- Неожиданные Рождественские снегопады, полностью парализовавшие движение в городе и на подъездах к Лондону, не закончатся до самого утра, так обещают синоптики, и что-то мне подсказывает, что им можно верить, - радостно-задорный женский голос из колонок негромко смеётся, заставляя Фрэнка посмотреть в окно, за которым не видно ничего уже в двух метрах от стекла, ничего, кроме грёбаной белоснежной стены пуховых хлопьев, валящих без перерыва вот уже третий час. - Самое лучшее сейчас - разжечь камин в кругу семьи, спеть Рождественские песни и вкусно поесть, оглядываясь на творящееся за окнами безобразие, - на этом месте Роб на заднем сидении приходит в движение и изрекает неразборчивое: «А кыса зрит в корень! Пожрать бы сейчас не мешало…», - этого я вам и желаю, наши дорогие радиослушатели, а тем же, кому не посчастливилось оказаться вне дома, советую - скорее бросайте все дела и бегите к своим родным и близким под крылышко, ведь сегодня - канун Рождества!
Наконец, эта экзальтированная дамочка, расплескав в колонки всю свою радость, замолкает, и начинают звучать первые аккорды какой-то жутко романтичной рождественской баллады, от которой Фрэнк, по его ощущениям, скоро начнёт блевать радугой.
- Мать твою, Эд, переключи это дерьмо, прошу тебя… - просит он, в то время как с переднего сидения на него оглядывается Эван и, пожимая плечами, негромко говорит:
- А по-моему, мило. Ты сегодня какой-то напряжённый, Фрэнк, - но частоту всё же меняет, и в небольшой тёплый салон микроавтобуса, провонявшего сигаретным дымом, терпким потом и слегка - бензином, врывается какой-то музыкальный андеграунд, полосуя слух жёсткими аккордами.
- Другое дело, братишка? - не упускает случая похлопать Фрэнка по плечу Роб, вытягивая свою лапищу через мирно похрапывающего между ними Мэтта.
- Угу… - Фрэнк бурчит, съезжая чуть ниже по сидению, заталкивая кисти в растянутые рукава старенькой худи. Ему безумно хочется сейчас быть совсем в другом месте и с другими людьми, и вся невозможность его мечт доходит до того, что желудок сжимается и танцует внутри что-то медленное, но с резкими, очень неприятными для всего остального тела, выпадами. Кажется, он снова нуждается в том, чтобы выпить лекарства. Всё это уже чертовски утомило за невероятно длинный тур. Он отвык от этого. Да, именно так. - Долго ещё ехать, Эд? - обращается он к сидящему за рулём менеджеру.
Они движутся по трассе в веренице столь же невезучих авто, попавших в резкий, неожиданный и обильный снегопад, и их максимальная скорость последние три часа - не больше двадцати миль.
- Фрэнк, - негромко говорит Эд, вглядываясь в зеркало заднего вида. - С такой скоростью мы доберёмся до Лондона не раньше, чем через час. И… я понимаю, насколько это для тебя плохая новость, но…
- Давай, блять, не томи, - бурчит Фрэнк, впиваясь пальцами в руки. Он уже предчувствует, что скажет Эд.
- Первое, что мы сделаем по приезду в Лондон - поменяем билеты. Мы никак не успеем на этот ночной рейс, прости…
В машине, с того места, где сидит Айеро, раздаётся что-то среднее между сдавленным воем и стоном, и мужчина за рулём закрывает глаза. Он ничего не может изменить, потому что никто и ничто не предвещало этот грёбаный снегопад. Дворники ходят с тихим шорохом, расчищая лобовое стекло хоть немного, но и они плохо справляются. Из-за белой пелены снега, нещадно валящего на землю, видно очень плохо: только алые стоп-сигналы тащащейся невдалеке перед ними легковушки. На этом мир заканчивается снежным небытием.
- Ты в порядке, Фрэнк? - взволнованно интересуется Эван. Ему и правда жаль, он прекрасно понимает, как сильно Фрэнк мечтал оказаться дома в Джерси к утру, чтобы стать «главным Рождественским подарком» для своей семьи. И всё бы вышло, если бы не снегопад…
- Я в самом охеренном порядке, брат, - изрекает Айеро, стеклянными глазами вглядываясь в залепленное снежным месивом окно. Одному Всевышнему известно, что там мелькает сейчас перед его взглядом. Эван с грустью вздыхает и, потянувшись к радио, делает немного громче. Эд, сегодня попавший в шофёры, кидает на него быстрый взгляд карих глаз, подбадривая.
Они все очень устали. И все чертовски хотели домой. Просто у Фрэнка это было чем-то несколько более серьёзным, чем обычное желание. Он буквально горел этой идеей-фикс уже перед последним концертом тура. Он был вымотан чуть больше, чем счастлив и доволен результатами концертов.
- Да перестань ты, - вдруг снова подает голос Роб, начиная тормошить друга через спящего в середине Мэтта. - Сейчас снимем отель, купим пожрать и выпить, и у нас будет самое лучшее отвязное Рождество в самой лучшей мужской компании, я тебе обещаю! Но это с поправкой на то, что ты перестанешь тут страдать и самоуничтожаться, - весело говорит он, легко толкая Фрэнка пальцами в шею.
- Просто заткнись, Роб, - мужчина отклоняется от очередного тычка, чтобы упереться лбом в кресло водителя. А затем повторяет тише: - Просто заткнись…
Он слышит, как Эван негромко говорит: «Оставь его в покое, Роб», - а тот, в ответ, как обычно, отпирается, даже не стараясь убрать громкость голоса: «Да я-то что? Идите вы…» Всё это привычно и ожидаемо, и даже иногда напоминает то, как что-то подобное было когда-то… Когда-то чертовски давно. Настолько давно, что он уже и не знает точно, было ли это на самом деле?
В их арендованном «минивэне» повисает тишина, разбавляемая только хард-роковыми композициями из колонок и мягким, но очень навязчивым шумом работающих «дворников». Тишина совсем не праздничная, но лучше так, чем говорить хоть о чём-либо. Лучше уж так…
Не замечая момента, когда явь сменяется грёзами, Фрэнк проваливается в дремоту, застыв в неловкой позе и тоскливом состоянии духа.
****
- Ах ты ж мать твою! Сволочь! Ну давай же! - сдавленно ругается Эд, и почти все его слова заглушают надрывные взвизги колёс и рычание мотора. Фрэнк открывает глаза и медленно распрямляется, кривясь от боли в затёкшей шее.
- Что такое, Эд? - спрашивает он, протирая пальцами глаза.
- Вроде, всё очевидно, - ухмыляется Роб. И даже Мэтт уже не спит, сонно хлопая глазами. Именно этот парень подводит итог:
- Мы застряли.
