Но меня заставляет в нее вернуться резкий звук сирены.

Копы? Вряд ли. Минутку… Руки леденеют…

Скорая помощь.

Кому-то стало плохо? Наверняка какого-нибудь раздолбая свалил сердечный приступ, и он грохнулся с лестницы (было бы забавно!).
Херня это все. Стопудово, они приехали за тобой, это я убил тебя, чертов идиот!
Но я, почему-то, остаюсь совершенно спокоен. Потому что ты спишь у меня в номере, с тобой ничего не могло произойти, скорее всего, ты даже проснулся.
И мне пора идти. В твой номер. Скажу ребятам, что мы ими махнулись.

Ты ведь оставишь все в тайне, Джи?

Я добираюсь до твоего номера, падаю на кровать и забываюсь. Теперь мне абсолютно наплевать на топот шагов и взволнованные крики.

Я засыпаю.

***

Кто-то трясет меня за плечо. Ну что еще опять? Я раздраженно смотрю на гостя, но сразу смягчаюсь. Передо мной сидит Рэй.

 - Хм… Рэй? А… а что случилось? Ехать пора?
 - Нет, Фрэнк. Уже не пора.
 - В чем дело? – прилив тревоги.
 - Это… в общем, это все Джи.
 - Что с ним? – я окончательно пробуждаюсь.
 - Успокойся, Фрэнк, я и сам не знаю. Ничего хорошего, по-видимому… Он в больнице. Передозировка, Фрэнк… Что с тобой?
 - Ни… ничего… - я стараюсь удержать слезы, закипающие на глазах. – Просто… Это ужасно… А от чего передозировка?
 - Пиво, чувак, - говорит Рэй. – И много снотворного в бутылке. Очень много. Врачи нашли пустой пузырек в ванной твоего номера.

О Боже, неужели я высыпал весь пузырек…

 - Постой… Фрэнк? А ты где ночевал?
 - Я… Я не спал, – снова лгу я. Не могу ведь я сказать Рэю, что ночью спал (и только спал!) с Джерардом Уэем, солистом My Chemical Romance, нашим другом и, черт возьми, моей разрушающей любовью! – А как там Майки?
 - Боже, да он в истерике! – восклицает Рэй. – Он уехал в больницу, ждет, что скажут… Черт, как Джи мог так с нами поступить? А мы даже не знали… Наверное, выступать больше не будем…
 - Рэй? – зову я, глотая противный ком отчаяния. – Рэй, не смотри на меня так, но я должен сказать… Это не Джи… Это… Это я подсыпал снотворное в пиво.
 - Черт, Фрэнк, заткнись! – Рэй вскакивает на ноги. Его слова наполнены злостью, а на лице – страх и сомнение. Я верю его лицу, сжимаюсь в беззащитный комок. – Господи, скажи, что ты так жестоко шутишь! – просит Рэй, полностью отдаваясь страху.
 - Нет, Рэй, это правда, – повторяю я. – Можешь говорить мне, все что захочешь, назови меня дебилом, психопатом, убийцей, но это я сделал. Не вини в этом Джерарда.

Я обязан за тебя заступиться…

 - Блин, но зачем, Фрэнк? Ты рехнулся?
 - Он не мог заснуть и…
 - И ты решил его прикончить, так ведь?
 - Не ори на меня, Рэй! Да, я хотел ему помочь! Он сам попросил меня дать ему снотворное.
 - Да, но ведь не весь пузырек!
 - Черт, Рэй… - я опускаюсь на кровать, чувствуя себя дерьмом. Не из-за того, что виновен (хотя, я понимаю, что никогда себе этого не прощу), а из-за того, что теперь мне наверняка придется уйти из группы… И видеть их только по гребаному «ящику», вспоминая гитару, которую когда-то подарил мне Рэй. – Это так… сложно… Я действительно не понимаю, зачем это натворил. Можешь ругаться, я не обижусь…
 - Успокойся, Фрэнк, не раздувай из мухи слона – в конце концов, она лопнет! Джерард жив и здоров (тут меня так и подмывает усмехнуться), а это главное. Но как теперь он будет на нас смотреть? Он ведь вобьет себе в голову, что это он виноват. Я не пошлю тебя, Фрэнки, но ты должен все рассказать Джи сразу же, как он очнется.
 - Но, Рэй, ты… Ты издеваешься? – я смотрю на него, как на психа. Или как на убийцу моей души.
 - С чего бы это? – Рэй улыбается, но это выглядит скорее как смертный приговор, нежели как поддержка.

