Часть 1. Когда Фрэнк был ребенком, он делал вид, что его прокляли. Ему нравилось думать, что его болезненность – это работа какого-нибудь злого волшебника или мстительной феи. Он представлял, как однажды сможет найти что-нибудь вроде заклинания или зелья - что-нибудь, что сможет исцелить его.
Но как только он вырос, стало трудно продолжать верить в такие фантазии, и в девятнадцать лет он смирился с тем, что правда не так интересна: он просто парень, который слишком часто болеет. Некоторые пороки с самого рождения сделали его маленьким и слабым, склонным к приступам кашля и восприимчивым к лихорадкам, и у каких бы врачей его родители ни консультировались, никто из них не нашел способа изменить оплошностей природы.
Фрэнк сомневался в том, что этот последний доктор, взявшийся исследовать его, преуспеет там, где другие терпели поражение. Возможно, он будет в состоянии избавить от боли, но Фрэнк уже давно отчаялся найти лекарство, которое по-настоящему могло бы вернуть ему здоровье и силу. Но даже временное избавление от боли, он знал, нельзя презирать.
Потому он предстал перед врачом ещё раз, чтобы его потыкали и пощупали, послушали его сердцебиение и дыхание, чтобы снова ответить на бесконечные вопросы о своих привычках и диетах. Врач – грубоватый, но добрый пожилой мужчина в очках с золотой оправой и с впечатляющими усами – хмыкнул, кашлянул и записал что-то в небольшом блокноте. В конце концов, когда Фрэнк вернулся к своим родителям в небольшой офис, прилегающий к смотровому кабинету, врач проинформировал всех троих о том, что больной получит большую пользу от смены обстановки.
- Лондон – это худшая из возможных сред для молодого человека с таким состоянием организма, как вы видите, - серьезно сказал врач. – Смог и сажа повсюду, не говоря уже о постоянном шуме и огромном количестве людей. Честно говоря, удивительно, что он не в худшем состоянии, чем находится сейчас.
Фрэнк опустился в своем кресле вниз, игнорируя тяжелый взгляд матери. Он ненавидел говорить обо всём этом, хотя и должен был уже привыкнуть.
- Свежий воздух, спокойствие и тишина, столько, сколько он сможет получить, вот в чем он нуждается больше, чем в любом лекарстве, которое я могу ему дать, - продолжал врач. – Если вы можете организовать для него путешествие куда-нибудь, где климат мягче, то идеальным вариантом было бы что-то на континенте. В противном случае, любая сельская местность все равно будет гораздо лучше для него, чем город.
Часть 2
Впрочем, в настоящее время не могло идти и речи о поездке на континент. Семья Айеро не была бедной, но и богатыми их назвать сложно. Кроме того, они не имели никого, кого можно было бы привлечь на помощь.
Была, однако, сестра мистера Айеро, которая жила в деревне со своим мужем. Так как они являлись единственными родственниками семьи, живущими за пределами города, то мистер и миссис Айеро решили написать им и посмотреть, позволят ли они Фрэнку приехать и остаться у них на некоторое время.
Фрэнк, к сожалению, не был согласен со своими родителями.
- Я не хочу ехать к тете Гортензии и дяде Эдварду и оставаться у них, - сказал он за ужином на следующий день, подготовив аргументы и приготовившись их использовать. Родители обменялись несколько раздраженными взглядами.
- Почему нет? – спросила мама, поворачиваясь к Фрэнку.
- Они не нравятся мне, - ответил он, как ни в чем не бывало. – И, честно говоря, я тоже им не нравлюсь.
- Фрэнк, ужасно так говорить о своих тете и дяде, - упрекнула его мать.
- Вообще-то это правда, - запротестовал Фрэнк. – Я знаю, что они не любят меня, поэтому мы не часто к ним ездим.
Фрэнк знал, что эта враждебность – отчасти его вина; в детстве он был попросту неистовым, если был здоров, как будто отыгрываясь за то время, когда ему нельзя было покидать свою комнату и запрещалось любое волнение. У его родителей всегда было достаточно терпения и понимания для его упрямства и непоседливости, но нельзя сказать того же о его тете и дяде, особенно после того, как он сломал ценную вазу во время одного из летних приездов к ним в гости.
Таким образом, Фрэнк понимал, как родилась у них некоторая неприязнь к нему, но он больше не был ребенком, и дни поломки ваз для него позади (ну, по большей части). Тем не менее, тетя Гортензия относилась к нему так же, как и когда ему было шесть-семь лет, и идея его присутствия в её доме целыми неделями, а может и месяцами, не была для неё привлекательной.
- Хорошо, они не любят тебя так, как могли бы, - уступил отец. – Хотя ты мог бы сделать больше, чтобы завоевать их симпатию, я хочу сказать. Но больше нет никого, к кому ты мог бы поехать, поэтому…
- Нет никого в нашей семье, - заметил Фрэнк. – Но у некоторых моих друзей есть дома в деревне, я могу попросить одного из них.
