Майки сидел напротив открытого окна и курил, глубоко затягиваясь и выдыхая дым мутным облаком прямо на улицу. По ту сторону стекла, как в телевизоре сновали люди, пестрели плакаты, проезжали машины. Пролетала жизнь.
Майки ненавидел телевизор и этот, более реальный его заменитель.
Холодный ноябрьский ветер подул Майки в лицо, и он невольно зажмурил глаза. И это было какое-то забытое ощущения, словно не из этой жизни. Хотя именно таковыми они и были. Все может измениться и за несколько месяцев, измениться так кардинально, что ледяной ветер, раздувающий волосы покажется новым ощущением. И Майки наслаждался этим, для него это было чем-то вроде дежавю, он зажмурил глаза и представил, как он стоит на высокой горе, и теплый ветер треплет его волосы. И он чувствует себя свободным. Вот только ветер, что дует ему в лицо отнюдь не теплый, и стоять на своих двоих он больше никогда не сможет.
Где-то позади щелкнул дверной замок, Майки вздохнул и потушил сигарету о цветочный горшок, стоящий на подоконнике. Его ждал очередной сеанс психотерапии от Фрэнка, который своей жизнерадостностью пытался вернуть друга к нормальной жизни. Майка всегда слегка выводило это из себя, и нередко у них доходило до мелких, но очень неприятных для обоих, ссор. Причем именно Майки был их инициатором, и ему было не стыдно.
В коридоре послышались осторожные шаги и через несколько мгновений дверь в комнату, где сидел Майки распахнулась. Сквозняк окотил Фрэнка холодной волной, и он слегка пошатнулся.
-Привет, - Майки ухмыльнулся.
Фрэнк отбросил челку со лба и добродушно улыбнулся другу. Переведя свой взгляд на открытое окно, он воскликнул:
-Майки, твою мать, ты головой думаешь, когда зимой окно распахиваешь?!
-Осенью, - поправил Майки, - не холодно.
Фрэнк злобно посмотрел на него.
-На ули…- он осекся, - не спорь, холодно, а тебе с твоим-то здоровьем вообще нельзя.
Майки промолчал и полез за очередной сигаретой.
-Пойдем гулять? – спросил он.
Фрэнк виновато посмотрел на него.
-Я сегодня…
-Ясно, - грубо оборвал его Майки, - можешь не продолжать. Тебя ждет веселый вечер, иди, веселись.
-Майки…
-Я сказал, что все отлично. Иди, конечно.
-Майки, - Фрэнк подскочил к нему, - я не отказываюсь, просто я сегодня еду в попечительский центр, взять тебе бумаги на пособие.
Майки отвернулся и сморгнул, чтобы слезы, которые так и норовили хлынуть из глаз, не были замечены Фрэнком. И тут дело вовсе не в том, что он не хотел показать свою слабость, хотя и это тоже имело место быть, просто в глубине души он понимал, что все его нападки на Фрэнка не более чем зависть. И эти слезы были слезами стыда за свое глупое поведение. Но он ничего не мог с собой поделать.
-Тогда до завтра, - тихо проговорил он.
Через несколько минут послышался глухой хлопок входной двери.
__

На часах половина второго ночи. Ночь вообще страшное время для Майки. Особенно для Майки. В темноте, в полном безмолвии свое квартиры, он чувствовал себя катастрофически одиноким. Одиноким настолько, что становилось страшно. Хотя, конечно, и раньше бывали такие ночи, просто теперь, когда он не имеет возможности лишний раз встать чтобы даже налить себе воды, или чего-то в этом роде, отвлекающее от мрачной ночи, время тянется намного дольше.
Майки медленно открывал и закрывал глаза, каждый раз задерживаясь в одном из этих состояний на пару мгновений. Он и раньше знал, что такое бессонница, просто теперь она казалась более гнетущей. И вокруг ничего не менялось. Стены, потолок, пустующая рядом подушка. Все было именно так, как и должно быть в его жизни. Хотя какая это, к чертовой матери, жизнь.
Устав от своего занятия Майки протянул руку к пульту, отвечающему его минимальным требованиям. Он нажал на первую попавшуюся кнопку и в комнате загорелся свет. Майки инстинктивно зажмурил глаза, и, через несколько секунд, словно поняв, что это всего лишь свет, постепенно открыл глаза. Слегка улыбнувшись, он снова нажал на ту же кнопку.
Свет погас.
Он снова нажал на нее.
Свет зажегся.
И так снова и снова.
Вскоре он заснул, оставив свет включенным.
__

