Существует момент, когда Фрэнк, стоя на сцене, думает: "Мы могли бы быть здесь".
Это после того как огни исчезли, после того, как инструменты были убраны, после того, как подмели полы. Кровь из носа Майки была стёрта со сцены, появившаяся там, когда Фрэнк (случайно) попал тыльной стороной ладони прямо по лицу бедного Майки, в результате чего началось уже четвёртое кровотечение из носа за неделю, и появился фантастический синяк на переносице. В ушах Фрэнка всё ещё звенит от усилителя, а подушечками пальцев он стирает кровь со струн гитары. Большая часть пота на его одежде высыхает, делая её жесткой.
Он ходит по сцене, выстукивая шаги, которые звучат глухо, подбирает пустую бутылку из-под воды и две банки пива, которые они оставили, когда уходили со сцены. Прошло несколько часов после выступления, странно спокойного, он не может помочь, но сетует на ту часть себя, которая носилась по сцене, и была под влиянием крови и безумных аккордов. Прошло несколько часов после выступления, которое закончилось, но продолжает преследовать.
(Фрэнк перекликается с призраками, когда в очередной раз исчезает за занавесом.)
Он бежит к Майки, в то же время ища взглядом мусорку, куда можно было бы выкинуть разбитую бутылку и банки. К Майки, чьё побитое лицо выглядит пустым, потому что менеджер сказал им, что они не могут играть здесь до тех пор, пока их неустойчивый вокалист не станет трезвым. Одно дело немного выпить во время шоу, но совсем другое - потерять сознание на сцене, захлебываясь собственной слюной, в то время как ваша группа продолжает играть, стараясь сохранить лицо.
Майки закусывает губу, видя лицо Фрэнка, просто потому, что его нервы уже на пределе, и он молчит, хотя злость пульсирует внутри него.
― Джерард... ? ― начинает Фрэнк, и Майки коротко кивает, бормоча усталым голосом:
― Отрубился в автобусе, ― его карие глаза провалились, и нежные фиолетовые синяки проглядывают сквозь кожу век. Он приглаживает волосы и зажмуривается. А затем говорит очень и очень тихо, ― он мой брат, Фрэнки. Он мой брат, и он убивает себя.
Сердце Фрэнка ударяется о грудную клетку, как дикая птица, и ему кажется, что кости могут просто сломаться, а утром он найдет один гигантский синяк. Не думая, он идёт прямо к Майки, даже не замедляя хода, так что, когда он достигает своего друга, это больше похоже столкновение, чем на что-то другое. Он хочет пройти через него, просто чтобы поверить, что всё это не реально. Майки спотыкается, отходя немного назад, пока Фрэнк обнимает его за тонкую талию. Майки высокий, так что щека Фрэнка просто идеально ложится на его ключицы. Фрэнк закрывает глаза, желая, чтобы Майки преодолел пространство между ними, и тот медленно оборачивает руки вокруг плеч Фрэнка, некрепко сжимая. Иногда, особенно во время непроницаемых ночей, как эта, всё, что они могут сделать, чтобы успокоиться - без слов цепляться друг за друга в пустом коридоре в каком-то городе, чьё название они уже забыли.
Майки отстраняется первый, его дыхание глубокое.
― Рэй попросил меня тебя найти, мы готовимся к отъезду.
Он не говорит слов "люблю" или "спасибо", потому что не нуждается в этом после девяти лет пребывания лучшими друзьями.
И Фрэнк кивает, оборачивая ладонь вокруг пальцев Майки. Они вместе уходят, зная, как это выглядит и как чувствуется этой ночью, застрявшей в их телах, словно заноза из стекла, и что вряд ли они когда-нибудь снова будут такими же с толпой, которая любит их, несмотря на то, что знает немногим больше их имён.
***
Когда Фрэнк заходит в автобус, двери сразу закрываются, и водитель отъезжает. Настроение серьёзное, жёсткая стальная серость поселилась внутри его головы. Он чувствует себя, как грозовая туча на фоне ужасающего неба.
Боб сидит у окна, глядя на улицу, со скоростью пролетающую мимо них и размазывающуюся по краям. Майки замолкает, наклоняется, чтобы что-то тихо сказать Бобу, когда Фрэнк заходит. Боже, он устал, и всё, чего ему сейчас хочется - напиться, но одна мысль об этом заставляет его чувствовать вину, делает больным. Заставляет испугаться того, насколько легко он и Джерард могли бы поменяться местами. "Нет, ― утверждает Фрэнк, ― я - не он". Но он знает, как легко это могло бы измениться.
К тому времени, как он достигает койки, он уже знает, что пытаться немного поспать бесполезно. Через сорок минут они будут в гостинице, зарегистрируются и поселятся в своих комнатах в течение следующего часа. Сейчас два часа ночи, и глаза Фрэнка слезящиеся, будто с песком внутри, словно он идёт сквозь облако пыли. Его грудь очень сильно напряжена.