Наверно, этого он и добивался.

***

И вот, я в палате. Здесь пусто и тускло, в углу – больничная кровать.
Майки был на грани нервного срыва. Пару минут назад я смог уговорить его поехать в отель, прилечь там и отдохнуть. Он согласился, взяв с меня обещание, что я побуду с его братом.

С тобой. Боже. Я не могу видеть тебя в таком состоянии! Это слишком больно – смотреть на тебя, трубками связанного с тихо пищащими аппаратами.

Я не знаю, так ли опасно твое состояние – Майки мне не сказал этого. Он лишь упомянул о том, что это однозначно не кома.

Разве могут быть такие серьезные последствия всего лишь от передозировки снотворных?

Я приближаюсь к кровати, мои ноги подкашиваются. И тут, поддавшись каким-то слепым чувствам отчаяния и испуга, я падаю на колени, хватаю твою ледяную ладонь и шепчу, прерываясь лишь дыханием:
 - Джи, Джи, о Боже… Услышь меня, Джи... Прости меня! Это я виноват, ты здесь из-за меня! Я подсыпал тебе снотворное, это я засранец, а ты… Ты хороший, Джи, а я… Я люблю тебя, Джи! Ты слышишь это?

Не слышишь… Я молчу. Ты тоже молчишь. Единственный звук раздающийся в палате, кроме моего дрожащего дыхания – ровное тиканье аппарата, сообщающего о твоем пульсе. Он слабый, и я растираю твои холодные пальцы, не осмеливаясь взглянуть на тебя.

 - Черт, Джи… Извини, я не должен был этого говорить… И если ты меня слышишь…
 - Фрэнк, поцелуй меня, а?

Я резко вскидываю голову, мое сердце замирает. Ты смотришь на меня затуманенными глазами.

 - Что? Джерард, о чем… – я поднимаюсь с колен, но продолжаю сжимать твои пальцы.
-  Черт, Фрэнк, ты можешь заткнуться и поцеловать меня?!

В полном ауте я наклоняюсь к тебе и целую. Странно, но я ничего не чувствую. Видимо, это от шока.

 - Джи, что происходит? – спрашиваю я, отстранившись на долю секунды, но ты привлекаешь меня обратно к себе… Теперь уже ты целуешь меня… Господи, как это у тебя получается? Ты вдыхаешь в меня волны тепла, я таю изнутри, мои легкие взрываются… Единственное, что я чувствую – это легкая приятная боль на лице. Я уверен, что ты пьешь мою кровь.

Ты нежно дергаешь колечко в моей губе…

В моей голове вспыхивают миллионы искр ослепляющей боли, я готов кричать только лишь из-за этого, а твоя рука… Эй, Джерард, по-моему, в ней моя задница…

 - О..., - я задыхаюсь. – Погоди, Джи, ты что, действительно…

И в этот момент мне становится страшно. По-настоящему страшно. Я боюсь себя, боюсь тебя, боюсь твоих рук, твоих действий… Я боюсь того, к чему все идет… И своего страха.

 - Фрэнки, как долго ты об этом думаешь? – напрямую спрашиваешь ты, направив в меня острый взгляд.
 - Очень долго. Два дня…  – говорю я (дурак!), но говорить мне трудно. Ты смотришь на меня, ты обнимаешь меня, целуешь… Это просто парализует мой разум, остается только тело…
И ты сам предлагаешь мне…

 - Разве тебе что-то мешает? Черт, Фрэнки, хватит думать, я знаю, что тебе хочется этого… - ты не заканчиваешь, не даешь мне ответить – просто притягиваешь к себе и…
Я уже не помню, где я, не знаю, кто я, я осознаю только, что… Блин...

Ты попадаешь в самую точку.

***

Я сижу в баре, заказываю еще одну бутылку безалкогольного дерьма. Я не помню, что происходило на этой неделе. 11 сентября навсегда убило все последующие воспоминания.

Я уже не я. Я – гребаный зомби. Мертвец, который еще дышит, шевелится, но не думает. Этот мертвец не думает ни о чем, кроме 11 сентября…

Теперь это новая дата для меня.

Рэй и Майки здесь же, сидят со мной за столиком. Мы уже неделю в этом отеле, а ты все еще в больнице. Я больше ни разу туда не приходил. Я думаю.из-за того, что больше не хочу тебя видеть. Всю неделю Майки нервничает. Кажется, будто он разругался со всем населением Земли. Видимо, он не знает мою тайну (а также твою и Рэя) и злится на тебя. Или он просто в шоке.