Неловко натягивая куртку и накидывая капюшон, Фрэнк открывает дверь и опускает ноги вниз, чтобы почти по колено нырнуть в пушистые белые снега. Уже много-много лет он не видел ничего подобного. В душе даже зарождается какой-то странный огонёк восторга, когда снег пробирается внутрь его бессменных кед.
Невероятно, но все эти снежные болота разрослись тут всего за четыре часа. Что же случится с городом, если снегопад продлится до утра? Может, Лондон перестанет существовать на какое-то время?
Он обходит машину по кругу, медленно, боясь споткнуться, оставляя за своими ногами две глубокие рыхлые полосы. Огонёк идиотического восторга разгорается ярче. Колёса крутятся вхолостую, взрывая мягкий снег, не двигаясь ни на чуть. Если бы в ближайшем обозрении им было, за что зацепиться, Эд смог бы выехать, но вокруг по улице: впереди, сзади, со всех сторон, - только нетронутые поля снега, подсвеченного желтоватым светом лондонских фонарей.
Фрэнк поднимает лицо наверх, чтобы встретиться взглядом с небом. «Глаза в глаза», так сказать, чтобы мысленно высказать ему всё, что он сейчас думает. Но прущий из небесных хлябей снег не даёт не то, что распахнуть ресницы хоть на дюйм, он лезет в нос, мешая дышать, и залепляет всё лицо холодной щекочущей маской. Это невероятно. Фрэнк улыбается, запрокинув голову и закрыв глаза. Кажется, эта освежающая маска - именно то, чего не хватало его уставшей, взвинченной голове.
- Ну что ты там застрял, как снеговик? - спрашивает из открывшейся двери Мэтт.
- Мы приехали, парни. Можете выходить. Надо звонить в эвакуационную службу, но если честно, я очень сомневаюсь, что даже они проедут тут. Лондон оказался не готов к шалостям природы.
Из машины слышится негромкая разноголосая ругань, дверь закрывается, снова оставляя Фрэнка наедине со снегом. Но всё к лучшему, как оказывается. Мужчине получается отпустить. Тревогу, ожидания. Он вроде бы смиряется с обстоятельствами потому, что просто не в силах ничего изменить. А ещё он понимает, что, кажется, уже очень давно не был вот так - наедине с собой.
Фрэнк оглядывается по сторонам и решает подойти к ближайшему зданию. «Аскью роад», - читает он на табличке. Остаётся надеяться, что Эд в курсе того, где здесь поблизости можно переночевать. Его сейчас устроит всё - от завалящей гостиницы до хостела. Хочется просто лечь и вытянуть ноги в тепле. Позвонить Джам, пока ещё не слишком поздно, и предупредить о том, что он будет чуть позже, чем предполагалось. И заснуть сном без сновидений.
Через минуту из микроавтобуса, как по мановению волшебной палочки не очень доброй феи, вываливаются всё ещё не перестающие ругаться Роб и Мэтт, спокойно-отрешённый Эван и озабоченный чем-то Эд. Ясно-понятно, ломать голову над тем, что сейчас делать - ему.
- Ну нихрена здесь снега, - выдаёт Роб, распинывая его длинными ногами.
- Наверху ещё больше, чувак, - не медлит вставить Мэтт, тыкая в небо пальцем. Его куртка не застёгнута, и он пытается придержать расползающиеся полы рукой.
- Машину оставляем здесь, думаю, никому не придёт в голову взламывать сугроб, который будет на её месте через полчаса, - говорит Эд, застёгивая молнию на своей удлинённой куртке.
Фрэнк на секунду задумывается о технике и инструментах, что лежат сзади, обмотанные одеялами. Задумывается с какой-то отеческой тревогой. Но разгружать машину в нынешних условиях - просто самоубийство.
- Я позвонил в несколько мест неподалёку… Почти нигде не остановиться - Рождество всё-таки. Только в хостеле через три улицы сказали, что смогут выделить комнату на шесть человек, если мы оплатим её полностью.
- Неплохой вариант, - поддерживает менеджера Эван, в то время как остальные двое кидают пренебрежительное «сойдёт» и «клоповник».
- Если никто не против, то ноги в руки и вперёд. Иначе сами тут в сугробы превратимся.
Взвалив на себя небольшие сумки с самыми необходимыми вещами, пятеро мужчин начинают движение - и Фрэнк ни за что не мог бы сказать, где они идут, куда они идут, и не спит ли он вообще. Одно, что Эд утверждает с уверенностью, так это то, что они всё-таки добрались до Лондона. Но до аэропорта сегодня всё равно никак не доехать, такова судьба. И даже если доедут - на рейс всё равно не успеть. До вылета всего три часа… И Фрэнк удивлён, что это понимание уже не заставляет его желудок нервно сворачиваться в узел.
Белая пелена стоит стеной, но ветра почти нет. Хлопья просто валят вертикально сверху вниз, дезориентируя и увеличивая и без того труднопроходимые сугробы. По случаю Рождества службы не работают, и до завтрашнего утра в этом многомиллионном городе явно будет властвовать этот снежный хаос. Идя вслед за Эдом и Эваном, Фрэнк успевает заметить тускло светящиеся окна на углу. Это невероятно, потому что обычно в канун Рождества не работает ничего. «Чёрная душа», - читает он название кофейни, и это заставляет мужчину улыбнуться, - «Работаем до часу ночи!» Кажется, он уже знает, где проведёт ближайшие несколько часов. Если, конечно, это не слишком далеко от хостела.
Ещё через две улицы их встречает менеджер хостела. Мужчина лет сорока рассыпается в приветствиях и проводит их внутрь, в теплоту и пахнущее бытовой химией помещение. Однозначно, это не лучшее место, где им приходилось ночевать. Но сегодня Фрэнку, да и остальным, похоже, совершенно всё равно, где коротать ночь. Лишь бы были кровати.
Пока Эд и Эван улаживают все вопросы у стойки, остальные поднимаются на второй этаж в выделенную комнату. Она чуть прокурена и состоит из трёх двухуровневых кроватей вдоль стен, что вызывает у Айеро приступ истерического смеха.
- Я вообще впервые буду спать на подобном, - совершенно офигев, проговаривает Роб.
- Нихеровенький сюрприз для Эда, - хихикает Мэтт, усаживаясь на одну из кроватей, проверяя её седалищем на мягкость. - А ничего так. Неплохо.
- Я сплю внизу, - сурово бубнит Роб, ставя свою сумку рядом с барабанщиком.
- Мать твою… - ругается менеджер из-за спины Фрэнка, заходя в комнату. - Что за день сегодня такой, - устало произносит он, вздыхая.