Беглый взгляд показывает, что занавеска у койки Джерарда закрыта, остальные кровати пусты и не заправлены. Группа рассеивается, избегая и стыдясь, они становятся магнитами на противоположных полюсах компаса. Фрэнк знает, что Рэй где-то со своими наушниками и гитарой на коленях, даже если он недавно отыграл три часа подряд почти без перерыва. Это его способ выпустить пар, так же как у Майки, который включит телевизор, IPod, ноутбук, пока они не доберутся до отеля, и даже тогда его лицо будет освещено светом от экранов. Так же, как и Боб, который будет неподвижно сидеть на одном месте в течение десяти минут, а потом беззвучно пройдётся мимо каждого из ребят просто так, чтобы знать, что они в порядке, а затем вернётся на то же место и ещё десять минут будет сидеть, не шевелясь. А Фрэнк... несмотря ни на что разбитый и глубоко внутри разочарованный, Фрэнк будет лежать в койке и слушать единственные звуки, которые способны его успокоить: шелест простыней с койки Джерарда, его устойчивое дыхание, раздающееся из-за занавески, все признаки сна.
Именно так он и поступает, облокачиваясь на подушку у стены, чтобы можно было сидеть частично в вертикальном положении. Несмотря ни на что, это всё, что он может сделать, чтобы не забраться к Джерарду и не лечь рядом с ним, просто для того, чтобы чувствовать его дыхание на своей шее.
***
Заселение в гостиницу отнимает у них гораздо больше времени, чем ожидалось. Менеджер говорит, что их номера были перебронированы экскурсионным автобусом из Милуоки, из-за конвенции, которая состоится в эти выходные. Проблема в том, что в группе пять человек, плюс Брайан, а у отеля осталось только пять свободных номеров. Так что десять минут длится спор о том, кто будет жить вдвоём, все ожидают, что Фрэнк добровольно согласится заселиться с Джерардом, но Фрэнк всё ещё находится в автобусе, чтобы убедиться, что Джерард не захлебнётся собственной рвотой во время сна. В конце концов они решают, что Майки займёт второе место в номере Рэя, а в следующий раз они потратятся на люкс. В 3:30 ночи каждый тащит свои сумки в номера, а Фрэнк помогает добраться медленно трезвеющему Джерарду до лифта.
― Давай, Джи, ты должен помочь мне, приятель, ― бормочет он в волосы Джерарда, пытаясь удерживать его, опирающегося на плечо. Одновременно с этим он борется с застрявшей пластиковой карточкой-ключом в замке, но это трудно, когда пальцы Джерарда лежат около его ключицы. У него получается только с третьей попытки, вспыхивает зелёный огонёк, и Фрэнк пинает дверь ногой, его руки заняты Джерардом.
―Тьфу, боже, я чувствую, как воняю, ― бормочет Джерард с полным ртом собственных волос, пока Фрэнк оттаскивает его к кровати. ― Фрэнки, ты чувствуешь, как я воняю?
Когда Фрэнк вдыхает, ему в нос ударяет кислая смесь пива, рвоты, масла для тела и сигарет Джерарда.
― Да, Джи, ты пахнешь чертовски отвратительно, ― говорит он бесцеремонно, толкая Джерарда на кровать. ( И всё же что-то есть в этом запахе, когда они как всегда приходят со сцены, наполненные слепой энергией, эмоциями и всеми теми грёбаными криками, и сталкиваются вместе, всегда, губами, этот запах пота просто доказательство того, что всё реально.)
Джерард падает назад с небольшим свистящим вздохом, и немного отскакивает от матраса.
― Я должен помыться прежде, чем усну, ― стонет он, но не сдвигается с кровати, и Фрэнк просто игнорирует эти слова.
(Это не так, будто Джерард перестал быть полон пустых слов, просто Фрэнк стал выбирать те, которые он будет помнить в дальнейшем, как Вещи, Которые Джерард Мог Действительно Иметь В Виду В Один День.) Он стоит на коленях на старом ковре на одном уровне с коленями Джерарда, подтягивая его ноги к груди. Дёргает за шнурки, чтобы они развязались, быстро снимает побитые кеды и отбрасывает их. Далее идут носки (и боже, ему действительно не помешала бы ванная), затем куртка из искусственной кожи, липкая от пота футболка. Джерард колеблется из стороны в сторону, как младенец, не в состоянии удерживать собственный вес.
― Приподними свои бёдра, Джерард, ― говорит Фрэнк, расстёгивая кнопку на слишком обтягивающих джинсах Джерарда, и тот послушно приподнимает свою задницу, пытаясь помочь Фрэнку освободить его от грязной одежды. Всё это заставляет Фрэнка терять над собой контроль.
Фрэнк оборачивает руки вокруг икр Джерарда и перетаскивает его, пока тот не ложится нормально, его голова оказывается на подушках, а ноги растягиваются на простынях. На коленке и голени Джерарда уже образуются синяки от его падения на сцене.