Но не в таком глубоком шоке, как я…

Рэй старается расслабиться. Он купил себе новую гитару и теперь каждый вечер играет у себя в номере.

А я не могу слушать My Chemical Romance, потому что My Chemical Romance ассоциируется у меня с тобой, ты ассоциируешься с 11 сентября, а 11 сентября – с My Chemical Romance… Замкнутый круг…

Дверь бара распахивается пинком позитива. Мне интересно знать, кто сейчас может быть сейчас так весел, и я оборачиваюсь.

Джерард, твою мать!

Ты даже не предупредил, что возвращаешься из больницы, паршивец!

(Сюрприз, Фрэнки!)

В моей голове все переворачивается вверх дном, когда я вижу тебя, а ты весь светишься здоровьем. Ты даже приобрел естественный цвет лица и блеск глаз в той прозрачной бездушной палате.

Я чувствую новый прилив какого-то незнакомого чувства, похожего на счастье, вскакиваю из-за стола и бросаюсь к тебе в надежде обнять тебя, в надежде, что ты обнимешь меня, но...

Но ты отталкиваешь меня.

Так грубо, что я с трудом могу устоять на ногах.

Вместо меня на пол падает что-то другое. Наверное, это моя слеза. Или моя разрушавшаяся мечта. Или моя подстреленная любовь…

***

Я захожу в свой номер и застаю там тебя. Меня это не удивляет - даже лучше, что не придется тебя искать. Ты лежишь на кровати и с нарочито внимательно рассматриваешь свои пальцы – убиваешь время. Вид у тебя хмурый. На меня ты не обращаешь внимания.

 - Джерард, ты не считаешь, что нам надо поговорить? – говорю я, стараясь сделать голос грубее и проваливаясь в этом с оглушительным треском.
 - О чем? Если ты о прерванном туре, валяй, Айеро, но я больше не буду выступать, – отвечаешь ты.

 - Нет, Джи, не о туре. О нас. Нам надо поговорить о нас.
 - Фрэнк, я не хочу говорить об этом…
 - Почему?
 - Потому что это было страшным сном.

Я парализован. В оцепенении падаю на кровать, ты садишься рядом.

 - Фрэнк…
 - Что?! – ору я. – Что, Джи?! Значит, трахнуться со мной ты захотел, поспать со мной в одной кровати захотел, на сцене поцеловать – пожалуйста! А теперь даже не хочешь говорить об этом?!

Несмотря на то, что я ору, я не могу сдержать злых слез, капающих их глаз. Ты убил меня, Джерард Уэй. Ты сделал опрокинул на меня целый ушат с дерьмом.

А я любил тебя… И все еще люблю тебя.

 - Фрэнк, успокойся, твою мать! – злишься ты. – Я не хотел, как ты выразился, трахнуться, и спать с тобой я тоже не хотел! Это все... чистая случайность! Ты – мой друг, а большего мне не надо.
 - Рэй – твой друг. Боб – твой друг. А я люблю тебя, Джи…

Такие простые слова… Но они значат так много! Эти слова заставили меня дрожать, они смягчили тебя. Ты гладишь мои плечи ладонями, и эти ощущения я никогда не забуду…

 - Фрэнк, пожалуйста, пойми меня правильно… Я не боюсь всего, что произошло, я не испугался бы косых взглядов публики, но я не могу так… И не потому, что кто-то не так поймет… Ты мне  действительно нравишься, Фрэнки, но не более того…
 - Да? – с трудом произношу я, когда ко мне возвращается способность говорить. – А то…  что было в больнице – это тоже просто дружба, да, Джи?
 - Говорю же, это была случайность…
 - Случайность? Значит, мои чувства для тебя это случайность?! – я снова начинаю кричать.
 - Черт возьми, Фрэнк, ты получил, чего хотел!
 - Я не этого хотел, Джи… Я хотел искренности, а не этого… Этого грязной похоти... Джерард, я не ожидал от тебя такого!
 - Фрэнк? – говоришь ты тихо.
 - Что? – раздраженно бросаю я. Жалкий всхлип. Я так слаб… А ты пал в моих глазах, настолько низко, что…
Теперь мы вместе на дне этой черной холодной ямы.

- Я не люблю тебя.