Фрэнк пришел рано утром и, застав Майки еще спящим, тихо прошел на кухню. Разложив по полкам в холодильнике свежие продукты, что он принес, он включил чайник и уселся около окна. На улице шел дождь. Крупные капли били по давно немытым стеклам, сильный ветер терзал голые кроны деревьев. Фрэнк тяжело вздохнул. Не самый подходящий день для прогулки.
Сказать об этом Майки, значит, затеять очередную ссору. И ведь он, Фрэнк, обычно хочет как лучше, вот только Майки этого не понимает. Или не хочет понимать. После всего того, что им пришлось пережить, Майки сильно изменился. И Фрэнк говорит «им» потому что это и его трагедия. В тот самый день, когда он услышал на том конце телефона тихий размеренный голос врача о том, что Майки попал в аварию, уже тогда он знал, что больше ничто не будет как прежде. Он это осознал так явственно, что по щекам потекли слезы.
И все изменилось.
Фрэнк не мог описать, что именно поменялось в Майки. Вроде бы все то же самое, не считая его физического состояния. Но все же. Майки словно винил всех тех, кто отныне не такой как он сам. И Фрэнка в том числе. Сколько бы Фрэнк ему не помогал, не отдавал ему все свое время, Майки все равно оставался недоволен. И Фрэнк с этим смирился.
Чайник закипел, и Фрэнк поднялся, чтобы заварить себе кофе.
Дождь за окном хлестал все сильнее.
Фрэнк отставил банку с кофе и отправился прочь из квартиры.
___

Майки пригладил волосы и в сотый раз за последние пятнадцать минут взглянул в зеркало, которое специально для него Фрэнк перевесил чуть ниже. Из зеркала на Майки смотрел усталый, очень худой парень с грустными глазами. Майки был в костюме, его волосы были аккуратно уложены гелем, на шее болтался синий галстук. Он основательно недоумевал, зачем ему все это. Майки это было не нужно, но вот Фрэнк считал иначе. Его главной целью было развеселить Майки, показать ему, что он ничуть не отличается от всех людей вокруг.
Майки хотел порвать и сжечь все эти гребанные книжки по психологии, которые читает Айеро.
-Мы идем? – спросил Фрэнк, стоящий за креслом Майки.
-Едем, - пробурчал Уэй, - только не угробь меня.

Таксист упорно отказывался помогать Фрэнку с перетаскиванием Майки в машину и обратно. Фрэнк начал кричать что-то про ущемление прав инвалидов, за что был одарен взглядом «не заткнешься, сверну тебе шею». Учитывая комплекцию водителя, это можно было расценивать как угрозу.
На входе в театр Фрэнк долго рылся в карманах в поисках билета. Билетер злобно смотрел на него, неуклюже роящегося по карманам.
-Молодой человек, - прошипел он, - вы задерживаете других посетителей.
-Да-да, сейчас.
Протянув билеты, Фрэнк перевел дыхание и посмотрел в сторону Майки, за все это время не проронившего ни звука и отрешенно смотрящего куда-то в сторону длинноногих красоток в вечерних платьях.
-С колясками нельзя, - таким же голосом продолжил билетер.
-Это, это…
-Заткнись Фрэнк, - отрезал Майки, - не надо тут про моральные устои и уж тем более дискриминацию.
-Но закон…
-Закон таков, что у этого толстого придурка власти больше чем у меня лишь потому, что у него работают ноги.
Билетер ухмыльнулся и процедил:
-Езжайте отсюда, пока я не вызвал полицию за нарушение общественного порядка и оскорбления общественного деятеля при исполнении обязанностей.
Майки отбросил челку со лба и снизу вверх посмотрел на билетера:
-Да отсоси ты сам у себя, - он нажал кнопку на своей коляске и выехал на улицу.