- Рождество, - мягко улыбается Эван. Его вообще сложно вывести из себя хоть чем-то.
- Ещё скажи, что это всё - грёбаные чудеса и дары волхвов, - пытается пошутить Фрэнк, вытирая выступившие от истерики слёзы.
- Почему бы и нет? - философски пожимает плечами Эван, закидывая свою сумку на верхнюю койку свободной кровати. Эд располагается под ним.
- Эван прав. В канун Рождества мы могли бы вообще нигде не устроиться. Всё-таки это Лондон. А ночевать в машине…
- Боже упаси, - заканчивает Фрэнк, занимая оставшуюся пустой кровать. - Я буду спать здесь, внизу, девочки. А сейчас пойду, прогуляюсь, - говорит он, наблюдая, как Эд первым делом раскрывает на своих коленях ноутбук, и с замиранием сердца понимая, что сейчас их билеты до Ньюарка будут аннулированы. Будто ещё оставалась хоть какая-то надежда…
- И далеко ты собрался на ночь глядя в такую пургу? - удивляется Мэтт, и все в комнате впиваются взглядом во Фрэнка, заставляя того перебрать лопатками.
- Я видел кофейню неподалёку, и она работает. Хочу дойти до неё.
- Отличная идея, чувак! - радостно выдаёт Роб, начиная натягивать скинутую было куртку. - Я с тобой.
- Нет, блять, я иду один! - кажется, это выходит слишком грубо, потому что даже непробиваемый Роб замирает, с непониманием приподнимая бровь. Он до того заросший, что его щетина почти непроглядно-чёрная. Да что уж там, они все хороши. В дороге почти два дня, потные, небритые и уставшие. Это кого угодно сведёт с ума. Всё-таки, им уже давно не двадцать лет. - Я иду один, хорошо? - чуть мягче произносит Фрэнк, хватаясь за дверную ручку. - Со мной всё будет в порядке. Я на связи, если что.
Оставив ничего не понявших согруппников за дверью, он медленно идёт по коридору к лестнице, запоздало вспоминая, что хотел переобуться в кожаные кроссовки. Но теперь уже поздно. И хотя края носков сверху, как и штанины снизу, кажется, вымокли, внутри ноги ещё сухие. Хвала кедам!
На улице ничего не меняется. Более того, их недавних следов уже нет и в помине - вокруг, куда только может пробиться взгляд за белую пелену, ровная поверхность не тронутого ни одними ногами снега. Фрэнк некоторое время пытается вспомнить верное направление, терзаясь ко всему опасениями, найдут ли они завтра с утра вообще свой минивэн с техникой.
Несмотря на снегопад, в Лондоне тепло и зелёная листва на редких деревьях. Возможно, что-то чуть меньше ноля по Цельсию или около того. Погода просто сделала свой ход, не считаясь ни с чьими планами, и это правильно. Это напоминает человеку о том, что он всего лишь человек, а не центр вселенной. Это лечит от гордыни.
Под эти мысли, раскидывая ногами рыхлый, такой обволакивающий снег, мужчина неожиданно для самого себя доходит до двери той самой кофейни с очень странным названием. «Чёрная душа»… Кому вообще мог прийти в голову подобный каламбур?
Долго отряхивая куртку и джинсы от вновь и вновь садящегося снега, Фрэнк, в итоге, забивает на это и входит внутрь. Колокольчик на двери мелодично звенит, оповещая о новом посетителе. Женщина лет тридцати приветливо улыбается ему из-за небольшой барной стойки.
- С Рождеством, сэр, - говорит она, откладывая книгу в сторону.
- И вас с Рождеством, - в тон ей отвечает Фрэнк, оглядываясь по сторонам. Место довольно обычное, ничего выдающегося. Жёсткие кожаные диванчики и квадратные чёрные столы между ними, персикового цвета стены… Ничего особенного, но отчего-то очень, очень уютно. - Вы всегда работаете по праздникам?
Женщина улыбается чуть шире.
- Эту кофейню открыл муж, а сами мы живём этажом выше, поэтому и можем позволить себе подобный график. Сегодня он хотел закрыть раньше, но я настояла. Я подумала - такой сильный снегопад, а вдруг какой-нибудь заблудшей душе будет нужно пристанище? Нельзя закрывать кофейню, когда на улице такая погода, вот что я имею в виду.
- Кажется, я влюбился, - улыбается Фрэнк, вчитываясь в бэйдж на рубашке женщины.
- Мэри, - говорит она, протягивая руку через стойку.
- Фрэнк, - не думая, говорит мужчина, пожимая тёплую, узкую ладонь. - Вы можете мне сделать кофе без молока, по типу эспрессо, но только в большую кружку? И чтобы не слишком горький и крепкий…
- Специально для вас я сделаю особый кофе. Вы не имеете ничего против миндаля?
- Нет, миндаль - это неплохо. Но только не алкоголь, хорошо?
- Замётано, - хитро улыбается Мэри, спускаясь с высокого стула. - Придётся подождать пять или десять минут. Можете присесть, пока я готовлю.
- Нет проблем, Мэри. У вас есть «вай-фай»? - спрашивает Фрэнк, не надеясь особо ни на что.
- Конечно. Логин «house of coffee», пароль «black soul».
- Спасибо, - улыбается Фрэнк и садится за самый дальний столик у окна, первым делом доставая телефон и тут же подключаясь к «вай-фай». Сигнал неплох, и он набирает жену, едва прогружается приветственное окошко «Скайпа».
- Фрэнки? Здравствуй, милый. Ты в аэропорту?
И прежде чем поздороваться, мужчина улыбается, вглядываясь в чуть размытые черты женщины, за которую держится вот уже столько лет. Она одна, помимо их общих детей, не даёт ему улететь туда, куда не следовало бы. Джамия уже лежит в кровати - в Джерси поздно, а может быть, он даже разбудил её.
- Привет, крошка. Знала бы ты, как я счастлив смотреть сейчас на тебя, - негромко говорит он, поднося телефон ближе к лицу. Чуть сонная Джамия улыбается ему искренне и открыто.
- Мы скоро увидимся, ведь так? И я буду твоим плюшевым медведем, не сомневайся. Я тоже очень соскучилась, Фрэнки.
- Как мои сладкие? Уже спят? - Фрэнк хочет нырнуть в экран своего телефона, чтобы ощутить мягкое, успокаивающее тепло их с Джамией кровати, её нежные объятия, чтобы с утра проснуться от того, что три пары ног прыгают по тебе и радостно поздравляют с Рождеством. Он хочет этого больше всего на свете сейчас, но это чувство уже не несёт той неизбывной тоски, что несколько часов назад.
- Конечно, уже поздно. Кстати, с Рождеством тебя, любимый!