Наконец-то я услышал завершение этого предсмертного разговора! Я ждал этих слов, готовился к ним… И так, оказывается, больно их слышать! Внутри  остается одна лишь звенящая пустота...
Ты открываешь рот, собираясь сказать что-то еще, но я не даю тебе этого сделать. Вылетаю из комнаты, хлопнув дверью, оставляя за ней тебя, мою мечту и мою гордость… 

Но не мою любовь. Я унес ее с собой.
Навсегда.

***

Тур продолжается. Мы дали несколько концертов, но ты ни разу даже не приблизился ко мне. Может это и к лучшему, зато ты смог избежать еще одного пинка от меня, Джерард, потому что я бы точно со злобным наслаждением наблюдал за твоей физической болью… Но ты просто пел, я просто играл… И думал…

В тот вечер, когда ты расставил все точки над i, я собрал вещи (не все – они остались в номере, а там был ты, и у меня не было никакого желания видеть тебя вновь) и пошел к выходу. Я был твердо намерен покинуть группу. Я не охладел к тебе, но стыд вынуждал меня уйти. Ты так жестоко предал меня, Уэй...

И я никогда не прощу тебе этого предательства.
(Как никогда не прощу себе этой откровенной лжи самому себе)

Я стоял на крыльце отеля, вдыхая ночной воздух. Незнакомый город наводил на меня какое-то расплывчатое подобие ужаса и растерянности,  я даже не знал, куда идти.

И тут… Если бы Майк не вышел на крыльцо и не застал меня там, меня бы уже не существовало. Он сказал всего пару фраз, но они отрезвили меня, вдохнули в меня жизнь.

 - Решай сам, Фрэнки, но  ведь на самом деле ты не хочешь уходить. Может быть, ты не нужен ему, зато ты нужен нам. Мне, Рэю и Бобу. А еще нашей группе. Мы потеряем не только классного гитариста, но и отличного человека. Так что даю тебе на размышления ровно пятнадцать секунд, дружище.

И я остался, затратив на размышления не больше секунды, потому что ребята хотели, чтобы я остался.
(Или этого хотела моя боязнь перемен?)

Они меня не предавали.

Я сделал это тебе назло, Джерард. Знай это.

И вот, я снова стою на сцене. Снова корчу из себя звезду. Играю. Рэй играет. Майк играет. Боб играет. Ты поешь. Сегодня особенно хорошо поешь. И это искренне радует меня. Я уже не злюсь на тебя. Просто продолжаю молча любить

И я тебя прощаю. Прямо сейчас.
Никогда не стоит давать себе слово не прощать человека. Потому что ни за что его не сдержишь...

Я надеюсь, что это скоро произойдет. Это случится, когда мы запишем наш третий альбом. Это будет последняя песня альбома, конец концерта. Песня начнется с простой акустической мелодии. Мне кажется, я уже ее слышу… Disenchanted… Она обязана называться именно так. Ты опустишь микрофон, подойдешь ко мне, возьмешь мою руку в свои ладони и тихо скажешь, что готов попробовать начать все сначала, готов любить меня так же искренне, как я люблю его… Это произойдет прямо на сцене, но зрители ничего не поймут. Им не будет дано понять всю сложность этой сценической жизни...

А пока… I’m Not Okay… Этот длинный гитарный проигрыш (на самом деле, он не длинный, но если играешь его уже в сотый тысячный раз), который я бы с радостью полностью предоставил Рэю и Майки… Краем глаза я успеваю заметить, что ты в бешенстве бросаешь микрофон на пол и идешь ко мне… Я снимаю гитару с плеча и отбрасываю ее в сторону, пятясь от тебя к кулисам… Я уверен, что ты собираешься ударить меня…

Но ты не собираешься драться со мной. Ты хватаешь меня за плечи, прижимаешь к себе, целуешь… Мои ответные объятия говорят о том, что ты можешь продолжать…

Мне плевать на полный зал, плевать на операторов и фотографов. Тебе тоже на них наплевать, тебе наплевать на то, что пора петь песню дальше...

Жадный и жаркий поцелуй… Мне кажется, что во мне не осталось ни капли влаги… Я весь высох, и если ты отпустишь меня из твоих объятий, я упаду, иссушенный, как мумия…

Ты отпускаешь меня…  И я падаю на колени, закрыв глаза… Мне уже все равно – для меня концерт закончился.
Мне кажется, что я слышу первые аккорды Disenchanted… Я слышу их у себя в голове…

Я – полный идиот.
И причина этому – ты.