Было больно. Но боли я не чувствовал. Может потому что знал - Я это заслужил.

В то мгновение каждая клеточка тела словно онемела, а в глазах помутнение. Я беспомощно вглядывался в небо, силясь понять - какого оно цвета? Силясь только на миг вспомнить, было ли в моей жизни хоть что-нибудь, кроме того, что вызывало сейчас отчаяние.

........

Говорят, что перед смертью промелькнёт вся жизнь. Я никогда не задумывался об этом. Впрочем, мне некогда было думать о смерти. Моя жизнь только начиналась, и каждый миг казался слишком долгим, мучительным и бессмысленным. Жестокая молодость твердила беспрестанно : Времени полно.

 Я не живу, а лишь пишу черновик. Жалкий призрак того, как собираюсь я существовать далее. Хотя нет... Не то слово. Я намеревался жить.

 Настоящее не заботило меня. По крайней мере не настолько, чтобы в какой-то миг остановиться, и посмотреть на всё со стороны. Будущее, о котором я думал, вырисовывалось передо мной яркими очертаниями, целью, к которой, как мне тогда казалось, я шёл.

 Кто же знал, что цели не будет?

 Кто знал, что её никогда и не было?

 Я здесь не для того, чтобы утомлять вас долгой историей своего рождения и детства. Юности и душевных переживаний. Молодости и зрелости.

 Впрочем я не берусь судить. Возможно зрелым я так и не стал.

 А повествование моё вовсе не велико, и не займёт у вас много времени. Начну я его с вокзала Ватерлоу, в прекрасной Великобритании, незабываемой столице - Лондоне.

 Город, в котором я провёл от силы три дня, и большую часть попросту "добросовестно" отсидел в лучших барах центра, пробуя многочисленные хвалёные напитки и дорогие сигары, всё же успел врезаться в память, оставив неизгладимый отпечаток. Пускай ненадолго...

 Мне так и не удалось увидеть Биг-Бен, потому что обливаясь потом на сцене, и отдавая целиком и полностью себя зрителям, по окончании я не мог думать ни о чём другом, кроме крепкой выпивки или чего-то в этом роде.

 Глаза мои не зрели даже тех невероятных людей, которых я, бесспорно любил. Всю эту массу, и каждого в отдельности. Ведь я приносил им счастье. Своим голосом...Своей энергией я заряжал и их..И я правда любил их. Только не видел...

 Я полагал что многое в этой жизни сделал правильно. Вот только никак не думал, что жизни-то ещё не было...

 Я не прогулялся с друзьями по длинным улочкам, поднимая глаза к серому Лондонскому небу. Я не расширил ноздри, чтобы пропустить через них хоть бы жалкую малость английского тумана.

 Я не наблюдал за людьми...

 Я столько всего не сделал...

...

 Но я увлёкся. Нельзя забывать о том, что конкретно я хочу поведать.

 Итак, вокзал.

 В вокзалах, как вы знаете, нет ничего особенного. Тогда и мне так казалось. Мерный стук приближающегося очередного поезда, утомлённые машинисты в перерывах играют с товарищами в шашки. Разглаживают пропотевшие усы. Вздыхают и посматривают на часы. Скоро время. Отправка поезда, который кто-то из них поведёт.

 Пассажиры тоже представляют определённый интерес. Взволнованные лица. Кто-то спешит домой, к родным, любимым, близким. Кто-то отправляется в долгое путешествие и в последний раз окидывает вокзал где-то грустным, где-то нежным ностальгическим взглядом.

 Не удивляйтесь особо. На самом деле я всего этого не замечал в момент, когда стоя с друзьями, нервно выкуривал очередную сигарету и всматривался вдаль, подпирая коленом свой чемодан. 

 А картинки, вышеописанного вокзала, проснулись в моей голове много позже. Когда в глазах простиралось небо, но я уже практически не видел...

....

 Итак, я стоял плечом к плечу с  братом, бросая на асфальт очередной окурок. Веки слипались. После вчерашнего вечера неминуемо наступило похмелье. Шесть часов назад оно, разумеется, не волновало меня. А сейчас я смутно жалел.

 Голова буквально раскалывалась надвое. В носу щипало. Не думая, я потянулся в карман за зажигалкой и свежей пачкой сигарет.

 Краем глаза уловил осуждающий взгляд брата.

- Не стоит так на меня смотреть, малыш, - как можно мягче пробубнил я, и поднёс зажигалку к сигарете, - Дорога трудная предстоит.

