Утренний свет свободно лился в комнату сквозь задрапированное лишь легкой ажурной занавеской окно. Сладко потянувшись, она открыла глаза – 7.25. Как все-таки приятно просыпаться за 5 минут до будильника! Потерла глаза, помассировала лоб, щеки, чтобы окончательно проснуться. Уже сидя, еще раз потянулась, встала, включила радио и, сменив пижаму на шорты и топ, занялась нехитрой утренней гимнастикой. Самыми трудными в этом ежеутреннем ритуале была пара минут между пробуждением и собственно подъемом – утренняя нега порой не хотела выпускать из своих объятий, и упорно сигнализирующий о нарастании лишних сантиметров мозг поддавался уговорам льстивой лени. Тогда она, плотнее закутавшись в одеяло, чуть-чуть, почти понарошку приоткрыв глаза, смотрела сквозь ажур тюли на утреннее небо, пытаясь догадаться о погоде там, внизу, или вспоминая сон, еще мгновение назад бывший более реальным, чем… чем вот этот тапочек, например.
«И как мы нарисуем сегодня глаза? Вот, зеленый карандашик, кирпично-коричневая помада. Спокойная, чуть меланхоличная… Волосы… Волосы соберем заколочкой в пучок, а упрямо торчащий хохолок будет намекать на эдакую чертовинку.»
Это тоже ритуал, в процессе которого она создавала Себя Сегодняшнюю. Никогда не планируя ни наряд на завтра, ни, тем более, прическу, она получала удовольствие от ежеутренней разминки воображения, представляя себе, как выйдет на улицу, как поздоровается с коллегами, как ответит по телефону. Все решалось в те первые секунды, когда она, выйдя из душа, смотрела в зеркало, вернее, прямо в глаза Той Дамы из Зазеркалья, каждое утро диктовавшей условия сегодняшней жизни.
- На улице пасмурно, снова дождит… Хорошо бы, день выдался тоже спокойный, без гонок. И вовсе не следует сегодня названивать подружкам и бодрить коллег анекдотами. А когда Он позвонит, надо быть эдакой нежной фиалкой – мягкой, смиренной.
- Ну да, Он сознание потеряет! Решит, что это затишье перед бурей.
- В тебе издыхает Сара Бернар! Будь естественней. Скажи – соскучилась, во сне видела что-нибудь тихое, романтичное. Тебе ли не знать, как с ним обращаться!
Придя на работу, она приветливо улыбнулась секретарше:
- Доброе утречко! – и прошла к своему столу, на котором уже возвышалась стопка бумажек, ожидающих ее участия.
- Пойду поставлю кофе.
Побродив по офису еще минут десять, она оповестила коллег о том, что кофе готов, и, налив себе в любимую кружечку, украшенную целой стаей поросят, углубилась в изучение писем в почтовом ящике.
«Ага, вот кто-то новенький объявился. Где-то я объявление забыла изничтожить. К счастью. А то так бы и засохла тут как саксаул. Так, значит, заинтриговала. Чудненько. Сейчас ответ напишем… про чисто женские увлечения, любовь к прогулкам и тому подобное. Фиалка я или нет?!»
Эта игра была увлекательна, как разгадывание кроссворда. Каждый раз, отвечая на письмо, она ничуть не отступала от истины, описывая себя или излагая точку зрения на заданную тему. Но с помощью легкого смещения акцентов в этой мозаике слов и мыслей можно было получить самую неожиданную картину, от нежной акварели до кубизма. Игра нюансов забавляла и увлекала, как игра маленьких искр света в морской волне, и не менее завораживающим было желание соответствовать сейчас образу, родившемуся в этом калейдоскопе.
- Да? Доброе утро, милый. Прекрасно выспалась. Не правда, чудная погода! Я тебя во сне видела. И совсем не то, что ты подумал! Перестань хихикать, неприличное твое лицо! Мы гуляли в парке, таком разноцветном, как в бабье лето. Говорили что-то. Больше ничего не помню. Помню только, что было так хорошо! Целовались? Не помню. Наверное. Ну ладно, целовались, уговорил. Но потом только держались за руки и смотрели на луну! Ну, на солнце. И не упрашивай – ничего такого! Это мой сон или твой?! Вот присни себе, и это-самое на здоровье. Охальник! Вечером? Дома. Хорошо, звони!