На улице снова пошел мелкий дождик. Капли отскакивали от асфальта, превращаясь в лужицы. Колеса коляски Майки за несколько оборотов стали мокрыми и теперь неприятно скользили по земле. Сзади слышались быстрые шаги Фрэнка.
-Майки…постой…
-Нет.
Фрэнк нагнал коляску и перегородил ей путь.
-Что. Ты. Удумал?
Майки тяжело выдохнул и проговорил:
-Я…я не знаю. Все стало слишком сложно…я не могу находиться дома, потому что мне кажется, что…что меня что-то уничтожает…, - он шмыгнул носом, - Словно я схожу с ума.
Фрэнк опустился перед ним на колени и крепко сжал его ладони.
-Ты не одинок. Не поддавайся.
Нельзя сказать, что это как-то убедило Майки. Просто теплота рук Фрэнка создавала чувство некой защищенности, и ему хотелось верить в эти слова. Хотя одиночество давило на него все сильнее, и порой он думал, что неплохо было бы переехать в специализированный центр для инвалидов, где он будет окружен заботой.
Но Фрэнк всегда был против этого. Он считал, что Майки не нужна постоянная забота совершенно незнакомых людей, которым за это платят деньги. Поэтому Фрэнк заботился о нем сам, в одиночку, иногда не имея времени на себя, на свою собственную жизнь. Приходя, домой он падал замертво и спал до тех самых пор, пока будильник не сообщал ему, что надо идти на работу. И новый день не приносил ничего нового.
-Ты не понимаешь, какого это. Еще вчера ты был как все, а тут…тут понимаешь, что такое быть неформалом, - он горько ухмыльнулся,- когда с твоим мнением не считаются, словно ты прокаженный, когда стараются с тобой не связываться. Когда даже на работу не берут, хотя ты обязуешься исполнять свои обязанности честно…
-Майки…
-Что?
-Я понимаю. И я вижу, как тебе тяжело…
-Нихера ты не понимаешь. И даже не пытаешься. Тебе же напле…
-Заткнись!- Фрэнк подскочил как ошпаренный, - Не смей говорить так! Мне не наплевать. Ты мне важен.
На пару минут, которые показались им часом, оба замолчали.
-Пойдем в кино, - вдруг проронил Майки.
-Тебе театра не хватило? – пробурчал Айеро, - В кино нас точно не пустят…
-Не имеют права.
Фрэнк поднял на него глаза.
-Да? В театре тоже не имели права.
Майки улыбнулся.
-А с чего ты взял, что я хотел в этот театр?
__

Вопреки опасениям Фрэнка, в кино им не сказали не слова против. Кажется, это даже слегка расстроило Майки. Они пошли на какой-то старый американский вестерн, название которого, как и название других вестернов, Майки не запомнил. Кроме них в зале никого не было, и Майки остановился между двумя рядами кресел. Фрэнк взял большой попкорн и уселся в крайнее кресло.
-Будешь? – он указал на попкорн Майку.
Тот покачал головой.
-Нет, и тебе не советую.
-Почему? – удивился Фрэнк.
-Вредно.
-Тебе надо поменьше смотреть телевизор.
-Придумай мне замену… - пробормотал Майки сквозь улыбку.
Фрэнк потянулся к нему, отставив попкорн в сторону. Он нежно коснулся губ Майки своими и ненавязчиво поцеловал его.
-Такая замена подойдет? – поинтересовался он отстранившись.
Майки промолчал. Фильма он не видел.
___

