Сегодня ты ведешь себя вполне спокойно и уравновешено, и это совсем на тебя не походит. Неужели ты что-то понял? Или же ты снова сидишь на этих дурацких препаратах? Возможно и так, но у тебя появился аппетит, ты чуть-чуть улыбаешься, а это значит только одно – что я ошибаюсь. Нет! Я не могу ошибиться, я же… Я найду! Найду эти таблетки, которые ты прячешь, которые так завидно быстро поднимают тебе настроение!
Сейчас ты сидишь и мило беседуешь с братом. Вы смеетесь, что-то обсуждаете. Знаете, в эту минуту мне почему-то обидно. Наверное, я бы тоже хотел с тобой смеяться, радоваться, делить горести и радости сейчас, но все твое внимание занял Майки. Ты изредка поглядываешь на меня, а я бессовестно делаю вид, что не замечаю тебя. Только хочу спросить … зачем нам все это?
Я уже начинаю путаться в своих мыслях и убеждениях. И это не нормально.
И вот, уже не контролируя себя, я подхожу и ….
Врезаю тебе пощечину. Так сильно и громко, что все вокруг подпрыгивают от неожиданности, а твоя щека становится кроваво-красной.
Майки смотрит на меня удивленно, а я…
Что я?
Я мгновенно убегаю из студии, как сопливая гребаная школьница.

8 день. Обед.
Все-таки, я схожу с ума. Нет. Я давно сумасшедший. Злость отказывалась покидать мою душу, и я решил сделать что-нибудь стоящее и оригинальное.
Я ведь совсем обиделся и написал маркером на футболке Mikey fucking Way. Ребята посчитали это отличной идеей для нового дизайна футболок, хотя я ожидал другого эффекта. Я, буквально, как дурак, стоял в этой чертовой футболке, Джерард улыбался мне и оживленно обсуждал другие варианты рисунков и надписей.
Майки подошел, похлопал меня по плечу, незаметно подмигнул ребятам, и они оставили нас с Джи наедине.
- Я всегда знал, что ты гениален… - он улыбнулся и встал с кресла.
- Ты тоже не промах! – я подхожу к нему вплотную.
- Я тут пишу новую песню, вообщем, мне нужна помощь. Зайдешь ко мне часов так в 10?
- Нет. – С твоего лица пропадает улыбка, и ты тупо смотришь в пол.
- Я сказал нет! – Ухожу, напевая «Life is a fight, life is a fight… You'll never take me alive, because i'm already dead. You'll never take me alive, because i'm already dead».
Концерт окончен, дорогуша! Так решил я, а это значит, что ты в полном дерьме.

8 день. Вечер, который я никогда не забуду.

Решил лечь спать пораньше. Только опустил тяжелую голову на долгожданную подушку, внезапно, услышал громкую музыку в конце коридора. И я уже знал, из какого номера она доносится.
Напялил халат кое-как и побрел стучаться. Что делать, если какие то идиоты не дают людям отдохнуть?
Захожу в номер и…..
- Блять!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Ты медленно поворачиваешь голову и смотришь на меня своими маленькими невменяемыми зрачками. Вся комната вокруг пахнет ванилью и апельсинами. Дым нещадно обволакивает помещение, окна заперты, что даже одинокая струйка воздуха не проникает в твою обитель. На стеклянном столике рассыпан порошок, по всему полу разлита не то вода, не то эфир. Пахнет чем-то дурманящим сознание, значит это второе. Ты лежишь посреди комнаты в расстегнутой рубашке с рваными рукавами, около тебя валяются скомканные листы и поломанные кисточки. Масляные краски въелись в твою кошу, и засохли на штанах. Галстук весит на люстре и с него стекают капельки багряной крови. Капают в такт музыки. Звуки отстраненного счастья что-то делают с разумом, и ноги кажутся ватными, медленно падаешь на колени, и хочется всем телом раствориться в музыке, доносящейся из колонок. Голос буравит мозг, и ты уже не понимаешь смысл самой песни. Тебе просто хочется теперь слышать это всегда, каждую секунду. Чувствуешь себя одновременно сильным и слабым, тело перестает подчиняться, и ты словно наполнен воздухом. Будто ты стал фантомом, тысячи электронных волн проникают в кожу и со скоростью света пронизывают твои капилляры. Такое ощущение, что дышишь твердым, таким вязким кислородом. Он пролетает в легкие и останавливается там навсегда. Чувство, будто ты сейчас разорвешься от переизбытка воздуха. Тебя начинает тошнить от огромного количества сил. Самая высокая стадия возбужденности расстраивает нервную систему, и ты чувствуешь себя гиперактивным. Я ору тебе, чтобы ты выключил эту «волшебную» музыку, но ты меня даже не слышишь, только громко хохочешь и показываешь пальцем на мятую ободранную занавеску.
- Опять ширялся, ублюдок? Я урою тебя!!! Выруби эту музыку, она сводит меня с ума!
- Мои кролики похоронят меня в розовом гробу из белого сладкого зефира…
- Я тебя похороню в гробу из слоновьего дерьма, понял?
Ты теряешь сознание, твои зрачки закатываются, и рука начинает напряженно трястись. Я зову ребят что есть сил. Сирена, носилки, и ты уже далеко от меня. Никто не знает, что могло случится с тобой по дороге…А зачем? Что если, ты погиб…

7 день. Утро.

