Глава 6: It is not a lie, it's a terminological inexactitude (первая половина)
Ну, в моей жизни теперь точно есть то, чего я терпеть не могу: вот эта палата. Думаю, со мной бы кто угодно согласился, уж слишком здесь скучно, просто словами не описать.
Не могу не подумывать о том, что это – мое наказание, которое я должен сносить из-за того памятного инцидента в конференц-зале. Все пошло не так, как я того хотел, и в результате теперь нахожусь в этой комнате с белыми стенами. Уверяю, такого я не желал добиться ни в коем случае и вовсе не собирался бить кулаком по стеклу. В ту секунду, когда эта идея пришла мне в голову, она казалась просто потрясающей.
Но на деле – ничего потрясающего.
Больно.
Кстати, больно до сих пор. И только теперь я осознаю, насколько трудно не пользоваться правой рукой: как только я шевелю ею даже чуть-чуть, вспыхивает невыносимая боль. Забинтовано аж полруки, повязка охватывает пальцы, и это, пожалуй, прикольно – смотреть на их кончики, выглядывающие из-под пресловутой повязки, толстенной и тяжелой. Можно даже представить, что моя рука – это какая-нибудь лазерная пушка, разве что белая и пахнущая дезинфицирующими средствами и другими медикаментами. Да-да, я представляю, что я – супергерой и могу стрелять этой рукой…
Все-таки, тут очень скучно.
Но кое-чего я не понимаю. Это же учреждение для душевнобольных, так? Насколько я знаю, в подобных местах пациентам должна оказываться соответствующая помощь. Тогда какого черта здесь существуют такие одиночные палаты? Находясь в подобной комнате, где ни окон, ни дверей, и нормальный человек с ума сойдет. Ах да, еще и полная изоляция от общества: я целыми днями практически никого не вижу! Или уже прошли недели? Счет времени тут потерян. Думаю, иметь в учреждении одиночные палаты вроде этой – как-то тупо. Если, разумеется, в ваши планы не входит превращение нормальных людей в сумасшедших.
Почему, интересно, они выбрали именно белый? Убить бы того, кто это придумал… Мои черные волосы – единственное, что есть здесь другого цвета, и они выделяются на фоне белого, как парень, попавший в комнату женского общежития. Необыкновенно легко помешаться, видя постоянно эти белые стены, белый пол… Ладно, был бы это бледно-розовый или бледно-голубой цвет, хоть расслабиться можно, а тут… нет. Только белый.
Я сполз с кровати и раскинулся на полу, пялясь в потолок. Там не было даже никаких отметин или трещин, которые я бы мог посчитать. Нет, ну они точно сделали такие палаты, чтобы люди в них теряли рассудок! Мне всегда нужно что-то делать. Мне нужно рисовать… Или смотреть на какую-то вещь и думать о ней. Целыми днями, или даже неделями, что я заперт в этой тюрьме, я размышлял обо всех предметах, находящихся здесь, столько, сколько мог.
Да, я думал даже о том, что обычно мои мысли не посещает. Я думал о сексе. Я точно не знаю, как это происходит, я никогда им не занимался… И не то чтобы секс совсем меня не интересовал, просто у меня куда больше тревог и раздумий, которые стоят выше сей человеческой потребности.
Интересно, где здесь дверь. На стене есть отверстие, через которое подают еду, но оно слишком маленькое, и моя перебинтованная рука туда не помещается. Никаких зазоров не заметно из-за обшивки. Может, когда меня будут кормить в следующий раз, мне стоит спросить, когда я смогу выйти отсюда? Хотя, с таким же успехом я могу спросить у стенки. И еще, на меня ведь смотрят: в углу над туалетом скрытая камера. Я знаю, что она есть, хоть и не вижу ее. Может, меня еще и слышно?
Я встал так, чтобы попасть в обзор камеры, и заговорил. Я говорил о своей руке, о том, что обезболивающие не сильно-то и помогают; спросил, какой сегодня день, сколько времени на данный момент и как долго я уже здесь нахожусь. Попросился уйти. Пообещал, что больше не пойду туда, куда ходить нельзя. Я даже перекрестился в доказательство своих слов.
Ноль эмоций.
Вот придурки.
Нужно было бы сменить план действий, и я бросил разговаривать с камерой уже пять дней назад. Почему пять дней? Потому что мне десять раз приносили еду, я просто подсчитал. И теперь я собирался объявить голодовку. Когда поднос с едой в очередной раз просунули сквозь щель, я схватил с него стакан воды и швырнул в угол. Тарелка с едой полетела в другую сторону. Но на этом я заканчивать не собирался: взяв два подноса, встал на них и прокатился по комнате, жаль только, места было там маловато для таких катаний.