«Надо бы, и правда, выбраться на природу. Все сидим по домам. Надоело.» Снова раздался звонок.
- Привет! Давно тебя не было слышно. Все прекрасно. Как ты? Работы много? Ну, давай, в 12 внизу. Хорошо, на полчасика я выбегу.
«Надо заняться работой. А то никуда и не выбежишь, и не будет тебе никаких полчасика с приятным посторонним мужчинкой.»
Этот довод был безотказен в смысле достижения результата, и она, легко вздохнув, углубилась в мир знаков-букв-закорючек.
- Ты здорова? Все нормально? – вернул ее к действительности заботливый мужской голос. – Сидишь тут тихонько, я уж заволновался.
Директор, присев за соседний компьютер, просматривал почту.
- Порядок! Я выбегу на пару минут?
- Конечно.
Едва она спустилась, запищал телефон.
- Иду-иду. Не переживай. Да. Чай. Без лимона. И пирожное какое-нибудь.
В баре, расположенном в подвальчике за углом, ее уже ждали чай, большой треугольник торта-суфле с фруктовым желе и мужчина лет сорока. Мысленно она снова отметила приятные черты его лица, большие карие глаза, черные волосы с ярко выделяющейся проседью.
- Тимур, как мы давно не виделись! – Она подставила ему щеку для поцелуя. Приобняв за талию, мужчина усадил ее за столик. «Поседел», –подумала она, вслух же сказала: – Все такой же обаятельный и привлекательный!
- Брось. Старый, больной, никому не нужный!
- Ну, уж никому! Тетеньки, вон, зажигалочки эксклюзивные дарят!
Он довольно рассмеялся. Придвинувшись поближе, положил правую руку ей на коленку, левой теребил ее выбившиеся из-под заколки волосы.
- Тебе вот не нужен. Не хочешь мне девочку родить. – На эту, ставшую уже традиционной в их беседах реплику, она лишь улыбнулась.
- Торт – прелесть, спасибо. – Мужчина курил, не отрывая взгляда от ее лица, становившегося, когда она ела сладости, по-детски сосредоточенным и одновременно выражавшим истинное удовольствие.
- Зайка, давай напьемся что ли. Ты ведь виски пьешь?
- Я?? Виски?? Фу, как ты можешь!?
- А кто со мной из горла в машине пил?
- Не из горла, а из пластмассовых стаканчиков. Это было давно и неправда!
- И не только это… Ты – моя славная девочка, нежная, милая… – Он целовал ее пальцы. В полумраке бара никто не обращал внимания на парочку за столиком в углу – все банально, избито, глубоко знакомо.
«Только вот не надо забывать, что ты хоть и фиалка, но точно знаешь, где твоя грядка. – Голос Той Дамы был спокоен. – Грядка, горшок, клумба, поле – не придирайся! И никому не надо позволять ковыряться в твоих корешках!» Приказав себе не сдаваться, она рассмеялась:
- Тимка, фантазер! Помнишь даже то, чего не было. Ты – хороший, тебя все любят.
- А ты?
- И я, конечно.
- Эх, врешь ты… Если бы любила, родила бы девочку!
- Вот ведь, опять! Ты меня замуж зовешь? Нет. Папа приходящий-уходящий мне не нужен.
- Ну вот, обиделась.
- Да нет, мне пора уже.
- Соскучишься – звони. Поедем виски пить.
- Обязательно! – Она звонко чмокнула мужчину в щечку и быстрым шагом направилась к парадному, где находилась ее контора.
Серый пасмурный день незаметно сменился мягкими сумерками. Выйдя из здания, она решила немного пройтись, прежде чем ехать домой. Но, дойдя до автобусной остановки, передумала и смешалась с кучкой людей, послушно топтавшихся у первой двери экспресса, словно стадо овец у узкой калитки загона. За окном автобуса проплывали огоньки жилых домов, темные силуэты деревьев, сменяющиеся ярко освещенными современными фасадами каких-то предприятий. Дома после легкого ужина она включила телевизор, достала вязание и углубилась в перипетии очередной мелодрамы, перемежавшейся сантиметрами, накидами и петлями… Телефон так и не зазвонил. Утренний свет пробивался сквозь узкую щелку, оставшуюся между плотными занавесками. Запищал будильник. Потянувшись, она выключила этого «помощника инквизиции», и немного «пожмулькав» лицо и разогнав бодрость по чреслам, передумала вставать: «Поваляюсь. Вчера зарядку делала, сегодня – перерывчик.»