- И тебя, сладкая. С Рождеством, - Фрэнк посылает воздушный поцелуй, на который Джамия с удовольствием отвечает. - В Лондоне очень сильный снегопад, крошка. Мы не попали на ночной рейс, поэтому я не смогу прилететь утром, - чуть виновато говорит он, видя, как лицо жены становится чуть опечаленным. Конечно, дети улеглись в кровати вовремя только потому, что она пообещала им «папу с самого утра».
- Ясно, милый. Не расстраивайся. Это, конечно, грустно, но что поделать. Мы очень ждём тебя, и подождём ещё немного, хорошо?
- Следующий рейс во второй половине дня, как сказал Эд. Я надеюсь, мы успеем на него без проблем.
- Это отлично. Тогда, до завтра?
- До завтра, сладкая. Соскучился безумно.
- Я тоже, Фрэнки. Прилетай скорее.
Она дарит ему самую нежную улыбку и прикосновение губ к камере, и Фрэнк почти ощущает их мягкость на своей небритой щеке. Ему стало намного лучше. В тысячу двести раз, если быть точным.
Он нажимает на значок конца связи и откладывает ещё светящийся телефон чуть в сторону, вглядываясь в окно. Колокольчик на двери звенит, оповещая об ещё одном посетителе, но мужчина даже не оборачивается - он почти в трансе наблюдает за тем, как мягко и неумолимо хлопья снега опускаются всё ниже. Хотят ли они этого? Или им всё равно? Он сидит так до тех пор, пока Мэри не приносит ему огромную дымящуюся кружку с кофе и тарелку овсяного печения. И Фрэнк становится почти что самым счастливым человеком на планете, едва его пальцы, отчего-то озябшие, прикасаются к белой керамике.
- Наслаждайтесь, сэр, - говорит женщина и, улыбнувшись, скрывается за его спиной.
Фрэнк пригубливает из кружки, боясь обжечься. Кофе горячий и потрясающий. В нём какие-то специи, но, кажется, ничего такого, из-за чего ему может стать плохо. Он делает ещё глоток с закрытыми глазами, неторопливо прокатывая жидкость по языку, как колокольчик на двери снова звякает. В этот раз Фрэнк оборачивается из интереса. В кофейне пусто - посетитель уже ушёл, а Мэри продолжает читать за стойкой. Из колонок под потолком очень тихо играет старенький блюз, почти не мешая думать.
Фрэнк снова делает глоток - уже третий, возвращая глаза к белёсому пейзажу за окном. Там, почти держась за стекло, пробирается сквозь нежданные сугробы человек в удлинённой куртке. В другой руке его виднеется большой бумажный стакан со свежим, по всей видимости, кофе. Неожиданно, он покачивается и чуть не падает, на чём-то оскальзываясь под снегом. Забавно взмахнув руками, удерживает равновесие в последний момент, но теряет капюшон со своей головы.
Все внутренности Фрэнка вихрем, сливающимся в канализацию, уходят куда-то вниз, вниз, замирая в непонятной ледяной точке. Его язык немеет, а глаза, кажется, вот-вот выпадут из глазниц. Возможно, его сердце давно перестало биться, а может быть, это случилось только сейчас, когда мужчина за стеклом поднял глаза и, встретившись с ним взглядом, замер в нелепой позе.
В этом статичном ужасе проходит целая вечность до того момента, как мужчина, не сводя взгляда с Фрэнка, разворачивается и неторопливо начинает двигаться обратно - ко входу в кофейню.
Фрэнк в панике, резким движением руки надевает до самого носа отороченный мехом капюшон своей куртки, хоть и понимает, что это глупо, бессмысленно, но его губы шевелятся, не переставая, тихо произнося:
- Святое дерьмо, блять, блять, блять…
Ты можешь ждать этого момента - такого волнительного и пугающего - сколь угодно долго. Можешь проигрывать его в разных вариантах в голове столько раз, сколько позволит треснутое множеством волнистых змеек сердце, но готовым нужно быть только к одному.
Что реальность превзойдёт все твои ожидания. И ты никогда, чёрт возьми, не сможешь подготовиться к этому.
Колокольчик звякает, заставляя Фрэнка вздрогнуть и, наконец, сбросить капюшон. Он уже давно не ребёнок. Но он делает огромный глоток, обжигая язык и нёбо, пока тихие шаги приближаются к его столику в самом конце небольшого зала. Мужчина останавливается напротив, и Фрэнк поднимает глаза, стараясь оставаться невозмутимым.
- Здравствуй, Фрэнк.
- Здравствуй, Джерард, - чуть помолчав, выдавливает из себя Фрэнк как можно спокойнее.
- Я присяду?
- Конечно…
****
- Знаешь, я со спины даже не узнал тебя, - говорит Джерард, поглядывая то на бумажный стакан, то на Фрэнка, то и дело поправляя волосы, хотя те в совершенном и неизменном лёгком беспорядке и не требуют никаких действий. Джерард нервничает, но отлично скрывает это. Впрочем, чему удивляться, это же Джерард. Мастер, когда нужно что-либо скрыть.
- Это не странно. Мы не виделись почти два года, - негромко отвечает Фрэнк, прихлёбывая свой кофе. Он старается, чтобы это звучало спокойно, но нотки упрёка всё равно внедряются в голос. Это происходит против его воли, и это напрягает. Это, и ещё неровно долбящее в рёбра сердце.
- Да уж… время летит невероятно быстро, - отвечает Джерард, как-то нервно отводя взгляд к окну. Точно ища в снеге спасения. - Что ты делаешь тут? Я совершенно не мог представить, что ты в Лондоне.
- Мы возвращаемся из тура домой, и сегодня ночью должны были улететь в Джерси, - отвечает Фрэнк, стараясь не отводить больше глаз. Всё-таки, они не виделись так давно. И сейчас смотреть на Джерарда - в этом есть определённый интерес, однозначно. - Наш микроавтобус засел в снегу намертво, и мы зависли в Лондоне на ночь. Вот и вся история.
- Ясно, - чуть помолчав, произносит Джерард, не отрывая взгляда от окна. Он в своей старой зелёной парке, которую Фрэнк ненавидит за то, что слишком хорошо помнит. В обычном чуть растянутом свитере и чёрных джинсах. Вне этих идиотских костюмов, которые Фрэнк, конечно же, видел на нём, вне галстуков он слишком давит на воспоминания своей обычностью. Тем, что он, такой почти настоящий, в одном взмахе руки от него сейчас. - Ты знаешь, встретиться в Лондоне в канун Рождества из-за снегопада, - Джерард вдруг ловит неотрывный взгляд Фрэнка и улыбается. Легко, мягко, чуть виновато, - не это ли знак свыше?