Вскоре у меня накопилось достаточно подносов для того, чтобы строить замок.
Но очень долго работать архитектором я не смог: уж слишком болел желудок, да и голова кружилась. Поэтому все, на что меня хватило – это взобраться на кровать и отключиться.
Когда я очнулся, в комнате было пусто. Черт возьми, моя радость, мой замок из подносов – все забрано! Ну да, правильно, они явно не рассчитывают на то, что кто-то будет развлекаться в этой палате.
В следующий раз, когда в комнате вновь появился поднос с едой, ко мне приехала заодно и записка: «Ешь, или нам придется засунуть в твое горло зонд, чтобы покормить».
Эта записка так и кричала: «МАРКМАН!» Иногда у этой сучки хватало сарказма на подобные штуки. И она прекрасно знала, что мне придется поверить ее угрозам.
Должно быть, она до сих пор на меня злится.
Только я не понимаю, почему. Наверное, это свойственно женщинам.
Я обнаружил дверь, но, к сожалению, не сам. Я как раз валялся на полу, думая о своем, когда часть стены неожиданно исчезла. Это очень подошло бы для какого-нибудь фильма: свет заливает комнату, и среди этого потока света угадываются очертания фигур людей. Эффектное зрелище. Еще бы немного дыма – и можно получать «Оскар». Жаль, что в моих глазах нет встроенных камер… Но люди явно не оценили красоту своего появления (потому что не видели его), просто приказали мне подняться и идти за ними, и я подчинился. Я был невероятно счастлив видеть наконец хоть кого-то, а то уже начинал подумывать, что обо мне забыли.
Но, судя по тому, как меня схватили за руку, я понял, что они боятся, как бы я не попробовал сбежать, очутившись вне треклятой комнаты. Сказать честно, я думал об этом, но дело не стоило усилий. Меня явно вели к Маркман, и я вдруг осознал, что как будто целую вечность только и ждал, что встречи с этой стервой. У меня было много времени, чтобы поразмыслить о происшествии в конференц-зале и… о снах, где я играл в водное поло.
Иными словами, у меня было много времени, чтобы вдоволь надуматься о Майкле.
Прикольно, я интересуюсь им так, будто мы знакомы.
Мои раздумья были прерваны, когда я оказался перед дверью офиса Маркман. Я никогда не приходил сюда с той стороны, откуда меня сейчас привели, и с интересом глазел по сторонам. Один из моих конвоиров осторожно постучал в дверь, и я раздраженно закатил глаза. Блин, я бы уже сто раз зайти успел. Но, когда Маркман нас пригласила, почувствовал, что волнуюсь. Немножко. Совсем чуть-чуть.
- Нам нужно о многом поговорить.
Я совершил ошибку, посмотрев на Маркман.
Ох, ё-моё!
Знаменитый взгляд!
Это был тот самый «Джерард», только приумноженный в раз, эдак, семьсот. Семьсот миллионов.
Доктор показала на стул напротив своего стола. Пока я еле-еле брел в указанном направлении, Маркман распустила конвоиров, а я почувствовал, что не хочу, чтобы они уходили. Неужели придется умирать без свидетелей?!
- Как ты узнал код к двери? – Маркман была совершенно серьезна.
Я пожал плечами, и она гневно вскочила с места.
- Ты что, угрожал кому-то из персонала? - Нет.
Думаю, мой голос ее немного успокоил. Он вообще на всех так действует. Если бы я захотел, я мог бы стать певцом, наверное…
- Ты шантажировал кого-то? Или попросил «забыть» хорошо закрыть дверь? - Нет, - абсолютно честно ответил я.
Маркман опять начинала психовать.
- Ты узнал код от кого-то из пациентов? - Нет. - Или это, наоборот, тебя шантажировали или угрожали тебе? Если такое происходит, я должна знать, Джерард! Только тогда я смогу помочь! - Нет, ничего подобного. - Тогда как ты попал в конференц-зал?! – сердясь, Маркман едва ли не кричала.
Я понимаю, что она сбита с толку. Но мой мозг – это поразительная штука. Иначе, почему тогда они хотят выудить оттуда все тайны? Нет, Маркман все равно не поймет.
- Я подошел к двери и ввел код. 64593, это ведь тот самый код. И всегда был таким. Я не знаю, почему, но мне он известен… Я набрал его, лампочка загорелась зеленым, и я смог зайти… - я все сказал совершенно без утайки.