- Дже, это уже третья по счёту...

 Я покрутил колёсико. Оно не поддалось. Сделав вид, что увлечён этим занятием, я не ответил.

- Прервись хоть на секунду!

 Он сорвался. Так быстро. Впрочем, как умел и я.

 Его голос перешёл на крик, и ребята неподалёку, обернулись.

 Наконец огонь выпрыгнул, и коснулся пепла.

Я глубоко затянулся, опуская ресницы. Потом на мгновение отнял фильтр от иссохших губ.

- Прервался, - кисло отозвался я, мельком взглянув на брата, и тут же вновь жадно прильнул к сигарете.

- Постыдился бы хоть матери, - буркнул Майки, опуская голову.

 Я замер. Глаза резко метнулись вверх, излучая практически ненависть.

- Что ты сказал, гадёныш?

 От этих слов Майки вздрогнул. Но совладал с собой, посмотрел прямо мне в глаза, вздохнул и резко бросил :

- Мы в кои-то веки едем проведать родителей! Ты же знаешь, что от тебя и так несёт за версту! Но тебе мало! Ты даже не пытаешься это скрыть! Я ведь говорил матери, по твоей просьбе, что ты завязал!

 Его голос сорвался.  И он поспешно отвернулся.

 Мой слабый братишка...Иногда я так хочу любить тебя, но почему же ты, как последняя крыса, отравляешь мне жизнь?

 Я поспешно вновь затянулся. Главное не сорваться.

- Майки, послушай, - не спеша, я пропустил едкий дым через лёгкие и выпустил, разомкнув бледные губы, - Я завязываю. Обещаю. Когда приедем на место, выброшу всё в помойку и куплю дюжину пачек жвачки. Идёт?

 Майки помедлил. Потом не смог сдержать улыбки.

- Лучше просто воспользуйся хоть раз зубной щёткой. Дешевле обойдётся.

 Я хмыкнул. И снова отвернулся.

 Вдалеке послышался гул.

 Нехотя, я бросил очередной окурок на рельсы, и повернулся.

- Где же они?, - Майки беспокойно переступал с носков на пятки, вглядываясь в толпу.

 Поезд приближался. Я подхватил чемодан.

 В толпе особенно быстро замаячили три фигуры. И прежде чем поезд успел окончательно остановиться, перед нами вынырнули Фрэнк, Боб и Рэй.

 Фрэнк возбуждённо размахивал руками, как видно пытаясь разъяснить что-то непонятливому Рэю. У Боба впрочем вид был весьма обычный, отстранённый, а на лице ясно читалась мысль : Оставьте меня в покое.

 Мы давно к этому привыкли и никто не обижался.

 Увидев меня, Фрэнк моментально забыл про Рэя, оставив того стоять с полуоткрытым ртом, умолкнув на полу слове.

- Дже! Ну чего ты застрял? Давай помогу, - без лишних слов он прихватил мой чемодан одной рукой, другой крепко ухватил за ладонь, от чего я моментально вспыхнул и потряс головой, чтобы волосы упали на лицо, скрыв непрошеный румянец.

 Майки потащился следом. За ним Рэй, пытавшийся завести беседу с Бобом.

 Все вместе, мы ввалились в вагон. Через маленький проход, чтобы добраться до купе, необходимо было идти поодиночке. Фрэнк отважно ринулся первым, за ним, еле переставляя ноги, последовал я.

Осторожно, стараясь увеличить расстояние между мной и его спиной, я замедлил движение, тормозя тем самым людей позади. Послышался недовольный ропот, но я и не думал ускорить шаг.

 Наконец, мы поочерёдно заскочили в шестое купе. Я моментально проскользнул в дальний угол, у окна. Рэй присел рядом и его рука опустилась мне на плечо. Не поворачиваясь, даже не скосив глаза  я ощутил порывистый вздох и почувствовал лёгкую дрожь в его руке.

 Боб примостился у самого входа, спрятав шею ( и добрую половину лица )за толстым воротником пальто.

- Чур я сверху!

 Внезапно, перед глазами стремительно пронеслось что-то большое и серое. Я и моргнуть не успел, а Майки уже развалился на верхней полке, задорно улыбаясь.

 Никак не отреагировав, я повернулся к Рэю и наши глаза встретились.

 Что я прочёл в его взгляде?

 Поначалу почудилось осуждение. Да, именно оно. Но уже спустя миг я понял, что осуждение старательно прикрыто маской сочувствия и жалости. И по мне, второе было намного отвратительней первого.