― Поспи немного, Джи, у нас будет ещё один день завтра, ― говорит Фрэнк, хоть и знает, что завтра, на самом деле, уже сегодня, всего через четыре или пять часов с этого момента, и что сам Фрэнк, вероятно, проведёт их, смотря телевизор, вместо того, чтобы попытаться уснуть самому. ( И ему всегда отчасти нравилась идея бодрствования в то время, когда восходит солнце, будто он видит что-то тайное и древнее, то, что существует дольше, чем Фрэнк может себе представить.)
Он выключает лампу, когда липкая рука Джерарда сжимается вокруг запястья Фрэнка. Эти тонкие пальцы Джерарда настолько знакомые, что Фрэнк почти улыбается.
― Фрэнки, куда ты? ― Джерард хитро смотрит на него из-под ресниц. Он грубо дёргает Фрэнка, так что тот падает на грудь Джерарду.
И Фрэнк ничего не может с собой поделать, на минуту он позволяет себе быть втянутым в небрежный поцелуй с Джерардом. Он приоткрывает рот, когда язык Джерарда проходится по его нижней губе, и стискивает пальцы вокруг подбородка. Это жарко, небрежно, и боже, так хорошо. но потом он чувствует вкус рвоты, пива и чего-то ещё, горького и металлического, и он отталкивается от груди Джерарда, и глубоко дышит секунды две-три, прежде чем прогоняет чувство тошноты.
― Прекрати, Джи, ― говорит он тихо, отводя глаза, когда отползает к краю кровати. Фрэнк запускает пальцы в собственные волосы и оттягивает их. Тупая боль в голове моментально обращает на себя внимание, отвлекая от красных припухших губ Джерарда.
Голос Джерарда подрагивающий.
― Ну же, Фрэнки, ― говорит он, его ресницы трепещут и, и он знает, что это заставляет колени Фрэнка подгибаться. Так же, как знает все эти маленькие слабости и то, каковы они на вкус. ― Останься, ― просит он и проводит пальцами по пояснице Фрэнка.
― Свали с глаз долой, Джерард, я не дрочу сегодня, ― выплёвывает Фрэнк немного жестче, чем хотел бы, но это не так, будто это не правда, или он мог бы взять слова обратно. (Если Джерард - мастер пустых слов, то Фрэнк как раз наоборот - хранитель слишком тяжелых вещей, которые ранят.) Он выключает лампу и одёргивает футболку. Затем идёт по тёмной комнате отеля и поворачивает дверную ручку. За ним остаётся Джерард, в тишине лежащий на кровати, даже не ворочающийся на простыни.
Фрэнк выходит из лифта на следующем этаже, его комната находится в конце коридора, напротив автомата с кубиками льда. Даже почти в четыре утра какой-то осёл ползёт по коридору, чтобы наполнить ведро льдом для своих коктейлей и виски. Фрэнк не беспокоится о том, чтобы распаковать вещи. Это странный комфорт - знать, что вся твоя жизнь может уместиться в сумку. Он ложится на большую двуспальную кровать в центре комнаты и щёлкает по телевизору, чтобы заглушить шум. Но это то, что он видит, когда закрывает глаза, то, что не даёт ему уснуть на протяжении всей ночи.
*** Утром он просыпается от звонка регистраторши с ресепшена. Глаза Фрэнка слезятся и болят, как будто кто-то засыпал в них соли ночью. Он быстро принимает душ и надевает чистую футболку. Фрэнк вдруг чувствует себя совсем одиноким, пока заталкивает одежду с прошлой ночи в сумку и выскальзывает за дверь, оставив свой ключ-карточку на комоде.
Он обнаруживает, что не единственный в баре в холле отеля. Майки сидит, несчастно сгорбившись над чашкой кофе, его лицо близко к пару, так что, когда он поднимает голову, видно, что нос и глаза всё ещё голубоватого цвета с предыдущей ночи, а щёки окрашены фальшивым румянцем. (Фрэнку Майки всегда немного напоминал марионетку, прекрасную и деревянную с перекрещением ослабленных петель. Его ниточки настолько тонкие.) Он бормочет запоздалое: "Утра", и снова отводит глаза. Фрэнк всё равно кивает, хоть и знает, что Майки не заметит. Не то чтобы Майки злился на него или ещё что-нибудь, просто за все эти годы Фрэнк выучил, что он никогда не рад видеть восход солнца, он выглядит словно шрам на его усталом лице.
