Днем Джерард затаскивал его в укромные места, и это было единственным напоминанием о том, что происходит ночью. Ни единого слова, ни единого лишнего жеста или взгляда. Только резкое, неожиданное выдергивание из реальности в… как можно было назвать происходящее по ночам, не знал ни один из них. Это была просто еще одна ночь, может, не такая, как у всех, не похожая на ночь, которую когда-либо можно провести с родным братом, но, тем не менее, просто ночь.

 Как-то днем Джерард довольно грубо сдернул очки с Майки, выпустил их из пальцев, сосредоточившись только на одном занятии. Они несколько раз наступили на них, но так и не отвлеклись на хруст стекла под своими ногами. Когда их нашел Фрэнк, он был уверен, что братья подрались. Тяжело дышащие, раскрасневшиеся, оба взъерошенные, да еще и эти очки на полу. Фрэнк взволнованно поинтересовался в чем дело, а Джерард только пожал плечами. На самом деле, это было лучшее объяснение, которое только можно придумать. 

 Той же ночью Джерард перевернул брата на живот, когда они уже оба были готовы кончить, и они первый раз сделали это по-настоящему. Всего одно слово, прозвучавшее этой ночью, принадлежало Джерарду. Осторожное, нетерпеливое, хриплое... «Можно?». Майки кивнул. Он был абсолютно точно уверен, что согласится со всем, что только его брат ни попросит. Да, конечно, Джи, все только для тебя. Я только для тебя.

Утром – сборы в абсолютной тишине. Никаких «Как ты?» или «Это было так…». Майки молча надевает запасные очки и смотрит в зеркало. В нем отражается Джерард, шарящий под кроватью в поисках своих джинсов. Днем – улыбки всем, кроме друг друга. Друг на друга они не смотрели. Джерард не знал, почему именно – из-за стыда или безразличия. Майки не знал – из-за безразличия или стыда. 

Это было так интересно, потому что подходило под категорию «запрет» и «тайна». Это было чертовски увлекательно, затягивало, и они шли все дальше и дальше, с каждой ночью переступая еще какую-нибудь недозволительную черту. Джерард неловко связывал Майки запястья своим галстуком, но уже через минуту узел распускался.

А еще как-то днем Джерард увидел, как она сидит на коленях у Майки. Как она снимает с него очки, заправляет за ухо прядь и нежно целует. Это было не похоже на то, что делали они, это было… неправильно. Это злило, раздражало и рождало еще кучу других эмоций. Но был день, и Джерард только сказал:
- Тебе надо избавиться от очков. Может, линзы?
 Майки кивнул. Вскоре он избавился от очков, но обошелся и без линз. 

Теперь они могли смотреть друг на друга сколько угодно, только вот больше не имело значения – день сейчас или ночь. Никаких линз. Майки больше не играет.