 Я отвёл взгляд, уставившись в окно. Я не знал, продолжал ли Рэй смотреть на меня, но руки по прежнему не убирал.

 Тогда он заговорил :

- Хорошо вам отдохнуть.

 Сухие, ничего не значащие слова. Они прозвучали отмазкой.

 Я не потрудился ответить.

- Поскорее возвращайтесь, ты же знаешь, Джерард, работа стоит...

 Последнее слово прозвучало приглушенно, но все же достаточно для того, чтобы расслышать.

 Когда я во второй раз проигнорировал его слова, он заговорил смелее, громче и раздражённее. Хотя и пытался безуспешно это скрыть.

- Я понимаю, время здесь не главное, но..Когда больше полу года ничего не происходит...Сам понимаешь, что за этим может последовать...

 И что? Распад группы? Неужели они четверо вот так просто отвернуться от меня, хотя мы столько лет пробыли вместе и побывали в страшных передрягах.

 Мои глаза сверкнули, и на секунду почудилось, что я вижу этот отблеск в окне.  Рэй убрал руку.  Наступила тишина.Словно все в вагоне вымерли.  Даже Майки утих. Поджал ноги и зарылся поглубже на своей верхней полке.  Я с силой зажмурил глаза, потом  резко открыл. Это была своего рода попытка расслабиться. Когда я открыл глаза и посмотрел прямо перед собой, то замер.  Через мгновение горло словно чем-то прожгли изнутри, а лицо вновь вспыхнуло.  Фрэнк сел прямо напротив меня и ( я был абсолютно уверен в этом ) на протяжении всего времени, проведённого в купе, не сводил с меня своих смешливых глаз.  Его глаза...В них как будто прыгали бесенята. Я с трудом отвёл взгляд.  Внезапно скрипучий голос из громкоговорителя на станции объявил об отправлении нашего поезда.  Рэй встал. Боб последовал его примеру.  Фрэнк медлил. - Э...Джер, выйдем на секунду? - Что?  Я поднял на него глаза. И почувствовал дрожь во всем теле. Он ободряюще улыбнулся мне, но я словно прирос к сидению. - Оставь его, Фрэнк, - чуть-ли не раздражённо вставил Рэй, - нам пора.  Не смотря на злость, которая всё ещё съедала меня после его слов, сейчас, я был благодарен ему.  Фрэнк ничем не выказал сопротивления и тоже поднялся. - Чтож, до встречи в Нью-Йорке, ребята, - Рэй улыбнулся и по очереди пожал руку сперва Майки, потом мне.  Боб коротко кивнул, улыбнувшись.  Фрэ игриво ухватил Майки за шею, потом потрепал по волосам. - Бывай малыш, - улыбнулся он и повернулся ко мне.  Наши пальцы встретились. Лишь на миг, я почувствовал на своих бледных и холодных, его разгорячённую кожу. Его губы расплылись в весёлой улыбке, и он скорее прошептал, чем сказал : - Привет родителям.  Теперь я не мог и не хотел отрывать глаз от его бесспорно прекрасного лица. Но время шло, и через жалкий миг, он отвернулся. - Увидимся.  И они ушли. Все трое. В миг словно растворились. - Не грусти, старина, - Майки с верхней полки заботливо улыбнулся, - Пара-тройка дней, и мы снова соберёмся все вместе.  Идиот - с досадой подумал я, отвернувшись, -  Ты и понятия не имеешь, что твориться в моей голове.  А сам я? Сам я мог понять?  -----  Прошло часов шесть, не меньше. Я всегда удивлялся сам себе, как можно просидеть так много времени совершенно не шевелясь, лишь изредка, только для того, чтобы достать из кармана сигареты, или сходить в другой конец вагона за стаканчиком кофе.  Эти стаканчики, совершенно пустые, теперь валялись передо мной на столике. По меньшей мере восемь.  Больше чем стакан за час. Без молока, без сливок. Крепкий и медленно убивающий.  Здесь же рядом стояла пепельница, в которой легко насчитывалось дюжины три сигарет. Определенно больше одной за час.  Впрочем, меня это не особо заботило, и слово бы в подтверждение собственному наплевательскому отношению, я потянулся в карман за зажигалкой.  Майк преспокойно дрых наверху. И если бы не его тихое ненавязчивое сопение, я забыл бы, что в купе не один.  Странно. Но за все шесть, а то и больше часов пребывания в прокуренном вагоне, в голове не родилось ни одной здоровой мысли. По правде говоря, не родилось даже больной, тяжёлой или тоскливой...  