Когда они вышли из кинотеатра часы показывали половину третьего ночи. Общественный транспорт уже не работал, а вызывать такси им не хотелось. Решено было дойти до дома Майки своим ходом, хотя Фрэнк и предлагал дойти до него, так как от кинотеатра до его дома путь был намного короче, чем до дома Майки. Но сам Уэй настоял на возвращении в свою квартиру. Ему казалось, что он может увидеть дома у Фрэнка что-то, что он не должен видеть. Вообще, Майки очень трепетно относился к личному пространству, считал, что каждый имеет на него право.
Холодный ночной ветер пронизывал до костей и, несмотря на протесты Майка, Фрэнк снял свой пиджак и набросил на него, объяснив это так:
-Ты не двигаешься, тебе холоднее.
Спорить с Фрэнком Уэй не стал. Хотя упоминание о том, что он «не двигается» опять больно резануло по сердцу. В который раз он успокаивал себя тем, что с этим ничего не поделаешь, который раз говорил сам себе, что он такой не один, и он должен быть благодарен, что руки у него в рабочем состоянии.
В который раз он не мог перестать себя жалеть.
Фрэнк что-то весело болтал, стараясь привлечь внимание Майки, который, зажав кнопку на пульте управления, смотрел куда-то, в быстро приближающуюся даль. Он вспоминал, как видел то же самое, только в сто раз быстрее. Как наслаждался полетом своей машины по бескрайним дорогам, как пейзажи преображались и сменялись с невероятной скоростью. И, по его мнению, это была бы самая красивая смерть.

***

Декабрь.

Теперь у Майки отсутствовала возможность открыть окно. Фрэнк на время холодов предусмотрительно заклеил окна, что основательно расстроило Уэя. За окном снежинки танцевали свой прощальный танец, будучи обреченными на скорую смерть при соприкосновении с асфальтом. Майки наблюдал за ними, за столь разными, но, в то же время, похожими. Люди сновали туда-сюда в предпраздничной суматохе, раньше Майки ненавидел это, сейчас хотел вернуть. То, что с нами постоянно, будь то возможность ходить или что-то иное, мы не храним, хотим большего. Очень сложно представить, какого потерять то, что постоянно с тобой. К чему ты привык.
Сегодня был не только сочельник. Сегодня ровно полгода, как Майки не встает с этого черного монстра, кресла, ставшего частью его.
Позади него, стоя на неустойчивой табуретке, Фрэнк наряжал елку. Наряжал в этом случае громко сказано, ведь наряжать было особо нечем. Надевая на ветки какие-то шары с изображением зверушек, которые самому Фрэнку казались зловещими, он напевал какую-то песню, явно сотни раз сменившую манеру своего первоначального исполнения.
-Фрэнк, который раз говорю, заткнись…,- пробурчал Майки, продолжая разглядывать снежинки.
-Уэй, не бухти, сегодня праздник.
-Кому как…, - он развернулся и подъехал к Фрэнку, - на Таймс сквер мы все равно не попадем.
-Почему? – Фрэнк спустился с табуретки.
Майки ухмыльнулся.
-В этой суматохе…либо меня затопчут, либо я кого-нибудь задавлю.
-Твою безопасность и безопасность окружающих беру на себя, - Фрэнк потрепал его волосы, - тебе не о чем волноваться.

На Таймс сквер обычными вечерами невозможно протолкнуться. Про Новый Год и говорить нечего. Все чуть ли не на головах друг у друга стоят, воздух пропитан предпраздничным ажиотажем, даже жуткий зимний холод не преграда веселью.
-Мы же договаривались, никаких подарков, - все еще протестовал Майки.
-Уэй, заткнись, я хотел сделать тебе приятно, - Фрэнк лучезарно улыбнулся.
Майки покосился на свой новый шарф с оленями.
-Приятное…ну раз эти психоделичные животные относятся к приятному…
-Относятся, - отрезал Фрэнк, - а теперь сними руку с пульта, я повезу тебя.