- Надеюсь, ты имеешь в виду «спрошу», а не «буду подлизываться и просить, пока они не предложат что-то», - произнесла мама. – Я не хочу, чтобы ты навязывался любому из своих друзей.
- Но вы не против того, чтобы я навязывался тете Гортензии и дяде Эдварду, даже если знаете, что сами они меня не попросят остаться, - возразил Фрэнк.
- Потому что семья отличается от остального, - ответила ему мать, тоном показывая, что разговор окончен.
Отец Фрэнка посмотрел сначала на жену, затем на сына (в частности, на их лица, на которых было одинаковое выражение упрямства), и заговорил успокаивающим тоном.
- Я думаю, мы можем хотя бы подождать и посмотреть, сможет ли в действительности кто-то из друзей принять его к себе. - Фрэнк улыбнулся, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, мистер Айеро добавил сурово: - Но если никто не сможет, ты отправишься к дяде и тете, нравится тебе это или нет.
Часть 3.
Поиск друга с домом в деревне, в котором можно было бы побыть некоторое время, оказался делом более сложным, чем предполагал сначала Фрэнк. Он составил два списка: первый из тех, у кого, он знал, есть загородные дома, во второй вошли друзья достаточно близкие для того, чтобы вытерпеть в своем доме Фрэнка в качестве гостя неопределенный период.
Сравнение списков дало в итоге только четыре имени, которые соответствовали обоим критериям. Однако, насколько Фрэнк знал, двое из них в настоящее время были в поездке на континенте. Каждый может быть и был готов позволить Фрэнку пользоваться домом в их отсутствие, но им нужны было писать, а затем ждать ответа – это займет много времени. Другой недавно женился и оставил свое жилище в Лондоне и уехал в деревню, чтобы там обустроиться в доме со своей женой. Конечно, можно было бы попробовать написать ему, но это будет навязыванием, и Фрэнк не хотел бы этого делать, пока он не оставлен без других вариантов.
От списков остался Майкл Уэй.
Фрэнк и Майкл познакомились два года назад через общего знакомого и быстро, легко подружились, несмотря на многие различия. Майкл тихий, замкнутый, с не всегда уместным чувством юмора, что резко контрастировало с экспрессивной натурой Фрэнка. Кроме того, в то время, как Фрэнк был сыном купца, Майкл был кем-то из благородных – виконтом или бароном, Фрэнк не был полностью уверен. Уэй никогда не говорил о своем титуле, казалось, был почти смущен им, и Фрэнк слышал об этом только из болтовни других своих друзей.
Из той же болтовни он узнал, что Майкл редко развлекал гостей в своем доме в деревне, который, должно быть, представлял из себя своего рода грандиозную усадьбу. Фрэнк не знал, что скажет Майкл, возможно, выразит нежелание иметь такую компанию у себя дома, но, в отсутствие каких-либо других вариантов, просто задать ему вопрос не повредит.
Майкл делил свое время между городом и деревней, и, как назло, теперь он был в Лондоне. По просьбе Фрэнка, они встретились в комнатах Майкла, и Майкл, с характерными для него спокойствием и терпением, выслушал объяснения Фрэнка по поводу сложившейся ситуации.
-Я понимаю, почему ты предпочитаешь другое место дому своих дяди и тети, - сказал Уэй сочувствующим тоном, когда Фрэнк закончил. – Я боюсь, однако, что мой дом будет не самой подходящей альтернативой.
- Ох, - уныло выдохнул Фрэнк. – Ты уверен? Я не хочу давить на тебя, но у меня нет никаких других альтернатив подобного рода.
Фрэнк обладал достаточным умением, чтобы в нужной ситуации его умоляющий взгляд получался очень эффективным. Предостережение матери о том, что нужно не подлизываться, а просто спрашивать, промелькнуло у него в голове, но не достаточно четко, чтобы не дать прикусить нижнюю губу и не поднять в надежде брови.
- Нельзя сказать, что я не хочу помочь или что я не хочу насладиться твоей компанией, - сказал наконец Майкл. – Но дом попросту не в самом подходящем для приема посетителей состоянии. Тебе, наверное, не понравится там в любом случае, он ужасно мрачен.
- Он понравится мне больше, чем тетя Гортензия, вне зависимости от того, в каком состоянии он находится, - решительно ответил Фрэнк. – Честно говоря, Майкл, пока крыша не начнет падать, я не буду возражать. И, обещаю, буду вести себя самым лучшим образом. Ты даже не заметишь, что я у тебя был.
- Я сомневаюсь, - сухо заметил Майкл и вздохнул. – Не знаю, Фрэнк.
Фрэнк слегка склонил голову и немного шире распахнул глаза.