И хотя такое состояние было мне очень даже свойственно, состояние этакой абсолютной отрешечённости, словно живой мертвец, всё же где-то совсем глубоко в подсознании просыпалось смутное желание подумать хоть над чем-нибудь.  Мерное постукивание колёс по рельсам успокаивало, но в сон не клонило.  Я попытался вспомнить цель поездки. Поначалу не смог. Мозг просто напросто отказывался работать.  Потом смутно я стал всё-таки осознавать, что еду к родителям.  Отец, мать...  Мы не виделись больше года. Последний раз я приезжал на Рождество, выслушивая мамины бессмысленные ласки, которые для меня ровным счётом ничего не значили, и с откровенной жалостью наблюдал за братом, который был счастлив встречи с родителями.  Честно говоря, эта поездка была лишь попыткой вежливости, на которую в сущности мне было наплевать.  Всё же это была моя семья.  Семья...  Да не знал я, что такое семья. Ещё когда я был мальчиком, жизнь уже тогда была адом.  Я жил мечтами. Собственными мыслями. Отстранённый от этого жестокого мира. Точнее пытался отстраниться.  Но каждый день неизменно ударял меня. Всё больнее и больнее, разрушая девственно чистый ребяческий мозг.  Мог я после этого ненавидеть родителей?  Они превратили всё мое существование в ад, они убили во мне наивного ребёнка, превратив в депрессивного замкнутого незнакомца.  Я еле вырвался из той кучи дерьма, что постоянно окружала меня. И теперь, я еду к ним. Еду, понимая, что меня воротит от одного образа отца, и от любого воспоминания о матери.  За окном проносились огни. Небо давно почернело.  Который час?  Уже глубокая ночь...  Четвертая дюжина пошла в ход.  Я бросил взгляд на пустые стаканчики. Надо бы сходить за кофе.  Но ноги словно онемели.  Я ничего не хотел. Тем более пошевелиться.   Думать о цели поездки тоже больше не собирался. Я вспомнил руку Рэя на моём плече. Он больше не верит в меня. Он считает меня бездарностью и неспособным удержать коллектив. Он хочет занять моё место.  Я с силой стиснул сигарету зубами.  Чёртов идиот.  Мы ведь вместе начинали. А теперь...А теперь он смотрит на меня украдкой, и осуждает, осуждает...  Да кто вообще в праве меня осуждать?  Только я сам..  Вот только сам я себя вовсе не осуждал. Времени подумать о себе просто напросто не было. Меня всего охватила ярость.  Вам знакомо это чувство?  Когда злость душит, съедает и не даёт даже вздохнуть.  Я раздражёно плюнул. Сигарета угодила прямиком в пепельницу.  Майки во сне перевернулся на другой бок, кряхтя и бурча что-то под нос.  Я откинулся к стене и прикрыл веки.  Ресницы затрепетали.  Нет, не заснуть. ----  Очнулся я от непонятного гула. Значит всё-таки задремал.  Неужели утро?  Послышался скрип, и в какой-то миг  меня мотануло в сторону. Расслабленное тело не успело отреагировать, и с размаху я треснулся плечом в стену. Пронзила адская боль. Из груди вырвался страшный непроизвольный вопль. Судя по хрусту  я сломал кость.  С трудом я разлепил глаза, тяжело дыша.  В первое мгновение  увидел окно. А за окном стремительно пролетавшие тёмные деревья и редкие огни.  Ночь.  Вагон трясло.  Я не мог ничего понять, кроме криков со всех сторон и то, что мы несёмся со страшной скоростью. Тряска усиливалась.  Я судорожно схватился за стол здоровой рукой.  Глаза забегали по вагону.  На верхней полке было пусто.  Майки...  Сердце заколотилось быстрее, вагон рвануло со страшной силой и я подскочил на сидении.  Спасло только то, что пальцы здоровой руки судорожно сжимали столик.  Стаканчики  покатились и с грохотом начали падать на пол.  Дверь купе сама собой отъехала и я увидел людей.  Толпы и единицы носились по коридору. У всех в глазах одинаковый ужас, который передался и мне.  Потихоньку сознание возвращалось. Я смутно, хотя и не до конца осознавал что происходит.  Затрясло сильнее.  Опасаясь очередного страшного толчка я вскочил, придерживая одной рукой другую и вывалился в коридор.  Вы знаете, что такое паника?  