Фрэнк молчит и пьёт кофе. Внутри него клокочет столько всего, что и не передать словами. Все эти чувства, сброшенные в один котёл неумелым поваром, чадят едким дымом и кипят буро-зелёного цвета смесью. Фрэнк просто сидит и пьёт кофе, которого уже чуть меньше половины.
- Не понимаю, о чём ты. По-моему, просто глупая случайность.
- Ничто не бывает случайным. И ты это сам не раз мне доказывал.
- Ох, блять, - вздыхает Фрэнк и улыбается, сцепляясь взглядом с мужчиной напротив. - Ты ещё вспомни времена, когда динозавры вымерли. Может, это я когда-то случайно раздавил не ту бабочку?*
Джерард позволяет себе немного посмеяться, прежде чем снова уткнуться в бумажный стакан «на вынос».
- Где ребята из твоей группы? - интересуется Джерард.
- Я ушёл один. Устал…
- У вас не очень гладко? - участливо интересуется Уэй, и Фрэнк отмечает странное выражение, мелькнувшее на дне его глаз.
- У нас всё отлично, просто я устал от этой мужской компании за тур. Ну, эти громкие разговоры, потные майки и носки, раскиданные везде, небритые морды, банки из-под колы, огрызки пиццы и прочее… Я надеялся улететь домой к семье ночью, а снегопад сломал все планы. Мне нужно было побыть одному, чтобы привести себя в порядок.
Джерард улыбается.
- Раньше тебя не напрягало всё то, что ты перечислил, - скалит зубы он, и Фрэнк едва удерживает себя, чтобы не проехаться по его белому, такому чертовски ещё знакомому лицу кулаком.
- Раньше я был моложе и здоровее, - цедит он между зубов, сжимая и разжимая в кулак кисть свободной руки под столом.
Фрэнк не понимает, почему так. Прошло уже два года, а он всё ещё не может прийти в себя. Те события словно разрезали его напополам гильотиной. Он не понимал, как жить дальше. Что делать. Как справляться со всем. Только семья удерживала его на краю пропасти, а то, что он мужчина и должен что-то зарабатывать, заставляло поднимать свою задницу с кровати каждый день и идти делать хоть что-то.
Он до сих пор, как наваждение, помнит всё. И самое хорошее, и самое плохое, что принёс в его жизнь этот человек в тёмно-синем свитере, пьющий кофе напротив. К слову, и того, и другого было достаточно на целую чью-нибудь жизнь.
Он помнит до боли ярко, как шуточное дружеское увлечение перерастает во что-то большее, и как это чувство заполняет тебя до края, мягко толкаясь в обёртку тела изнутри. Как понимание того, что твоя потребность в человеке переходит всякие разумные границы, пугая в первую очередь тебя самого.
Помнит, как впервые произносятся дикие: «Хочу тебя», и как Джерард реагирует - совершенно не так, как обречённо представлял себе Фрэнк, готовясь буквально уйти из группы, потому что всё было слишком. Слишком странно.
Он готовился, но был слишком слепым. Разве можно уйти от Джерарда? Разве можно уйти, когда он не отпускает тебя? А он не отпускал. Не отпускал так странно и непонятно, никогда не говоря при этом ничего определённого, что это время до сих пор остаётся в памяти Фрэнка как самое яркое и выматывающее все силы.
Фрэнк верил в то, что Уэй любил его. Он определённо любил, как умел.
Но вопрос был не в том, что он делал. А в том, как он вел себя параллельно со своими чувствами. И вот это было самым тяжёлым.
- А я задержался в Лондоне на неделю, чтобы уладить дела с записью следующего сингла, - прерывает затянувшееся молчание Джерард. - На самом деле я уже полмесяца как должен быть в Лос-Анджелесе.
- Ясно, - тихо говорит Фрэнк, понимая, наконец, что кофе закончился. - Мэри, - говорит он погромче, оборачиваясь к стойке. - Повторите, пожалуйста, ваш чудесный кофе, если можно.
- Конечно, сэр. Минутку, - улыбается женщина и вновь отодвигает книгу в сторону.
Мужчины молчат, глядя в упор друг на друга. Тяжело вести разговор после всего, что произошло, не общаясь почти совсем около полутора лет.
- Ты изменился, - нарушая вязкое молчание, говорит Джерард, улыбаясь очень мягко. - Мне нравится твоя причёска. Ты больше не носишь пирсинг?
- Я посчитал, что уже вырос из этого, - негромко отвечает Фрэнк.
- Жалко. Мне он нравился…
- А я терпеть не могу эти твои костюмы. Блядские костюмы, - переводит тему Фрэнк, а Джерард начинает отчего-то хохотать, запрокидывая голову назад.
- Это просто сценический образ, ничего личного, - говорит он, отсмеявшись. - Я знаю, как ты не любишь костюмы, - улыбается он. - Как семья, Фрэнк? Всё в порядке?
От этих резких смен у Айеро немного кружится голова. Но он, беря себя в руки, отвечает:
- Всё отлично. Девочки уже такие большие, это невероятно, а Майлз… Он очень смышлёный.
- Да, Бэндит уже тоже очень взрослая. Я сильно скучаю по ней.
- Я вообще порой не понимаю, что делаю в том месте, где нахожусь. Зачем? Внутри всё рвётся на части, орёт: «Ты должен быть с ними сейчас, там, а не тут. Ты пропускаешь всё самое интересное, всё важное в их детстве». В такие моменты я сижу и тупо смотрю в одну точку.
Они молчат какое-то время, и Фрэнк ругает себя за некстати проснувшуюся откровенность. Ситуацию спасает Мэри, принёсшая два кофе:
- Я позволила себе смелость повторить и ваш заказ тоже. Вы не против, сэр?
- Всё отлично, это очень кстати, - дежурно улыбается Джерард, и Фрэнк с лёгким уколом самодовольства внутри груди отмечает, что это совсем другая улыбка. Не та, что адресуется ему.
Некоторое время они сидят и пьют кофе. Молчат, смотря то в окно на непрекращающийся танец снежных хлопьев, то друг на друга.
- Я снимаю квартиру в нескольких кварталах отсюда, - говорит Джерард. Фрэнк лишь продолжает отстранённо молчать. Джерард слегка скисает, не получив никакой реакции. - Ты много новых татуировок сделал за это время?
«Это время», - ухмыляется Фрэнк про себя. Ты почти умираешь, сходишь с ума, не понимая, в чём твоя грёбаная вина. Ходишь по краю, чтобы потом кто-то так небрежно сказал - «это время»…
- Достаточно, - отвечает Фрэнк.
- Я бы посмотрел. Всегда поражался тому, как ты смело делаешь их.