В самое пекло народа идти не было смысла. Фрэнк остановил коляску Майки около обочины.
-Я сейчас, - кивнул он, и скрылся в толпе. Майки оглядывался по сторонам в поисках друга, но он слишком быстро пропал из виду.
И это чувство одиночества, когда вокруг полно народу, оно опять невероятно давило на Майки. Преодолевая чувство потерянности, он пытался занять свою голову мыслями о чем-то другом, но ничего не выходило. Ему показалось, что Фрэнк отсутствовал час с небольшим, на самом же деле прошло от силы минут двадцать.
-Просто, очередь огромная, - Фрэнк никак не мог отдышаться, - не скучал?
Майки невнятно покачал головой и опустил свой взгляд на аляпистый пакет, который Фрэнк держал в руке.
-Что это?
-Ах, это… - Фрэнк запустил руку в пакет и выудил оттуда бутылку шампанского, - Это веселье!
Майки мог подобрать несколько синонимов «веселью» в том смысле, который в него вкладывал Фрэнк. Это можно назвать пьянкой, вечеринкой или же полным трэшем. Ни на что из этого списка у Майки настроения не было, как ни странно, в этот праздничный вечер он хотел одного: забиться в темный угол и сидеть там до тех пор, пока все не утихнет. Но глядя на бутылку, отбрасывающую блики в свете рождественских огней, Майки понял, что пьянки ему не избежать.
-Что? Прям здесь? – скептически поинтересовался он.
-Нее, - Фрэнк покачал головой и опять запустил руку в пакет, - не буду же я здесь открывать эту бутылку, - он порылся немного в сумке и достал две бутылки пива, - о, вот это, самое оно.
Майки притворно закатил глаза.
-А потом шампанское? Ты издеваешься?
-Ничуть, - Фрэнк хихикнул и откупорил крышку зубами, - возьми.
Майки снял перчатку и обхватил ледяную бутылку пива рукой.
-Ну что, за…счастье? – хихикнул Фрэнк.
Майки посчитал приемлемым за него выпить, ведь глядя на сотни уже не таких противных людей, на их радость праздника, на Фрэнка, чья улыбка светила лучше всякого шара, он чувствовал себя почти счастливым.
-С Новым Годом, - прошептал Майки.

Март.
Он с трудом мог вспомнить, когда они перестали общаться на равных. Нет, Фрэнк и теперь был любезным, услужливым, но раньше, можно было почувствовать, что все что он делает, он делает, ну если не с довольствием, так уж точно из чувства искреннего сострадания. Теперь же, все было иначе. Майки прекрасно понимал, что у Фрэнка есть своя жизнь, свои заботы, да и черт побери, новые друзья. Здоровые. Он понимал это, понимал, и это чертово понимание делало только хуже им обоим. Майки не мог назвать это ревностью, он говорил сам себе, что это просто требования дружеской заботы, которой он последнее время обделен. И он прекрасно понимал, что ведет себя эгоистично и несправедливо. Даже к чувствам того же Фрэнка, но что бы там ни было, он не мог совладать с эмоциями которые часто выплескивались в довольно грубой форме. Он каждый раз одергивал себя, считал до десяти и делал еще кучу упражнений из этих идиотских книжек для психов, как только понимал, что закричит-заорет-попробует убить Фрэнка.
Не всегда это у него получалось. Сдержанности ему не хватало.
И Майки не знал, что правильнее. Сказать Фрэнку «прощай, ходи, твое пребывание рядом со мной приносит боль нам обоим» или просто покончить с собой, способов у него на это было много. Майки часто усмехался про себя, вроде человек с ограниченными способностями, а покончить с собой может всеми доступными и обычному человеку способами.
И бывает, случается так, что проблема разрешается сама. Иногда не так, как хочется, но разрешается. И решение в случае Майки пришло в виде какой-то заграничной командировки Фрэнка, на которую он никак не мог не поехать. Майки понимал, что таким образом они возможно отдохнут друг от друга и может, их отношения в будущем будут такими же легкими, как и раньше.
Хотя нет, в глубине души он знал, что все станет еще хуже.

