие наблюдать за мной, испытывающим жуткую неловкость. Я, наверное, попал в своё самое неловкое положение за всю жизнь.

– Он остался после этого,  – выдавливаю я, – и уехал этим утром.

Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, находясь в полном шоке от слов, что я только что сказал. И его взгляд говорит: "Ты трахался с моим братом?", и возможно, Майки это даже забавляет.

– Нет! – кричу я, отвечая на немой вопрос. – Нет, этого не было... мы не... ну, в смысле, мы не...  – я говорю быстро и бессвязно, растеряв все подходящие слова.

– Боже. Мой, –  говорит он исключительным тенором школьницы, который появляется, когда он становится слишком взволнованным. – Ты любишь моего брата.

Если на небесах действительно есть Бог, пусть он поразит меня молнией, чтобы от меня остался один прах. Просто даст мне умереть.

– Фрэнки, у тебя есть новость для Джи-Джи,  – вопит он, прыгая вокруг меня, как обезумевший кролик. Его ревность чудесным образом исчезает. – И ты хочешь трахнуться с моим братом, – хихикает он радостно, как будто в жизни не слышал ничего смешнее.

– Нет, – я стараюсь отвечать спокойно, но это звучит, как хныканье.

– Ты хочешь трахнуться с моим братом, ты хочешь трахнуться с моим братом, – поёт он, не подозревая, как на самом деле громко звучит, и кругами танцует вокруг меня.

Я очень хочу, чтобы бенгальский тигр выскочил и сожрал меня. Или чтобы меня похитили инопланетяне. Или меня убил доисторический тираннозавр Рекс.

Неожиданно Майки останавливается и морщится.

– Фууу, – хныкает он, – ты хочешь трахнуться с моим братом, – и снова заходится истерическим смехом.

– Боже, ты не мог бы прекратить орать это?

– Так ты это признаёшь!

– Нет.

– Ты любишь его.

– Нет.

– Ты лю-юбишь его.

– Нет.

– Ты лююююбишь Джи-Джи!

– Пошёл ты, Майки.

Я разворачиваюсь и иду по направлению к улице. Возможно, мне повезёт, и я попаду под машину. Он догоняет меня, и широкая улыбка появляется на его лице.

– Не волнуйся, Фрэнки, я не проболтаюсь, – таинственно шепчет он, прикладывая ладонь к сердцу.

Надеюсь, я умру.

Мои щёки становятся более глубокого красного оттенка.

Затем, меньше чем через минуту:

– Эй, Фрэнки, было классно, когда ты реально шокировал мистера Стокса!

Боже, благослови Майки и его удивительно короткую концентрацию внимания на чём-либо.