- Просто это - моё. Они мне нравятся.
- Я знаю, - улыбается Джерард. - Зайдём ко мне? Я покажу тебе, как живу.
Фрэнк молчит, скрепив зубы. Он поражается тому, как Джерард может. Он невероятен в этом своём умении - казаться, как ни в чём не бывало. Он вообще мастер всего, что связано со словом «казаться». Он ни за что на свете не согласится ни на одно, даже самое заманчивое, приглашение Уэя. Его слишком долго ломало, и он очень хорошо запомнил, как же плохо бывает «после».
- Ты сделал это, и не выходил на связь грёбаных полтора года, - тихо цедит он между зубов, усердно всматриваясь в чёрную гладь на середине кружки. - Ты кинул нас, поставил перед фактом, словно у нас не было никакого, блять, права голоса, - Фрэнк говорит негромко, с тошнотой осознавая, что глаза становятся слишком влажными. А ведь он так тщательно укладывал это всё внутри, так тщательно… И всё бесполезно. - Мы оказались, словно рыбы на берегу, пока ты банально сбежал! От ответственности, от себя, от меня… Ты… - Фрэнк зло сжимает зубы, рискнув поднять взгляд. Джерард смотрит в свою кружку, выглядя подавленно и более бледно. - Ты сам не устал от этой своей черты, Джи? - мужчина не замечает, как переходит на старые их имена. - Ты не устал прикрывать всё, что происходит в твоей жизни, только благоприятной стороной? Не устал прятать всё тёмное в глубине? Оно же жрёт тебя, до сих пор жрёт, я чувствую это… - Фрэнк замолкает, видя, как губы Джерарда начинают дрожать. Проходит вечность натянутой тишины, прежде чем тот открывает рот:
- Я… не мог тогда по другому. Я чувствовал, что сорвусь совсем, если всё продолжится. Прости меня, мне… очень жаль. Я не мог по-другому.
- Не мог?! Не мог?! - Фрэнк почти кричит, в следующую секунду беря себя в руки. - Позвонить по телефону, чтобы рвано сообщить, что больше нет ничего - это всё, на что тебя хватило?! Грёбаный Уэй… Как же я ненавидел тебя тогда. А ещё больше не понимал - за что? Мы-то в чём были виноваты? Это ты запутался в своих придуманных оправданиях и красивых ширмах. А расхлёбывать это пришлось нам… Я ещё не знал, что ты не просто сбежал, но и исчез для меня на такое время. Если бы я знал заранее, я бы ненавидел ещё больше, - говорит Фрэнк, делая глоток кофе, и, смотря на бледного и очень угрюмого Джерарда, отмечает, как внутри у него уже не так клокочет и едко дымит. Словно он, выговорившись наконец, смог отпустить всё это. Невероятное чувство. - Ты почти убил меня тогда, - говорит он уже спокойно, доставая из внутреннего кармана пачку сигарет. - Мэри? У вас можно курить?
- Вообще нет, сэр, но сегодня я сделаю исключение. И ещё - мы через двадцать минут закрываемся. Уже почти час.
- Хорошо, спасибо.
Через мгновение женщина уже ставит круглую прозрачную пепельницу на середину стола.
- Угостишь? - вяло спрашивает Джерард.
- Разве ты не завязал? - удивляется Фрэнк, прикуривая и протягивая пачку.
- Почти.
Они курят, иногда поглядывая друг на друга. Джерард до сих пор курит так, что у Фрэнка ноет сердце. Он думает, что мог бы смотреть на это и на его губы часами, не сложись всё так… глупо.
- Я бы многое отдал, чтобы вернуть тот момент, - тихо говорит Джерард. - Я бы всё сделал по-другому, - он затягивается, изящно держа свободные пальцы. - Мне казалось, что достаточно избавиться от того, что доставляет дискомфорт. От того, что заставляет меня разлагаться. Но время идёт, и я до сих пор понимаю, что проблема не ушла. Я… просто купировал её. Локализовал, запер как можно глубже. Но так и не решил.
Фрэнк молчит. Ему больше не хочется ни о чём говорить. Но это Рождество и правда волшебное. Ещё никогда он не чувствовал себя настолько опустошённым в самом хорошем смысле этого слова.
- Я понимаю, что ты злишься на меня. Ты думаешь, что я мог позвонить - и не звонил. Мог встретиться - и не искал встречи. Правда в том, Фрэнки, - Джерард затягивается и поднимает глаза. Такие знакомые, до скрежета под рёбрами. Такие нужные. - Правда в том, что я не мог. Это всё равно, что лечиться от героиновой зависимости, снова и снова вкалывая себе героин.
У Фрэнка перехватывает дыхание. Он шокирован, потому что, если не брать в расчёт эти жуткие для него два года, Джерард впервые настолько откровенен с ним.
- Я бы очень хотел, чтобы ты смог забыть…
- Я ничего не забываю, - серьёзно говорит Фрэнк. - Я бы и счастлив, но я помню всё слишком отчётливо. Наверное, это особенность скорпионов. Я помню каждую печаль и каждую радость, что ты доставил мне.
- Прости меня…
- Я бы хотел. Возможно, я смогу сделать это когда-нибудь. Но не забыть, Джи.
Они докуривают в молчании, пока к ним не подходит Мэри.
- Мне очень жаль, но мы закрываемся. Надеюсь, вам есть, куда пойти? Кажется, снегопад заканчивается.
- Да, всё в порядке, мы уже уходим, - отвечает Джерард, поднимаясь со своего места и оставляя на столике деньги навскидку, как и Фрэнк. Его глаза подозрительно блестят, а скулы остры, как никогда.
- Спасибо вам, - говорит Фрэнк, улыбаясь. - За всё.
Мэри улыбается и кивает в ответ. Они выходят на улицу, где идёт снег. Снегопад закончился, оставляя лишь редкие неторопливые снежинки падать с тёмного, затянутого низкими тучами, неба.
****
- Прогуляемся? - спрашивает Джерард, когда свет в окнах кофейни гаснет, и они вдвоём остаются на пустынной заснеженной улице.
- Если только недолго. Я в кедах, да и подъём завтра наверняка ранний, - соглашается Фрэнк.
- Тут недалеко парк. Наверное, сейчас он выглядит очень необычно.
Фрэнку всё равно. Он просто ловит себя на мысли, что не готов сию минуту расстаться с Джерардом. Снова расстаться на неопределённый срок. Если бы не его гордость и убеждения, он бы гулял с ним всю ночь, вспоминая прошлое и думая о будущем, и даже, возможно, согласился бы зайти к нему домой.
Они идут рядом друг с другом, загребая ногами ещё свежий, девственно-белый снег. Фрэнк думает, что на таком идеально смотрелись бы алые разводы крови.