Вообще Майки стал почти самостоятелен. Ну не считая домработницы, которая было по совместительству почти что его сиделкой, он обходился только своим обществом. Фрэнк звонил ему каждый день, но их вечно кто-то прерывал, и не сказать, что Майки было обидно, он относился к этому спокойно, но некую долю недоверия он сохранял. И Майки решил, что жить так, значит поддаваться желанию других людей, он пытался изменить свою жизнь, пусть и способов было не очень много. Изменить жизнь – избавится от Фрэнка, потому что он стал рутиной повседневной жизни. Вечным ее спутником.
-Они поставили меня на дежурство в субботу, и я должен отвечать всю ночь на звонки и ездить в другой конец города за эскизами,- Фрэнк взахлеб рассказывал об отрицательных сторонах новой работы, - Хоть такси дают, а то я бы точно свихнулся мотаться на метро…
Майки слушал, пропуская половину сказанного Фрэнком мимо ушей. Не то чтобы ему было неинтересно, просто все эти подробности жизни Фрэнка не особо его радовали.
-Ну а ты там как? – крикнул Фрэнк в трубку.
Майки набрал в легкие больше воздуха и нажал на кнопку включения телевизора.
-…Мааайки? Ты меня слышишь?
Майки переключил канал, попав на какие-то мультики.
-Уэй, черт возьми, что ты молчишь?
Майки чиркнул колесико зажигалки и опалил себе палец.
-….
Майки беззвучно ухмыльнулся и положил трубку.

Сегодня майки все же выгнал эту домработницу, обвинив ее в воровстве его денег, та в долгу не осталась и попыталась спустить его с лестницы.
Вспомнив это, Майки засмеялся. Хороший день.

Фрэнк стал звонить все реже, и Майки был этому только рад. Что-то было в этом нарастающем одиночестве такое, что невероятно его забавляло, хотя последнее время его забавляло абсолютно все, более или менее неприятное обычному человеку. Было что-то привлекающее его во всех тех передрягах, которые случались с ним последнее время. Глупость. Но все же.

Майки сидел у открытого окна, холодный ветер неприятно обжигал лицо и раздувал в разные стороны полосы. Было в этом некое ощущение дежавю, он и сам удивлялся, как еще не подцепил воспаление легких. На дворе стоял конец марта, но зима еще не покинула город. Майки упивался своим одиночеством, вдыхал его полной грудью и чувствовал, что это свобода. Он распугал всех друзей, родных, он отвадил от себя Фрэнка. И он гордился этим. Гордился тем, что смог отказаться от Фрэнка, от его главной зависимости, потому что изводить его, стало для Майки делом всей жизни и единственной отрадой. Ему намного спокойнее было именно тогда, когда он был изолирован от людей, которым возможно дорог. Майки пытался доказать самому себе, что он может жить один, что он может существовать слушая только голос своего разума. Пытался. Но с каждой минутой понимал, что все зря. Зря рассорился с Фрэнком, зря пытался научиться обходится без заботы которая так иногда была нужна. И он понимал, что Фрэнк даже уехав, пытался быть ближе к нему, звонил, присылал ссылки на видео и фотографии, он пытался создать иллюзию, что находится где-то рядом.
-Какой же я идиот… - прошептал Майки.

Иногда ему начинало казаться, что стены с ним разговаривают. Что они живее, чем любой человек, чем телевизор который не умолкал ни на минуту. Все было настолько искусственным, но в то же время привычным, что Майки начинало тошнить от одной мысли чего-либо изменить. С недавних пор, он ненавидел перемены.
Все стало ему отвратительно с последнего звонка Фрэнка. Он позвонил в три часа ночи, пьяный, и пытался сказать что-то важное, что именно, Майки не понял.
-Я знаешь ка…к…переживаю, вдруг чего, - Фрэнк старался говорить равномерно, но Майки все равно с трудом его понимал,- я же переживаю…ну и….Майки….знаешь, я думаю, что я не вернусь, мне тут предложили…работу, да, работу. Сам понимаешь…из Айдахо в Нью-Йорк не поездишь…
Майки выжидающе молчал.
-…в общем, я боюсь….
-Мы больше не увидимся? – постным голосом спросил Уэй.
Фрэнк бросил трубку.

И нельзя сказать, что Майки как-то поменял свое отношение к Фрэнку, он поменял свое отношение к жизни, к жизни, которая теперь протекала в одиночестве и без надежды на лучшее. Ему было наплевать, что там на самом деле случилось у Фрэнка, он даже выдвинул предположение, что тот решил женится, но не стал говорить Майки. Вариантов было масса, и ни один не был истиной.

Фрэнк положил трубку и откашлялся. Изображать из себя пьяного было довольно сложно, но он надеялся, что это того стоило. К глазам подступили слезы и чтобы их сдержать Фрэнк уперся взглядом в окно. Он и сам не до конца понимал, зачем соврал Майки, зачем врал с самого начало, говорил, что уехал. Каждый раз Фрэнк убеждал себя, что поступает правильно, что теперь, ничто не принесет Майки боли. И его собственная боль будет служить расплатой за хорошее будущее. Ну или почти хорошее.

Но Майки знал, что хорошим его будущее сможет назвать только конченный мазохист.

***

Темные стены создавали впечатление, что находишься в неком склепе. Угнетали. Стены лучше всего хранят секреты, им абсолютно наплевать, кто владелец этой тайны, в чем суть и от кого их надо оберегать. И неясно, почему стены лучшие хранители, утверждать, что они немы, мы не можем, при желании они могут заговорить, просто не пришло время. Просто тут кроется что-то, недоступное человеческому разуму, возможно неосязаемое ни морально, ни физически. Но есть люди, которые могут видеть сквозь стены, читать то, что скрыто, улавливать тайны, которые эти самые стены хранят.
Но иногда нам кажется, что стены убивают. Они морально душат тебя, выматывают и выкачивают кислород из твоих легких. Они паразитируют тебя. Они сжимаются вокруг тебя плотным кольцом, уничтожая всякие намеки на личное пространство. И бывает, бороться уже невозможно. Или просто не хочется. Нет сил. Когда ты сидишь и в какой-то момент понимаешь, что твои легкие требуют больше воздуха, но на самом деле, это не так. Ты не видишь виноватого, воздуха достаточно, просто кто-то его поглощает за тебя. Виноваты стены.
Но винить их ты не можешь, ведь на вид стены безобидны. Главное правило любого маньяка заключается в невзрачности внешнего вида. И стены пользуются этим. И ты говоришь, что тебе трудно дышать. Но воздух, который тебе требуется вовсе не тот чертов кислород, который ты усиленно вдыхаешь, тебе требуется моральный воздух, некая свобода, которой, находясь в четырех стенах, ты лишен. Но ты упорно пытаешься насытиться воздухом физическим и, когда ничего не выходит, а это неудивительно, ведь тебе нужна пища другого характера, у тебя опускаются руки. Воздуха нет, нет и простора мышления, и ты давишься собственными мыслями в попытке до чего-то дотянуться. До чего-то незыблемого или же просто недоступного…
…Майки протянул руку за пультом телевизора, лежащим на тумбочке. Даже это движение давалось ему с трудом. Все те простые действия, которые он совершал раньше, теперь казались ему чем-то неизведанным, возможно, увиденным по телевизору. Ведь последнее время он слишком много смотрит телевизор. И тут дело даже не в массе свободного времени, которое он занимает лишь просмотром тупого ящика, это попытка заменить свою жизнь на то, что происходит на экране. И тут в ход идут даже тупые шоу для дегенератов. Он смотрит на экран и верит, что там, за стеклом, толщиной в пару сантиметров, он сам, это его жизнь, его шоу. Маленькие телевизионные экранчики отражаются в его глазах, и иногда он еле сдерживает слезы. И слезы текут по его щекам, даже если смотрит тупые шоу для дегенератов. Потому