― Доброе утро, Фрэнки, ― Рэй светится, и это немного успокаивает, как и всегда. Каждое утро Рэй встаёт перед восходом и идёт на пробежку. Не имеет значения, находятся они в Японии, Новом Орлеане, всегда тёплом Лос-Анджелесе. Он говорит, что это поднимает ему настроение, так же, как секс, шоколад и ваш любимый фильм в час ночи. Он говорит, что это помогает ему сосредоточиться и настроить себя так, чтобы не беспокоиться в течение всего дня. Фрэнк никогда не понимал необходимости Рэя в подъёме и шевелении задницей ранним утром, но с другой стороны, это Рэй тот, кто спокойно сидит за их столиком с яичницей, а Фрэнк тот, кто дрожит, так что возможно, тут и говорить не о чем.
Он пододвигается, когда Боб, который закинул свою сумку на груду багажа, садится рядом, и говорит: "Да, чёрный", когда официантка спрашивает, какой бы он хотел кофе, а затем чуть не плачет, когда она говорит ему, что это место для некурящих. Крепко стиснув зубы, Фрэнк засовывает пачку сигарет обратно в карман джинсов, где он будет чувствовать их напротив своей кожи, и это будет сводить его с ума в течение следующего получаса. (Не столько никотин, сколько это облегчение, которое он находит в том, чтобы что-то держать между пальцами, когда кто-то просит его быть тихим и спокойным.)
Когда официантка возвращается с его кофе и тарелкой с тостами, он быстро отпивает и сжигает половину своих вкусовых рецепторов с самого первого глотка. Он не перестаёт пить, и ожог распространяется в горле, груди, желудке. Чашка пустеет, а кофе заставляет его внутренности гореть. Боб и Рэй вполголоса обсуждают завтрашнее выступление. Фрэнк разглядывает их усталыми глазами, а потом замечает Майки, который странно на него смотрит.
― У меня что, дерьмо на лице? ― спрашивает он, потирая подбородок. Он не брился пару дней и выглядит немного потрёпанным.
Майки просто приподнимает бровь, это настолько привычно, что Фрэнк просто автоматически отмечает это и переключает своё внимание.
― Где, чёрт возьми, твоя куртка, Фрэнки? ― спрашивает Майки. ― Ты в курсе, что тут температура - пять градусов?
Фрэнк морщится. В холле отеля прохладно, но не холодно.
― Чёрт, где мы вообще? ― спрашивает он.
И Майки, Рэй, Боб и Брайан вместе говорят: "Лион", а потом наступает тишина. Фрэнк не может поверить, что они во Франции, а он даже не знал. Он вспоминает полёт на самолете несколько недель назад, а затем долгие поездки в автобусе, когда шестеро дышат одним и тем же воздухом и собираются у телевизора, чтобы посмотреть реалити-шоу и какой-нибудь фильм. (Он также помнит, но слабо, поцелуй в терминале, который был почти обещанием, но больше прощанием, и Фрэнк никогда не может выяснить, по какой причине. Кажется, что Джерард всегда пытается попрощаться с ним через губы.)
Брайан нарушает тишину первым, прочищая горло, словно извиняясь, прежде чем начать говорить.
― Э-э, а где Джерард? ― спрашивает он, и хоть его взгляд перемещается по всем, вопрос, очевидно, обращён к Фрэнку.
Его тост слишком поджарен с одной стороны, а с другой немного влажный. Фрэнк кладёт его на тарелку и пожимает плечами.
― Не знаю, ― бормочет он, возясь с его пустой чашкой из-под кофе. Он поднимает голову, убирает волосы с лица и добавляет, ― последний раз я его видел, когда оставил в его номере прошлой ночью.
Брайан скептически смотрит на него.
― Ты оставил его?
― Я не его грёбаная няня, Брайан, ― отвечает холодно Фрэнк, выходя из себя от всего лишь четырех часов сна, грёбаной головной боли, которая не покидает его уже третью неделю подряд, и от мысли о том, что когда он подписывал контракт с группой, то не соглашался на что-либо из этой ерунды, когда в нескольких метрах от него звучит мягкий, смущённый кашель и все поворачиваются в том направлении.
Джерард стоит полностью одетый, в тесных тёмных джинсах и куртке на молнии, его волосы мокрые и заправлены за уши.
―Я, эм, я заставил Фрэнка уйти, ― говорит он тихо, его голос больной и хриплый. ― Вчера вечером. Он предложил остаться, и я сказал ему, чтобы он... он ушёл.
Ложь очевидна, но Джерард стоит там, выглядящий так, будто не спал последнее десятилетие, и никто не спорит с ним. Майки смотрит на Джерарда так, словно тот сказал ему, что их родители умерли, и Фрэнку, Фрэнку хочется отвернуться. Он знает, как это выглядит, знает, что Майки медленно, но верно теряет веру в одного человека, которому верил всегда, и это убивает Фрэнка, абсолютно разрушает его внутри, когда он видит взгляд своего лучшего друга - потемневший и разочарованный. (Он помнит то время, когда Майки в его доме посреди ночи сказал: "Мой брат собирается сделать нас известными", а Фрэнк ответил: "Хорошо", потому что он действительно, по-настоящему верил в Майки, даже сильнее, чем в Джерарда, и на следующий день он оказался в трейлере, направляющемся в Калифорнию, и никогда не оглядывался назад.)
― Я, э-э... Мне очень жаль, ― продолжает Джерард низким голосом, и Фрэнк не уверен, извиняется ли он за беспокойство и напряженность, за недоверие или просто за опоздание на грёбаный завтрак. В любом случае, его лицо бледное и робкое, а запястья выглядят невероятно тонкими.
Боб, наконец, кивает, его губы изгибаются в грубой, но прощающей улыбке. Несмотря на его грозное поведение, именно Боб тот, кто за всех принимает извинения. Фрэнк часто задаётся вопросом, как он делает это, а потом просто испытывает к нему благодарность. Фрэнк любит представлять группу, как компас, и Боб находится в центре и наблюдает, как его друзья дрейфуют в разных направлениях; глубоко внутри он знает, что они всегда будут связаны в центре чем-то мощным, и эта сила необъяснимо присутствует в прохладном спокойствии Боба.
― Давай, Джерард, садись, ― говорит Боб, приглашающе махнув рукой.
Брайан кивает.
― Последний шанс выпить кофе в течение нескольких часов, ― добавляет он, немного ухмыляясь, и Фрэнк знает, что Брайан сочувственно думает о похмелье, с которым Джерарду предстоит столкнуться.
Наступает момент, когда Джерард колеблется, и Фрэнк может видеть это на его лице; как будто он чувствует, что, может, должен выйти из отеля прямо сейчас и просто продолжать идти, пока не закончится дорога, а он не перестанет быть на виду у всех. Пальцы Фрэнка дёргаются при мысли о том, что если наступит день, когда Джерард уйдёт, он бессознательно последует за ним, как если бы это было импульсом, магией или просто самой природой. (На их компасе, хоть Фрэнк и Джерард находятся на противоположных сторонах, им всегда по пути.)
Но Джерард не выходит и не пытается скрыться. Он медленно садится, пододвигая бедром Фрэнка, и балансируя на краю. Они не смотрят друг на друга, но рука Джерарда ложится на бедро Фрэнка, осторожно, словно он боится, Фрэнк чувствует горечь от кофе глубоко в задней части горла. Он наклоняется и скользит пальцами вверх по рукаву куртки Джерарда, и когда чувствует выпуклость предплечья, то надавливает ногтями так сильно, как только может. Фрэнк ощущает левой стороной тела, как Джерард напрягается от боли, но когда поворачивается, то видит, что тот лишь прикусил губу и концентрируется на том, что ему говорит Рэй. Он ослабляет хватку и смотрит на глубокие полумесяцы, оставшиеся на коже. Его гнев исчезает, и дыхание становится устойчивым. Осторожно он оборачивает пальцы вокруг запястья Джерарда, и держит их там до тех пор, пока они не покидают отель.
*** В полдень они проезжают малонаселённый городок, чьё название никто не может найти на карте. Великая, пугающая зыбь реки Роны виднеется с левой стороны их автобуса, и кажется серой и злой в резком освещении. Часть реки покрыта хрупким льдом. Брайан сказал, что они должны быть в Каннах к завтрашнему полудню, но сегодня они останавливались уже дважды, чтобы перекусить, пройтись и ради отчаянно-необходимого перерыва друг от друга, так что, кажется, они приедут позже. Франция - небольшая страна, и эта зима, и все чувствует себя немного тоскующими по дому и уставшими.
Фрэнк не совсем уверен, где все, только знает, что все они сели в автобус после последней остановки в Живоре? Вене?; он на самом деле не может вспомнить знак на окраине города, но замечает, что все, даже Брайан, разошлись по отдельным углам автобуса, уставшие друг от друга после стольких месяцев этого. (Чего "этого", Фрэнк не может сказать достаточно чётко, за исключением того, что оно ему чуждо, и горькое, как чаинки на дне кружки.) Фрэнк сидит за столом рядом с кухней, читает книгу, которую мама прислала ему по почте на прошлой неделе. Каждую неделю она шлёт ему новую, и он пожирает их, как конфеты, смакуя каждое слово и скучая по лицу матери. Он иногда представляет, как хорошо было бы просто сесть на самолёт и вернуться в её дом в Джерси, на улицу, указатель с которой был давно украден.
Он приближается к четвёртой главе романа, когда вдруг чувствует изменения в атмосфере кухни, напряжение в воздухе. Кто-то, стоя за ним, колеблется, и Фрэнк ничего не может с собой поделать, он чувствует боль в нижней части живота, как если бы его ударили кулаком. (Он думает, что это магниты внутри них, постоянно отталкивающие друг друга, когда они пытаются стать ближе.) Он медленно дышит, и Джерард оборачивает руки вокруг плеч и груди Фрэнка.
― Что ты читаешь? ― шепчет он в ухо Фрэнка. Его голос мягкий и глубже, чем обычно, и когда Фрэнк откидывается в его объятья, Джерард пахнет сном, тёплый и немного затхлый.
Фрэнк делает маленький вдох и опирается головой о ключицы Джерарда, прислоняясь виском к шее.
―Камю, ― отвечает он спокойно и поворачивает обложку "Постороннего", чтобы Джерард увидел. ― Брайан переписывался с моей мамой по электронной почте, и она посылала мне эти книги каждую неделю, чтобы я мог развлечь себя в дороге, и он, должно быть, упомянул, что мы будем во Франции...
Он замолкает, чувствуя, что говорит слишком много, словно пытается заполнить всё это пустое пространство. Джерард греет его плечи, и его руки приятно прижимаются вблизи подмышек. Фрэнк позволяет глазам закрыться.
Затем остаётся только звук двигателя и мягкий гул с водительского места в передней части автобуса. Фрэнк откладывает книгу, а затем поворачивается на стуле так, что Джерард вынужден выпрямиться, чтобы не упасть вперёд.
― Ты поспал? - спрашивает Фрэнк, складывая руки, запуская пальцы под футболку Джерарда, где есть только голая кожа.
Джерард тихо вздыхает и смотрит на него неясными глазами. Он кивает и заправляет прядь волос за ухо. Они высохли смешно от того, что он уснул с мокрой головой в автобусе сегодня утром, и теперь торчат во все стороны, как маленькие горные вершины. Это одновременно очаровывает Фрэнка и делает болезненно грустным.
― Брайан сказал, что нам, возможно, придётся остановиться в Валенсии на ночь, ― продолжает Фрэнк, проводя ладонью по тазовым костям Джерарда. ― Должен пойти сильный снег в час или около того, так что во время бури будет трудно ехать.
― Мы остановимся в отеле? ― произносит Джерард, и Фрэнк качает головой.
― Мы не делали никаких оговорок, и с бюджетом туго, так что сегодня мы спим здесь, ― говорит он, дотрагиваясь до ремня Джерарда.
Джерард тихо хныкает и кладёт руки на волосы Фрэнка.
― Я знаю, что должен быть благодарен тому, что у нас хотя бы есть автобус, но -
― Я понимаю, ― обрывает его Фрэнк и бросает на него взгляд сквозь ресницы.
Это тяжело, когда всё грёбаное время они находятся в автобусах, спят всего в нескольких метрах друг от друга, запертые в этих крошечных пространствах; когда они борются за то, что кажется мечтой, но на самом деле причиняет сплошную боль. За последние несколько раз, что они останавливались в отеле, Джерард обдалбывался и напивался ещё до того, как успевало зайти солнце, и к тому времени, как они оказывались в номере, Фрэнк не хотел иметь с ним ничего общего. Он просто чертовски устал от напористого Джерарда ночью за ночью, устал засыпать в одиночестве, устал от своей грёбаной правой руки.
Фрэнк наклоняется вперёд в густой серый свет кухни и оставляет мягкий сухой поцелуй на коже прямо под пупком Джерарда. Тёмные волоски очень тонкие и щекочут нос, и он подсознательно борется с желанием чихнуть. Джерард издаёт низкий звук и, слегка хватая Фрэнка за волосы, тянет. Всё во Фрэнке ― это рефлекс, сжимающийся и подрагивающий.
― Кто в койках? ― шепчет он в кожу Джерарда.
Джерарду не требуется много времени, чтобы ответить, он сглатывает и говорит:
― Никто. Рэй в студии с Бобом, Брайан впереди с Майки, персонал, все остальные в тех автобусе.
― Хорошо, ― произносит Фрэнк, он встаёт из-за стола и прижимается ближе. На мгновение Фрэнк просто вжимается в него, их тела, лбы плотно соприкасаются с той лёгкостью, с которой они всегда подходили друг другу. Губы Джерарда на его собственных, горячие и причиняющие небольшую боль, жадные, с зубами и языком. Линии их тел встречаются и переплетаются, как хрупкие провода. (Фрэнк всегда задаётся вопросом, их тела всегда вот так подходили бы друг другу, даже если бы они не встретились и не стали теми, кем являются сейчас; или это просто то, что они всегда знали ― как просочиться друг в друга, уничтожить любое пространство, в попытке сохранить их запертыми друг в друге.)
― Я сожалею о прошлой ночи, ― говорит тихо Джерард напротив рта Фрэнка, и они перестают двигаться, их лбы крепко прижимаются друг к другу, а губы, ещё приоткрытые напротив друг друга выпускают горячие отчаянные выдохи, которые не совсем рассеиваются, а подобно туману собираются вокруг их голов.
Фрэнк держит глаза закрытыми, не желая видеть искренний взгляд Джерарда, его страх, неуверенность. Он просто говорит: "Пожалуйста, Джи, я не хочу обсуждать это прямо сейчас", и Джерард отвечает: "Хорошо", и когда они снова целуются, это не причиняет боль. Он прижимается к телу Джерарда, а затем отталкивает.
Джерард издаёт сдавленный, разочарованный звук за спиной Фрэнка, двигаясь через центр автобуса, но как только он ловит на себе взгляд парня, его шаги становятся быстрыми.
Сворачивая, Фрэнк протягивает ему руку и испытывает облегчение, когда чувствует пальцы Джерарда. Он не знает почему это так удивительно, или почему это заставляет голову кружиться особенно сильно, или почему ему всегда кажется, что это будто в последний раз. Его хватка крепкая и тёплая, и когда они достигают койки Фрэнка (она самая дальняя и, возможно, самая опрятная), Джерард всё ещё не отпускает, держа руку Фрэнка над головой, когда они падают на простыни.
(И, на самом деле, на данный момент всё в жизни Фрэнка ощущается как тот или иной вид падения, и он часто задаётся вопросом, когда он достигнет земли, какую боль это может причинить, или он просто испытает облегчение, отличающееся, но приятное.)
Это трудно, лежать вдвоём в койке, и, может, немного неудобно, но прошло несколько дней или даже недель с тех пор, как они сказали два слова друг другу, и всё не закончилось криками и обвинениями, и Фрэнк так чертовски устал, и он желает... он просто желает. Джерард принял душ этим утром, и он до сих пор пахнет мылом, и шампунем, и сигаретами, и сном, и всем остальным, просто, что самое важное, он не пахнет выпивкой, и все это немного опьяняет в этом замкнутом пространстве. Фрэнк морщится от веса Джерарда, лежащего на нём, обернувшего свои пальцы вокруг его запястий. Это отчаяние заставляет его толкаться бёдрами вверх в пустое пространство между ними, рассеянные стоны срываться с его губ. Всего этого шума слишком много, чтобы продолжать прятаться, но он ничего не может с собой поделать. Фрэнк сжимает в руках рубашку Джерада и думает: "Это всё, кто я есть для тебя", и каким-то странным образом до Джерарда, кажется доходит это, как и всегда (как плавление на коже Фрэнка), и он придвигается ближе, его руки делают всё, что только могут. (И когда это происходит, как только между ними не остаётся свободного пространства, он даже перестаёт чувствовать себя жертвой, он становится нужным Джерарду.)
Джерард быстрыми, отрывистыми движениями оголяет бёдра Фрэнка, прерываясь только для того, чтобы позволить Фрэнку снять с него рубашку. Он знает, что тот всегда любил ту часть, где они раздевают друг друга, словно в первый раз, их пальцы дрожащие и неуклюжие, и потому он прикладывает очевидные усилия, чтобы замедлиться. Его глаза темнеют от желания, и он пожёвывает нижнюю губу, полную вмятин. Фрэнк вздрагивает под руками Джерарда, оказавшимися на его талии, и приподнимает бёдра снова и снова, до тех пор, пока существует только голая кожа, задевающая простыни и плоть бёдер Джерарда. Маленькие, тёмные волоски, и мелкие серебряные растяжки, которые Фрэнк видел тысячу раз в свете мерцающей бледной луны.
Когда Фрэнк смотрит в глаза Джерарда, находящегося уже внутри него, ожидая, к нему приходит болезненное интенсивное ощущение, словно он может прочитать каждую мысль в голове Джерарда, все мысли, которые там когда-либо появлялись, и это заставляет его желудок сжаться, а конечности ослабеть. Он опасается, что он всего лишь ещё один скелет, и что, возможно, Джерард устал от обычных костей и резких слов; что, может, именно поэтому Джерард напивается, закидывается и идёт в странные места с блестящими зеркалами. И возвращается, сияющий так сильно, что Фрэнк оказывается в тени. И, может, Джерард любит ту часть Фрэнка, которая становится голодным зверем, когда их кожа соприкасается, но не ту часть, которая остаётся, тонкая и хрупкая, когда дело доходит до борьбы с монстрами Джерарда.
(Он думает, что в любом случае, Джерард любил бы его, если бы не был так увлечён сжиганием мира, просто для того, чтобы увидеть, будет ли тогда Фрэнк продолжать его любить.)
***
Большинство других автобусов уже прибыло на стоянку к тому времени, как автобус группы только выезжает за пределы города. Фрэнк возвращается к спокойному чтению своей книги, расположившись на этот раз на потрёпанном диване; Джерард тихо дремлет, свернувшись вокруг колена Фрэнка. (То, как он лежит, будто ожидает эвакуации, вздрагивая каждый раз, когда Фрэнк шевелит ногой; это как если бы он начал бояться всех будущих моментов и бледнеть при виде того, чем они стали теперь. Фрэнк даже не может вспомнить последний раз, когда он чувствовал, что они отдельные люди.) Кровь не поступала к ногам Фрэнка достаточно долго, так что сейчас появляется неприятное онемение и покалывание. Он поднимает руку с шеи Джерарда, почёсывает нос, переворачивает страницу. Рефлекторно запускает пальцы обратно в волосы Джерарда, заправляя свободные пряди за ухо.
С громким стоном Майки откидывает занавеску, которая отделяет жилую часть автобуса от кабины водителя. Его очки чуть съехали, а одежда мятая от долгого сидения на одном месте, так что сейчас он больше похож на спотыкающуюся марионетку. В безвкусном зимнем свете, который проникает сквозь окна, синяки на его носу и под глазами выглядят ещё хуже.
― Сколько времени? ― бормочет он, зевая и потягиваясь.
Фрэнк наклоняет голову, чтобы посмотреть на цифровые часы на двери микроволновки.
― Около шести, ― говорит он, с осторожностью выпрямляясь около спящего Джерарда. Он кладёт книгу на диванную подушку рядом с собой, а затем наступает тишина. Фрэнк смотрит на Майки, который в свою очередь наблюдает за ним и ничего не говорит. Он не знает, существуют ли вообще подходящие слова.
Наконец Майки с низким вздохом опирается о стену.
― Слушай, Фрэнк, ― говорит он голосом уставшим, как эта зима, поправляет очки. ― Я не собираюсь читать тебе лекции, потому что знаю, что тебе наплевать на это, и ты, вероятно, снова ударишь меня по лицу-
―Чувак, я клянусь Богом, что это вышло случайно, ― подчёркивает Фрэнк, чувствуя себя несколько оскорблённым, но Майки просто машет своей худой рукой, словно стремится прогнать всю напряжённость прочь. (Часто Фрэнк стремится к Майки посреди ночи, чтобы дотронуться до его пальцев, побороться за их жестокую хватку и понимающую эмпатию; даже во сне руки Майки знают достаточно, чтобы крепко держать и поглощать жалкое разочарование.) Теперь же Фрэнк успокаивается за счёт того, что его руки лежат вдоль спины Джерарда. Он задаётся вопросом, является ли это тем же самым.
Потирая глаза под очками, Майки продолжает.
― Просто, господи, я не могу поверить, что говорю тебе это, просто... не прощай его в этот раз, Фрэнки, хорошо?
Фрэнк чувствует, как его собственное тело напрягается, и он вжимается в диван.
― Что, чёрт возьми, это вообще значит, Майки? ― спрашивает он, и его голос отрывистый и холодный.
Майки идёт на кухню и открывает холодильник, оглядывая содержимое. Его лицо в слишком ярком свете холодильника выглядит резким, с глубокими тенями. Дверца захлопывается, Майки показывается с открытой пачкой апельсинового сока и делает из неё большой глоток.
― Майки, чёрт возьми, ты не можешь просто сказать мне дерьмо вроде этого, а затем игнорировать, ― сердито говорит Фрэнк, его голос тихий, но угрожающий. ― Какого чёрта ты несёшь? ― он хочет кричать, хочет избавиться от своей кожи и растечься по полу. За долгие месяцы Фрэнк позволяет крови закипеть, и всё же... и всё же. Мирно спящее лицо Джерарда действует на него успокаивающе, притягивая взгляд.
Свет из холодильника возвращается, когда Майки ставит сок обратно. Блики от его очков слепят Фрэнка, но он не может перестать чувствовать на себе взгляд Майки.
― Я сказал, что не собираюсь читать тебе лекции, Фрэнк, потому что ты взрослый, и теперь я не могу помешать тебе делать то, что ты делаешь с моим братом. Но я имею в виду то, что я сказал: не прощай его, Фрэнки. И не имеет значения, если остальная часть тебя игнорирует его, или кричит на него, или бросает на другой стороне грёбаной дороги. Это ты, ― он проводит руками по лицу. ― Если ты будешь прощать его снова и снова за то, что он с тобой делает, Фрэнк, он просто будет продолжать в том же духе, пока не убьёт себя. Но если ты... если ты скажешь ему, чтобы он остановился, если ты скажешь ему, что всё кончено, потому что он творит это дерьмо... он сделает это для тебя, Фрэнки. Он... он не станет тебя терять.
Фрэнк обдумывает эти слова, пока быстро перемещающиеся солнечные лучи раскрашивают веснушки на щеках Джерарда в оранжевый и золотой. Так много ночей, когда Фрэнк выталкивает Джерарда из гостиничного номера, только чтобы потом утром найти его спящим в коридоре, прижимающимся щекой к ковру. Так много ночей, когда Джерард выстанывает его имя и кончает на лицо Фрэнка без предупреждения. Ночей с Джерардом с лицом, посеревшим от наркотиков. Слишком много ночей, когда Фрэнк встречает восход солнца в тревоге и с самыми трагическими мыслями.
( И даже самые пустые слова Джерарда Фрэнк сохранил в кармане своего высохшего сердца.)