- Знаешь, раньше я думал, что самое сладкое и тяжёлое - скучать в поездке по женщине. Так и было, пока не подросла Бэндит. Почему-то по детям скучаешь намного острее, особенно тогда, когда они уже могут понять, почему тебя нет, и спрашивают, когда ты вернёшься. Когда они могут проявлять свои чувства, когда осознают, что такое разлука. И я понимаю тебя, Фрэнк. Пропускать всё, что связано с взрослением моей малышки - это самое тяжёлое испытание из всех. И это меня также убивает.
Улица криво изгибается, и в редких окнах горит свет. Уличные фонари геометрически-чётко раскладывают свои желтоватые круги на снежные сугробы, не рискуя нарушать эту графическую схему света и тени. Нетронутый снег выглядит манящим и притягательным. Он словно звенит - тихо и мелодично. Фрэнк может поклясться, что отчётливо улавливает эти звуки.
- Твой телефон прежний? - вдруг спрашивает Джерард.
- Нет. Я сменил номер недавно.
- Дашь мне свой новый телефон? - с надеждой в голосе интересуется Джерард. - Я натворил немало дерьма, Фрэнки. Но я умею понимать, когда пора хоть что-то попробовать изменить. Я скучаю по тем временам, когда мы были хорошими, близкими друзьями. Я не знаю, возможно ли вернуться в то время. Но я просто не хочу больше терять тебя из вида.
Фрэнк диктует цифры, и через мгновение Джерард набирает ему, весь светясь от счастья. Фрэнк также не может сдержать улыбку.
Когда его телефон принимает звонок от Джерарда, он долго думает, создавая новый контакт. Смотрит на напечатанную букву «G» и теряется. Не придумав ничего более дельного, записывает номер как «Gremlin», улыбаясь своей изобретательности.
Они доходят до небольшого парка, удивляясь его сюрреалистичному виду: деревья с зелёными кронами, тяжело укрытые снежными комьями, гнут свои ветви к высоким сугробам. Вид и правда завораживает.
- Мне пора, Джи, - наконец, решает Фрэнк. Они не так уж и много говорили сегодня, но это сложно - наводить мосты после того, как прежде почти дотла сжечь их.
- Что ж… - Джерард оборачивается и улыбается, пытаясь скрыть грусть между краешками губ. - Удачи, Фрэнки. И привет родному Джерси.
Фрэнку тоже очень грустно. Он не думал, что несмотря ни на что, неприятно зудящее внутри своей груди, останется всё тем же жаждущим общения с этим человеком парнем.
- Знаешь, я согласен с тем, что нашу сегодняшнюю встречу можно классифицировать, как чудо. По крайней мере, я считаю так, - говорит Фрэнк, прежде чем пожать Джерарду руку. Его пальцы такие же, как и в старые времена - тонкие, хрупкие и прохладные. До безумия знакомые. Фрэнку и правда пора, иначе с утра он проклянёт себя за сегодняшнюю слабость.
Двое мужчин расходятся, чтобы каждому пойти своей дорогой. Но что-то между ними всё-таки меняется. Словно оборванная шерстяная нить с болтающимися по земле концами вдруг оживает, светится, натягивается до предела, пытаясь спаять свои разорванные края. И пускай это не слишком красиво - так и должно быть. В жизни нет места чему-то категоричному. Жизнь всегда наказывает тех, кто делит мир по типу: чёрное и белое.
Уже зайдя в комнату в хостеле, наполненную запахом пиццы и разноголосым мужским храпом, Фрэнк раздевается и ложится на выбранную кровать, надеясь поскорее успокоиться и уснуть. Телефон мягко вибрирует под подушкой. Сообщение от «Гремлина» заставляет губы широко расползтись.
«Доброй ночи, Фрэнки. Не знаю, о каком подарке ты мечтал в это Рождество, но мои мечты были услышаны. Лёгкого полёта завтра».
Улыбаясь, он быстро набирает ответ: «Думаю, это и правда неплохой подарок. Доброй ночи, Джи».
Определённо, всё не возвращается на круги своя так быстро. И у них, если, конечно, у них вообще есть хоть какое-то будущее, всё будет очень долго налаживаться. И Фрэнк ещё очень и очень длительное время не сможет начать доверять ему как раньше.
Но если это возможно - ведь это и правда может быть хоть немного возможным? - он бы очень хотел вернуть этого человека в свою жизнь. Просто потому, что так правильно. Потому, что так должно быть.
И, возможно, в этот раз у них получится быть мудрее. Получится ценить то, что им дано, не пытаясь вырывать из глотки фортуны всё больше.
Ведь счастье не в этом.
__________________ *в одном старом фильме о путешествиях в прошлое утверждается, что даже раздавить бабочку в прошлом - уже может привести к необратимым изменениям в будущем.
Ох, мне очень понравилось. Так, казалось бы, просто - наше время, все так, как могло бы произойти сейчас. Но ч то же время, это такая история, которую пока никто не решился написать. Кроме вас. Красиво, захватывающе, одним словом, здорово! И может быть, это столкновение?
Я думаю, обида. Ладно, в любом случае всё достаточно хорошо закончилось, хоть перед ними и раскинулся этот долгий-долгий путь. Было тяжело читать в том плане, что слова так легко перекатываются в голове, а вот сама ситуация такая сложная, аж сердце ноет и ноет. Ох уж эта психология... Каким-то образом чтобы ввести нас в курс дела - почему Фрэнк застрял в этой кофейне, почему он оказался в Лондоне (близ Лондона) - здесь в качестве движущихся декораций выступают участники группы Фрэнка, Мэри и снегопад. А вот кофейня - это уже ключевой момент. Будто бы перед нами сцена-коробка, везде темнота, и прожектор откуда-то сверху освещает своим жёлтым бледным лучом один-единственный столик, за которым в одну секунду сменяются триллионы разных чувств. Психологически сильный момент, как бы так сказать. И по ходу дела сам невольно задаёшься некоторыми вопросами. Особенно после самой последней фразы. Не знаю почему, но она произвела на меня такое впечатление сегодня, потрясающе.
Bullet in a Bible, покорнейше благодарю, мой дорогой друг! Я счастлива! Я давно хотела написать эту историю и рада, что фест мне в этом помог. Чтобы было просто и по-настоящему. Слово очень подходит, просто ооочень. Но когда я писала, думала немного о другом. Спасибо вам!
Red and Blue, знаешь, ты просто очень чертовски здорово разложила эту стори по полочкам. Я в восторге. Движущиеся декорации и столик в кофейне под моно-лучом. Это всё безумно в точку, ты умничка!!! Между ними и правда не может всё быть так просто. Потому что Джи никогда не был простым. Иногда ему не хватает умения просто жить и быть счастливым.