Маркман тяжело опустилась в свое дорогое кожаное кресло.
- Я тебя не понимаю. Я просто тебя не понимаю… - она смотрела с чистым изумлением, - Почему ты достался именно мне? Что я такого сделала, что ты достался мне в наказание?! - Вы надули всех, когда сдавали экзамен по физике. - Что?!
Ненавижу повторять. Я вздохнул.
- Вы спросили, что вы такого сделали, и я сказал, что это, возможно, из-за того, что вы обманули всех, когда сдавали физику.
Леденящая кровь тишина. Тут услышишь не только, как иголка падает, а даже как волосок.
- О, и это ты тоже «просто знаешь»? – сдавленным голосом спросила Маркман.
Ну… да. Нет, это ошибочное предположение. Да конечно, я это просто знаю! Я многое знаю.
- Я многое знаю. - Вот что, Джерард, я начинаю думать, что это не тебя нужно защищать от мира. Скорее наоборот.
Я нахмурился. Не понял…
- Что вы имеете в виду?
Доктор кивнула в подтверждение своих слов, и я разозлился. Как она может говорить такое? Она совсем не думает, что говорит?! Я яростно уставился на нее: я что, дитя малое? Вечно или «ты не хочешь знать», или «тебе не надо знать». Конечно, я хочу все знать! Иначе я бы не задавал вопросов. Думаете, я не хочу почитать то, что в моей папке? Черт возьми, это моя папка, почему я не вижу ее?
- Вы никогда мне ничего не рассказываете! – рявкнул я. - Да, не рассказываю, - отрезала доктор.
Сердце запрыгало в груди – неужели у меня есть шанс? Я резко подвинулся к Маркман.
- Тогда кто такой Майкл?
Всего через какие-то доли секунды после этого вопроса все мои надежды испарились. Почему у меня ничего не выходит? Нет, Маркман все-таки ответила, но ее ответ был тем, что я уже не мог больше слышать. Уже два года я только такой ответ и получаю.
- Я не могу сказать.
И понеслось… Гребаные четыре слова, которые звучат на протяжении всей жизни. Маркман ведь могла хоть немного приоткрыть для меня завесу тайны, но опять не сделала этого… Я, вспылив, изо всех сил долбанул здоровой рукой по столу. Маркман подскочила на месте и внимательно вперилась в меня взглядом.
- Почему вы мне ничего не рассказываете?! – закричал я. - Потому что я не могу. - Но я не придумываю его! Этот Майкл – не просто выдумка! - Я верю тебе, Джерард. Он реален, - доктор произнесла эти слова так, как будто это было больно - говорить их, - Но я не могу сказать тебе, кто он.
Видимо, с этим мальчиком связано что-то очень значимое. А я был просто звуком выстрела среди битвы. Но какой? В чем все дело?
- Но почему вы не можете рассказать?
Маркман на миг прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Сейчас, бледная, с темными кругами под глазами, она казалась усталой и изможденной, такой я ее еще не видел. И как это относится ко мне?
- Джерард, я не могу тебе все рассказать не потому, что не хочу, а просто… мне нельзя. Я знаю, эта информация может помочь тебе и нескольким людям еще, но это не входит в мои полномочия – все раскрыть.
Оооо, даже так? Значит, все нормально? Должно быть, несколько здоровяков из Мира Марио явились сюда и приказали Маркман ничего не рассказывать бедному Джерарду.
- Кстати, чтобы не отходить от темы… как твоя рука? – слабым голосом спросила доктор.
Какого черта? «Чтобы не отходить от темы». Говорить по теме – это после летних каникул поинтересоваться по поводу возобновления учебы, а затем – узнать, в какой колледж поступил Джонни.
Но, что касается руки… болит. Очень, очень сильно болит. Мне бы немножечко морфия… Но я не собираюсь ничего отвечать. Я сел, скрестив руки на груди. Маркман не соизволяла поговорить со мной в течение нескольких недель, а то и месяцев, пока я был заперт в этой палате. Почему бы теперь и мне не помолчать? Это не особо-то трудно. Я ведь молчал целых два года, какие проблемы?
- Не начинай, - предупредила доктор.
И что? И что ты сделаешь?
Нет, она слишком хорошо меня знает. Но я знаю ее не хуже. Я сощурился.
- Тебе очень больно?
Какие хитрые вопросы, на которые трудно не ответить… Но я проигнорировал. Она игнорировала меня, оставив гнить или сходить с ума в белой комнате. Нельзя отдать должное?