что он прекрасно понимает, что там не он. Там могут быть его мысли, его мечты, но он сам – никогда. Никогда, потому что телевидение это поток радиоволн, никогда – потому что Майки не радиоволна. Он человек, не нашедший в себе сил бороться. Он смирился с тем, что он слабак. И ему это определенно не нравится, он вообще бы предпочел оказаться радиоволной, чем тем, кем является. И он открещивается он слова «человек», считая, что в нем звучит что-то могущественное, то, чего он недостоин. В его теперешнем мире все иначе. Стены, стены, стены, тяжелый спертый воздух и сквозняк по ногам, единственное, хоть немного живое в этой квартире. Ведь даже Майки нельзя назвать живым.. В какой-то момент ему просто надоедает жалеть себя, и он становится почти радиоволной, хотя даже у нее возможностей больше, чем у самого Майки. И тут он опять же думает, что не имеет никакого права называться человеком, тут он предпочтет называться каким-нибудь атомом, но и тут он понимает, что это невозможно, ведь даже у атома возможностей больше, чем у самого Майки. И это разрушительно, чувствовать себя ничтожеством, чувствовать, как мимо тебя протекает жизнь, пусть даже это тупой ситком по кабельному, ведь это жизнь. Жизнь в полной мере этого слова. Жизнь, отражающая все радости, неудачи, триумфы, падения. Но ведь жизнь. Хотя Майки мог остаться вообще ни с чем. То есть, даже не остаться, а исчезнуть, но жизнь, вопреки всему, осталась с ним. И пусть ни он, ни его квартира не были приспособлены к такого рода существованию, он был жив. Но и тут он мог поспорить. Ведь та жизнь, которая была у него до этого теперь похоронена под грудой металла, который раньше был его машиной. Там же гниют его мечты, надежды и стремления. Там же, а точнее, на скоростном шоссе, осталась и его возможность двигаться…
…Тебе уже ничего не нужно. «Уже» ключевое слово, ведь раньше ты был жадным на ощущения. И все потеряло смысл из-за твоих ошибок, слившихся воедино и образовавших гнойный нарыв в твоей душе. Нет ни сил, ни желания убеждать себя, что все не так плохо, что жизнь на этом не заканчивается, ведь жизни-то, по сути, нет, есть только стены, которые словно затягивают тебя в свое логово. И сил сопротивляться им, тоже нет. Ничего вообще нет. Нет сил жить, нет сил умереть. И это своеобразный синдром зацикленности, когда твоя жизнь превращается в воспоминания, самые яркие: слезы и обрывки гневных тирад, счастье и неимоверную самоотдачу. И все это словно сон. Ведь сны бывают разными.
Шизофрения в основном прогрессирует у одиноких людей, у тех, кто не может занять себя каким-либо делом. И узнавая себя по средством колупания сумбурных мыслей в залитой антидепрессантами голове, мы понимаем, что есть что-то, за пределами нашего разума, и мы так сильно хотим познать это, погрузиться туда, что все мыслительные процессы в нашем мозгу превращаются в замкнутый циклический алгоритм, повторяющий попытки по достижению цели, раз за разом, каждый раз повторяя цикл. И это страшно лишь когда размышляешь об этом со стороны, когда становишься частью этого - тебе наплевать. Мир превращается в мелкую песчинку под ногой твоего разума. Ведь шизофрения - это своего рода гениальность. Просто плоды этого бреда приходиться пожинать одному. Но одиночество разрушает, и тут очень сложно остаться самим собой.
Хотя иногда, одиночество бывает лучше, чем-то, что зовется зависимостью.
И не важно, от чего ты зависим. Даже будь то зависимость от мучений. Своих и окружающих. Плевать. Зависимости это плохо, но многие им подвержены.