И вот я перехожу к крайнему вопросу, который такое впечатление произвёл. Я считаю, что ФРэнк говорил вот о чём. Что их счастье, если оно возможно вообще, это ценить и дорожить то, что они уже имеют. Будь то семья, дети, друзья, творчество, работа, устремления, чувства. Дорожить всем, не разделяя на чёрное-белое, плохое-хорошее. Ведь эти ярлыки зачастую придумывают люди и для людей. Фрэнк думает о том, что не обязательно стремиться к тому, чтобы быть вместе. Чтобы быть "близкими" в том смысле. Он обожает свою семью, и его чувства к Джамии очень светлые, честные и благодарные. Но почему кто-то считает, что это всё исключает другие чувства? Такое случается... Просто это разные плоскости. И совершенно точно знаю, что можно любить человека очень искренне и нуждаться в нём. И при этом искренне быть ему другом. Да, такое бывает. Искренняя любовь без требования "чего-то ещё" поистине целительна. И бывает, что именно в таких встречах и находишь для себя успокоение и отдых, чтобы потом с новыми силами ломануться в семью, творчество и прочую выматывающую реальность.
И да, дорогая, ты угадала. Слово, о котором я думала - обида.
Такое нельзя писать. Просто надо поставить запрет, потому что как мне это далось - я не знаю... С самого начала, когда увидела имена участников cellabration, то я примерно поняла, в каком ключе будет идти изложение этой истории. Когда он зашел в кафе, я сразу поняла, что что-то должно произойти, и конечно же такой исход событий как тут очень логичен и понятен, но когда я прочитала об их зрительном контакте, ей богу, я думала, что это конец всего. В этом статичном ужасе проходит целая вечность до того момента, как мужчина, не сводя взгляда с Фрэнка, разворачивается и неторопливо начинает двигаться обратно - ко входу в кофейню. Я столько миллионов раз прокручивала этот разговор в своей голове. Я столько раз думала, как это пройдет и где. Я всегда знала, кто что будет говорить, ну примерное содержание их диалога. Одно дело это представлять в голове, а совершенно другое читать и чувствовать это все настолько.... Я не знаю, как объяснить. Ты почти умираешь, сходишь с ума, не понимая, в чём твоя грёбаная вина. Ходишь по краю, чтобы потом кто-то так небрежно сказал - «это время»… Я сидела и проклинала нежданного гостя, как только можно. Пусть только бы посмел сотворить очередную глупость и еще больше убить и расстроить его. Каждый раз, когда он говорил компроментирующие фразы, я молилась, чтобы другой не поддался слабости или желанию. . Он ни за что на свете не согласится ни на одно, даже самое заманчивое, приглашение Уэя. Его слишком долго ломало, и он очень хорошо запомнил, как же плохо бывает «после». Мне давно не было так тяжело что-то читать. В груди просто тонны не подъемного груза, все давит и ноет внутри. Я даже заплакала. Я такая глупая, но эта тема и такие отношения между ними то, что я не могу спокойно пережить. В конце, я была почти уверена, что они поцелуются. Я думала, что зачинщиком опять будет он, а потом уйдет на дно и это "казаться". В общем, я под большим впечатлением. Я знала, что у тебя будет великолепная работа, но мне почему-то казалось, что ты напишешь что-то более радостное... Спасибо тебе огромное за нее. Я в восторге. Ты просто великолепно пишешь. Спасибо еще раз.
Оооххх, Навиа.... Что ж вы делаете.....Ааааааааааааа. О.чень.боль.но. :-) Сижу и плачу. Но это ничего, это лишь значит, что фик хороший, раз заставляет чувствовать, реагировать как-то. Очень хорошая работа. Мне очень понравилось. Люблю фики из серии "как бы это могло быть" или "как это, мложет, было, но мы никогда не узнаем, было ли так на самом деле. В общем, реалистичные фики. Я не знаю, как объяснить. Надеюсь, вы поймёте. Спасибо вам за такую работу. <33
упырь, солнца моя, просто хочу сказать две вещи. Первая - огромное тебе спасибо. И что смогла осилить (я серьёзно, могу представить, как тяжело это далось. На самом деле я сама уже устала от подобного настроя и обязательно напишу ещё по фестивалю более лёгкое и забавное, обещаю. Но эта история давно не давала мне спокойно жить, я должна была от неё избавиться.) И второе - просто поверь, что писать это мне далось ничуть не легче, чем читать тебе. Я не так долго с МКР, более того - я не переживала их распад, я возникла "на всё готовенькое". Но я очень сильно прониклась ими, и мысли про этих двух и всех остальных часто не дают мне покоя. Такое я глупое существо. А ещё хотела сказать, что я не хейтер Джи, совершенно точно нет. Я его "жалетель". Знаешь, несмотря на всё, Фрэнку легче переживать всё, вне зависимости, что там произошло. Знаешь, почему? Во-первых, это неоценимая и очень ощутимая поддержка детей. Чем их больше, тем сильнее они тебя любят. Порой, просто прийти домой и увидеть их искренние улыбки - уже спасение. Это не говоря о Джамии. А во-вторых - Фрэнк, несмотря на сильные, совершенно очевидно, переживания, более искренний, и намного проще выплёскивает всё в текстах и творчестве. Он открыт, а ведь выплеснуть, пусть даже не забыть, но освобождаться каждый раз от части подобного груза - намного действеннее, чем запирать и варить всё внутри себя, как лично я считаю (совершенно имхо, не претендующее ни на что) делает Джерард. В его новом альбоме для меня самая искренняя песня "Брат". Мне кажется, В ней всё. Уж не знаю, сколько там правды, зная любовь Джерарда к сценическим образам. И я очень и очень жалею его. Как-то по-женски, чтоли :) Такие дела, спасибо, солнышко!!! ПыСы Аноним в работе, так что на неделе обязательно будет несколько глав. Я, вроде, пришла в себя :)
Vitalipok, очень больно и улыбка))) Чудо ты моё. Спасибо огромное, что прочитала этот многостраничный миник. Тяжёлый, я знаю. А что поделать. Мне тоже было тяжело, но теперь полегчало :) Спасибо огромное, хорошая. И не плачь, пожалуйста. Личто я верю, что два взрослых человека всегда смогут договориться, было бы желание. И я совершенно уверена, что прошлые ошибки не будут повторяться. Обычно хватает обжечься так сильно единожды, чтобы понять науку. :-***
Аввввв. Ваши ответы на комментарии заставляют меня улыбаться. Такие они теплые и милые. :з И не переживайте за меня, когда я пишу, что плачу, это у меня нормальное состояние и реакция. :D
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