В ту ночь я узнал. Стадо. Перепуганное стадо людей, внезапно превратившихся в животных.  Инстинкты самосохранения заставляли из хвататься за что попало, только бы пережить очередной толчок.  Крик, визг. Ужас витал по коридору, проскальзывая в купе.  А поезд летел.  Летел на всех парах, даже не думая остановиться.  Во мне было пусто. Совершенно.  Я не мог думать, не мог вспомнить, не мог понять.  Почему?  Возможно из-за неописуемого страха, который сковал всё мое тело.  Вы когда-нибудь испытывали что-то подобное?  Когда понимаешь, что должен действовать, но ничего не можешь.  Ты словно прирос к земле и что-то страшно тяжёлое давит, душит.  Инстинкт самосохранение не работал. Существует ли вообще такой инстинкт? Про него одни лишь разговоры, но теперь я понимаю, никакого инстинкта нет.  Есть лишь страх. Неописуемый, непреодолимый.  И его испытывает абсолютно каждый, в миг опасности. Просто люди по необъяснимым причинам предпочитаю умалчивать об этом страхе, прикрываясь случаем и опять же так называемым инстинктом.  Но в тот миг я не думал. Не думал даже об этом страхе.  Я просто ощущал его. Всем своим нутром.  Пальцы мои теперь судорожно сжимались на перилах в коридоре. А подошвы ботинок буквально отлетали от земли. И вместе с ними на миг замирало сердце. Чтобы вновь начать судорожно колотить о ребра. Погас свет. Новый взрыв крика буквально оглушил. Как эти люди ещё способны были кричать? Откуда их дряблые связки могли издавать подобные звуки? Новый толчок. Сильнее и страшнее предыдущих. Понимаю, что мне нужно каким-то образом описать это вам. Но никаких  слов не хватило бы, чтобы передать тот короткий страшный миг, когда чудовищный скрип колёс об рельсы, ржавого железа об железо, проник в перепонки, заполнил мозг и затмил взгляд. Майки… Последняя мысль перед  тем,  как всё поплыло перед глазами… Мрак подступил. …………… Даже на это месте я мог бы прервать свой рассказ, потому что повествование в общем-то здесь и заканчивается.  Ровно как и моё существование. Спрашивается тогда, откуда всё это? Кто поведал вам эту историю, если моё никчёмное тело покоиться где-нибудь  под плитой на городском кладбище в Нью-Йорке? Или даже не там. Я ведь ничего не знаю. Да и ничто меня больше не волнует. Как впрочем и при жизни. Я остаюсь, перед тем как уйти навсегда для того, чтобы поведать последнюю, пожалуй самую важную часть этой истории. ……… Я очнулся. Я очнулся для того чтобы подвести итог. Было больно, но боли я не чувствовал. Может потому что знал – я это заслужил. Надо мной простиралось небо. Бескрайнее, равнодушное. Вечное. Дышал я тяжело, а может, уже и не дышал вовсе. Подо мной земля. Холодная и жесткая. Она зазывала меня к себе, а я и не сопротивлялся.  Так было нужно. Глаза ещё зрели. И огромным усилием приподняв голову, я различил силуэт над собой. Ну конечно ты, мой братишка… Майки склонился прямо над тем местом, где должно быть, была моя грудь и сердце, которого я не чувствовал. Лицо его было покрыто пылью. Я хотел что-то сказать, но сил не было. Он словно почувствовал, что я пришёл в сознание, и поднял глаза. Его глаза, были последним, что я увидел. Покрасневшие, с лопнувшими сосудами. Губы перекошены, слюна струиться по подбородку. Смешиваясь с грязными слезами.  Он приоткрыл рот в беззвучном крике.  А я не шевелился. Только смотрел на него и думал, пока ещё мог : Что была моя жизнь? Я ехал к семье, которую ненавидел. Я жил в мире, который не принимал. Я был…Чёрт возьми я был грёбанным пидером, и испытывал эрекцию смотря в глаза Фрэнку Айро. Я  был рождён ошибкой. И ухожу слишком поздно. Единственное, чего мне было хоть немного жаль, это перекошенного болью лица брата. Его глаза были последним, что я увидел.  ………… Поезд отправившийся со станции Ватерлоу  сошёл с рельс, спустя восемь часов после отправки.Он даже не перевернулся.Семь не тяжело раненных. Один труп..........Когда в глазах простиралось небо, но я уже практически не видел...