- Так, на веки – синий карандашик, на реснички – синюю тушь. Губки нарисуем ярко. Вот она, моя любимая, цвета розовой гвоздики. И кто ее так обозвал? Скорее уж ярко-розовой. Нет. Малиновой. Нет… Ой… Запуталась. В общем, нам идет.
- Сара Бернар тебе в подметки не годится! – Голос Той Дамы был полон сарказма. – Кому врать собралась?
- Я?? Врать?? Да как я могу!? На дворе солнце, в кои-то веки. С чего мне киснуть??
- Сказать? Или сама признаешься?
- Здорово! Сама себе же и угрожаю! Ты, то есть я, сама знаю, обе мы знаем, что ничего путного из этого не выйдет! И прекрасно, что не позвонил! Я кофточку довязала!
«А волосики мы сегодня распустим, мягко закруглим кончики. Они будут обрамлять лицо, смягчая яркие краски макияжа.»
Она бросила последний оценивающий взгляд на свое отражение. Из глубины зеркала с легкой укоризной смотрели глаза Той Дамы.
- Эх, нам ли быть в печали!
Едва переступив через порог офиса, звонким голосом она оповестила население о своем появлении:
- Здрасте!
- Привет! Ну вот, другое дело. А то вчера на себя не похожа была. – Секретарша протянула ей новое рабочее задание.
- А как будто я тут целый день бегаю, хихикаю и кричу.
- Доброе утро! – из соседнего кабинета вышла заведующая. – Не кричишь, но бодростью заряжаешь. Я кофе поставила, сейчас будет готов.
- Можно сказать, фонтанирую темпераментом! – Раздевшись и сменив сапоги на туфли, она полила цветы, протерла стол от пыли, быстро разобрала бумаги на столе, включила радио, открыла окно… За кофе женская команда во главе с единственным мужчиной-директором дружно обсуждала модели одежды из последнего каталога почтовых рассылок и вчерашнюю мелодраму.
- У тебя сегодня три заказа, и все срочные.
- Справимся! Спасибо за кофе! - она привычно углубилась в мир знаков-букв-закорючек. - Да?… А, привет! Да нет, все в порядке. И с настроением. Ничего мне не снилось. Спала как убитая, еле проснулась утром. Ничем я вечером не занималась - кинуху смотрела, вязала, мысли всякие думала… О чем? Обо всем. О тебе. Не скажу. Вечером? Не знаю. Звони. Опершись подбородком на руку, она смотрела в окно: здание банка напротив не способствовало игре воображения.
- Пойду-ка я за булочкой схожу.
На улице не по сезону сияло солнце. «Напоминает блесну для рыбок – сверкает, манит… Расслабишься, заглотишь… а там – холодная острая железка… вечерняя пустота и ночной холод.» Она брела по улице, изредка скользя невидящим взглядом по красочным витринам. «Зайти в кафе? Нет, не хочу…»
Присев на скамейку в небольшом скверике, подставила лицо яркому, но еще холодному солнцу… «Полцарства за сигарету. Что ж так курить-то хочется? И не курила ведь уже пару месяцев.»
- Девушка, а можно с вами познакомиться?
«Что это?» – недовольно подумала она, все еще не открывая глаз.
- Отдыхаем?
«Да что же это? Ко мне??» - осторожно открыв глаза, посмотрела на сидящего на скамейке рядом молодого мужчину.
- Алик! Напугал… Я уж собиралась огрызнуться… - она улыбнулась бывшему однокласснику. – А ты почему на вечере встречи не был?
- Да как-то не получилось. А как ты поживаешь? Что нового?
Она рассматривала знакомое лицо этого совсем незнакомого человека, пытаясь отыскать в нем черты того мальчишки, который писал ей записки с признаниями в любви. Почти в голос усмехнулась, вспомнив, как уже в десятом классе пряталась в туалете, потому что не хотела с ним танцевать.
- Ничего. Все по-старому.
- Семья?
- Нет. А у тебя как?
- Порядок. Ребенку полгода. Жена вот еще на заочном учится, так что я помогаю. Квартиру обменяли на трехкомнатную в районе ***.
- То-то мне мальчишки говорили, что тебя где-то там видели.
- Да, я видел Эрика. