Моя пижама цвета глаз моей первой кошки.
Она никогда не мяукала, потому что была инвалидом.
Мне так говорил отчим.
Я тискал ее, много раз швырял за хвост.
Она была тощая, как вешалка, и серая, как моя школьная форма.

Почему-то вспомнил выражение «Сумасшедший, как шляпник, тощий, как гривенник».
Люблю, когда меня посещают странные мысли.
Это как когда вы говорите о новом фильме, а ты вспоминаешь глупый разговор пятимесячной давности.
И давишься воспоминаниями.
Как застрявшей в глотке костью, которая мешает тебе нормально вдохнуть.

-Знаешь, я уже второй день вижу очень много трупов животных,- говорит парень у меня в голове. Голуби и кошки – они просто на каждом шагу.

Я любил кошек, особенно толстых и неповоротливых. Мне нравилось класть на них голову.
Мне 11 лет, и я лежу на своей кошке, третьей по счету.
Приятно греет голову.
Чертово животное расцарапывает мне лицо.
Месяц я лежу в палате с перекроенной мордой.
С тех пор – очки.
С тех пор – ненавижу треклятых животных.

В столовой дают запеканку.
Я всегда думал – в запеканке есть молекулы, я читал в учебнике. В молекулах атомы. А что, если в каждом атоме скрыта вселенная?
Вдруг мы… живем в запеканке? А в нас – другие запеканки.
Теория запеканочной вселенной занимала меня всегда.
А это интересная мысль.
В столовой полная тишина.
Я шепчу:
-Запеканка…
Это слово отлетает от стен.
Запеканка.
Надо обдумать. Доктор, который ходит в мою палату, не поймет меня. Он понимает только мат и жестикуляцию, старая скотина.
Я бы записал, но нечем и негде.
А парень с соседнего стола странно на меня смотрит.

Я спросил, что это за место.
У меня стоит.
Стеклянные глаза парня разбиваются о мои веки.

Он показал мне табличку на здании.
«3-я Областная Психиатрическая Клиника»
И шепотом произнес – он не может спать на спине. И лежать вообще. Потому что у него на спине – город. Целый мегаполис. И стянул майку, обнажив широкую и бледную сильную спину. На ней не было абсолютно никаких гребаных городов.
Теперь там – только следы моих засосов и ногтей.
Он невероятно сладкий.
А я сказал, что прокладываю ему магистрали и делаю круглые площади.
И сообщил, что если он будет сверху – городу ничего не грозит.

Сумасшедшие…только шляпник здесь видимо не при чем.

Сегодня привезли новенькую. Девочка, изнасилованная в своей собственной квартире.
Чудо, что она не мертва, хотя, возможно, наоборот.
Я опять задумался над этим.
О чем она думает сейчас?
Бледнее лица я не видел, и руки постоянно прижаты к телу.
Она не сможет вернуться домой, просто не сможет.
Глаз выразительнее я не встречал.
Она больше не сможет войти в свою комнату, сесть на кровать и улыбнуться.
Удалите ей часть мозга, отвечающую за воспоминания о том дне.
Перекрасьте обои, смените мебель, она дышит тем днем.
Я думаю – может, ей и правда было бы лучше умереть?
Как моей матери.
Не сидеть в нашей больнице на койке и не ощущать в себе то, что называют реабилитационным периодом.
Точнее – забыть ощущение чужого члена внутри себя.
Забыть боль. И забыть себя, перекроить себя.
Нам говорят о подобных случаях, об их закономерности.
Нас запугивают.
О двух девочках, которые умерли от этого, и я тихо-тихо шепчу, чтобы меня услышали только те двое.

Не далее как вчера мне рассказали один случай.
Из тех, похожих на триллер, только хуже.
Не раньше этого четверга в доме убили двух детей.
А я все сильнее начинаю ненавидеть людей.

Ты можешь кричать об этом на весь мир.
Вперед, ты можешь ужасаться, протирая свою жалость до дыр.
Ты можешь заявлять, что это жутко, и как ты зол.
Но когда двух девочек насиловали, на их крик никто не пришел.

Не далее как вчера я стал жестче к людям.
Вы спасаете свой зад, а с другими будь, что будет.
Сообщения об убийствах, страшные заголовки газет.
Мне все чаще кажется, что добра в этом мире нет.

Что ты сделаешь этим летним вечером,
Когда твою дочь унесут искалеченной?
Будешь ли ты искать виноватых, мать,
Когда твою дочь унесут умирать?

Я не верю в это
Я не верю в это
Такое происходит каждый день где-то
Проценты уходят в другую вечность.
Миром правит садизм, деспотизм, бессердечность.

Вечер.

Смотрю в окно. Клиника находится за городской чертой, где нет огней окон, в каждом из которых – мириады вселенных, мыслей, собранных в мусорный пакет, жующих челюстей, склоки, радости и стоны.
Я на 5 этаже. В окне торчит дерево, на нем – птица клюет полиэтиленовый пакет, хрипя и задыхаясь.
Ночь.
Резко выдыхаю, вдыхаю еще быстрее, от чего плывет голова. Стекло запотело.
Пишу пальцем – Джерард.
Пишу – 107.
Пишу – а вы пробовали достать языком до носа?

И засыпаю на подоконнике.

Во сне Фрэнк бормочет:
-Языком до носа? Глупости, никогда...

след. глава - http://notforsale.do.am/blog/2009-08-30-1052