Чтобы ребята не заподозрили моего непреодолимого желания твоей смерти, я поехал вместе со всеми в больницу. Натянул на глаза капюшон и устроился подальше от людских обсуждений. Вы все так сильно переволновались, что я единственный пока оставался в здравом уме. Я сижу и корю себя за то, что снова тебя спас, за то, что позвал ребят, вызвал скорую. Я же поклялся этого не делать! « Ты же любишь меня, придурок» снова прокручивается у меня в голове, но я принципиально отказываюсь верить это чепухе. Ты создан для того, чтобы умереть в моем сердце навсегда. Стоп! Как ты оказался в моем сердце, если я тебя ненавижу?
- О дерьмо! – вскрикиваю я, хотя думаю, что молчал. Ребята поворачиваются и пристально смотрят на мой капюшон, за которым весь мой мир – мои полные ненависти и страдания глаза.
- Ты чего, док? Все в порядке?
- Да. Извините, ребят. Просто задумался. – Вру и не краснею. Я стал патологическим вруном, я даже себе уже не верю. Записать бы все мои мысли на жесткий диск сейчас и выкинуть, потому что я больше не могу держать все в голове. Мой мозг разрывается от обилия информации, информации, которую я ненавижу. «А что же ты вообще любишь?» - вспоминаю строчку из «Над пропастью во ржи». Себя люблю. Да. Я циничный самовлюбленный кретин.
- Рей, ты меня любишь?
- Конечно, дурачок! Мог бы и не спрашивать! – Торо улыбается как ребенок.
- А ты, Майки?
- Твоя задница – выше всех похвал! – мы все вместе смеемся, но ребята быстро переключаются на тему грядущего дня. Джерард.
Вот мы уже заходим в белых халатах в твою палату. Вокруг белые стены и тоска. Не понимаю, какой дурак красил стены?
Ты уже в сознании, лежишь, и твой вид меня убивает: бледное лицо, губы совсем потрескались и высохли, глаз почти не видно. И что я слышу? Ты шепчешь мое имя, так сладко и умоляюще, что я подхожу. Беру за руку и…. Рыдаю. Да, я рыдаю. Вы что не слышали, что мужчины тоже плачут? Мне больно, почему-то так больно, что хочется закричать, но я лишь шепчу. Мой голос не имеет значения сейчас, когда ты так смотришь на меня. Я не верил, не верил, что ты будешь ждать меня, именно меня. Твоя рука тихонько поднимается и со всей трепетностью собирает мои слезы. Ты шепчешь, что каждая моя слезинка – невыносимая боль для тебя, что ты не ожидал меня здесь увидеть.
- Прости… - выдыхаешь ты и погружаешься в сон. Я оборачиваюсь в надежде увидеть ребят, но рядом никого нет. Выхожу из палаты, Майки с Реем встречают меня и по-братски хлопают по плечу. Я молчу. Мне нечего сказать…Я… не помню, что надо говорить в таких случаях. И всего то! А вы думали, я раскаялся?

7 день. Вечер.

Боб позвонил менеджеру и попросил отменить наш концерт, в связи с печальными обстоятельствами. А я бы сыграл и без солиста! Кому нужна эта тряпка, которая возомнила себя Господом Богом? Его хотят тысячи, миллионы. Но никто не догадывается, что этот идол – самый испорченный человек на свете. Может, конечно, именно это и привлекает людей. Девушки шепчут его имя во снах своих грешных, блаженно вздыхая только в тех моментах, когда он невзначай касается ее коленки. Вы не знаете, кто он, поэтому и любите. Создали себе образ дамского угодника, от которого так и прет всей этой слащавой панковской сексуальностью, но он другой, уж я то знаю. Наверное, вы бы хотели отдаться ему при первой же встрече, нарожать ему детей, и прожить с ним долгую счастливую жизнь до самой старости, но попробовали бы вы пожить с ним месяц, то, уверен, на следующий день от вас и следа бы не осталось. Он – испорченный самонадеянный циничный кретин. Не советую с ним связываться.