Я принялся изучать свои ногти, которые превратились черт-те-знает во что, потому что я беспрестанно их грыз. Удивительно, как только не сжевал совсем еще в первые часы своего заточения. Ненавижу скукоту. Надо было дать ногтям хоть небольшой перерыв… Голос Маркман раздавался где-то на заднем плане, но я не мог его слышать. Как и меня никогда не слышат.
И все-таки, одна вещь сумела просочиться сквозь выстроенную мною стену. Вещь, которая привела меня в ужас.
- Я начала давать тебе Клозапин.
Это не было ни вопросом, ни угрозой. Просто утверждением. Но… о, ну и гадство. Фак, фак, фак! Теперь мне каждую неделю придется сдавать анализы крови! Я схватил близлежащий листок бумаги, ручку, и написал огромными буквами: «Я НЕ ДАВАЛ СОГЛАСИЯ!!» Даже два восклицательных знака поставил. Я уже давно уяснил, что несколько восклицательных знаков или подчеркивания очень эффективны. Особенно в случае Рэя. Но, когда я закончил, то понял, что все без толку. Да и написано было коряво, я плохо пишу левой рукой. Как бы я хотел хорошо владеть обеими! Сейчас я бы просто убил ради этого.
Маркман пожала плечами, и теперь-то я испытал на себе, как это приводит в бешенство, когда кто-то так делает.
- Мне не нужно твое согласие, Джерард. Я – твой лечащий врач. Я выписываю лекарства, которые тебе подойдут. Сейчас Клозапин – это лучшее, что я могу тебе дать, - мой страх явно сыграл ей на пользу. Я же говорил – продажная сука. Но она хорошо разбирает корявый почерк, хоть премию давай.
«Я не буду это принимать».
Маркман улыбнулась.
- Поздно. Ты уже принимаешь, и твой ближайший анализ крови в… среду. Сегодня понедельник, - услужливо сообщила она.
Ооооооо, черт! Теперь я знаю, чего боюсь – среды. Я же ни дня не проживу нормально! Они будут пытать меня, вводя под кожу иголки и забирая мою кровь! Я почувствовал, что подскочило давление. Я паниковал. Я был испуган. Я никогда не боялся так с тех пор, как обвалилась крыша, и я думал, что они пришли. Я не терплю иголки, они просто уничтожают меня! Едва ли я осознавал это в тот миг, однако, весь покрылся холодным потом и непроизвольно сжал ручки кожаного кресла. Боюсь, мои руки все равно тряслись.
Металлические кончики. Я их уже видел. Полая игла, втыкающаяся в мою вену, наполняющаяся кровью и выходящая обратно.
Я наклонился, мокрая спина отклеилась от кресла с отвратительным звуком, а Маркман равнодушно наблюдала за моими действиями. Она казалась ничуть не обеспокоенной, а ей лучше бы такой не быть. Только она может привести меня в такое состояние! Я еще ниже наклонился… и меня мощно вырвало прямо на ковер. Доктор не отреагировала вообще, просто достала свой коммуникатор и защелкала кнопками.
Чувствуя во рту отвратительный привкус желчи, я приподнял голову, не зная, что делать. Кажется, сейчас что-то вроде той ситуации, когда я ударил рукой по стеклу. В голове напрочь отсутствовали мысли, и поэтому я схватил первый предмет, попавшийся под руку, им оказалась старинная ваза, которая наверняка должна разбиться на тысячи осколков. Одним движением я мог выбросить на ветер сто пятьдесят тысяч долларов.
Маркман оставалась спокойной, как удав. Но все же, вряд ли она хотела, чтобы ее ваза повстречалась с полом.
- Прежде, чем ты будешь уничтожать мои вещи, позволь сообщить кое-что. После того, что случилось в конференц-зале перед Министром Здравоохранения, я должна тебя предупредить. Ты близок к этому… - она щелкнула пальцами, - Ты близок к Гринвуду, Джерард. Это не угроза. Просто предупреждение. Будь паинькой.
Желудок снова подскочил, а ваза выпала из моих рук. Но вместо того, чтобы разбиться, она с глухим стуком приземлилась на ковер. В тот же момент вошли конвоиры, подхватили меня под руки и повели из офиса. Я повернулся, глядя на Маркман… неужто она не шутит?! Я не мог быть близок к Гринвуду, это не для меня! Я умоляюще смотрел на женщину, чтобы получить ответ, чтобы она успокоила меня… Какое отношение я имею к Гринвуду?
Я ничего такого не делал. Гринвуд – место для сумасшедших. Но не для простых. Для преступников с психическими отклонениями.
Я ничего такого не делал.
***
Я думал, меня снова отправят в одиночную палату, но вместо этого оказался помещен в лазарет, где бывал до этого лишь несколько раз. Абсолютно тихое и мирное место, а вдобавок – еще и пустое, так что я мог выбирать ту кровать, которую мне вздумается.
Медбрат был совсем молодым парнем, наверное, только-только выпустившимся из училища. Казалось, он просто без ума от своей профессии, но при этом он не вел себя, как остальные - старые дьяволы, которые следовали правилам вплоть до буковки. Я отказался от его предложения поесть, меня до сих пор подташнивало, а также плохую службу сослужило то, что я посмотрел по сторонам. Ну скажите, ну кто выставляет шприцы на всеобщее обозрение за стеклянными дверцами шкафов?!
Я свернулся в комок под тяжелым одеялом. Меня клонило в сон, но заснуть я не мог, так и лежал, прижимая к груди кулек и надеясь, что он мне не понадобится.
Второй моей ошибкой стало то, что я начал думать. Мыслей кое о чем я изо всех сил старался избегать. И да, я немного соврал, сказав, что думал обо всем, о чем только возможно, пока находился в заточении. Я заставлял себя не думать о нем.
Когда у вас что-то случилось или вы больны, вы можете целыми днями не думать вообще. Вот она, очередная тайна человеческого мозга, которая чем-то сродни работе воспоминаний. Когда человек в тяжелейшей депрессии, он забывает о простейших вещах, таких, как гигиена или даже умение смеяться. То же самое – когда он болен. Вы забываете о Дне рождения сестры, о том, что собаке пора сделать прививку. Однако если вам просто скучно – тут дело обстоит немного по-другому. Кажется, мне пора искать понятие того, что происходит, когда вам скучно.
Все то время, как я был в одиночной палате, я размышлял о том, каким способом мне оттуда выбраться. Остальные мысли кружили вокруг да около, и трудно оказалось заставить мысль о Фрэнке не захватить всю мою голову. Поверьте, я много чего чувствую по отношению к этому мальчику. И, если он появился однажды в моих мыслях… я уже не мог не вспоминать о нем.
Вскоре, не в силах больше бороться, я так и заснул, думая о Фрэнке.
***
На следующее утро, когда я проснулся, я понял, что впервые за долгое время сумел поспать нормально, во всяком случае, спокойно. Даже несмотря на то, что мои мысли наводняли Фрэнк, белая палата, Майкл и Гринвуд, снов я не видел, что просто великолепно. В общем, спал я, как бревно. Если бревна, конечно, спят.
Открыв глаза, я увидел утреннее солнце, лучи которого пробивались сквозь стекло. Никогда не думал, что могу так радоваться солнцу… Как же все-таки я замучился! Обычно всякая ерунда вроде солнечного света меня не волнует, но сейчас я до невозможности хотел снова вернуться к прежнему распорядку дня и всему остальному; к тому, как жил раньше.
Я больше ни за что не пойду туда, в этот конференц-зал.
Медбрат сменил повязку на моей руке, которая теперь напоминала руку мумии, а не лазерную пушку. А затем мы отправились в мою старую, привычную комнату, откуда я, переодевшись, должен был шлепать на завтрак.
Вот черт… Завтрак. Люди. Рутина.
Быстро переодеться я не мог, но у меня просто руки чесались скорее избавиться от одежды, в которой я находился в заточении – неестественно белых штанов и футболки с удлиненными рукавами. Перестарались с отбеливателем, что ли? Я швырнул эти надоевшие вещи на пол, пускай уборщики подбирают. Это эгоистично, но я же на самом деле эгоист…
А теперь, товарищи, хочу сделать маленькое объявление. Я заканчиваю школу, с 29 по 8 у меня экзамены, так что на это время я исчезаю. Может, если буду все успевать, буду здесь появляться, писать комменты и даже попробую переводить дальше, но не обещаю точно. Так что не скоро появится прода. Надеюсь, вы меня поймете и подождете до лучших времен. Всех люблю
Обалденно)))Мне до чертиков нравится,как вы переводите!Хорошая часть. Раз такое дело с экзаменами,то удачи и хороших результатов,а мы подождем)И обязательно дождемся)))
Конечно подождем, Ирчик)) Чтобы вернулась с лучшими результатами! Удачи тебе) А часть правда очень интересная)) Пояснительная, так сказать)) Ну, я побежал читать вторую половину)
Спасибо тебе огромное, I do appreciate it))))
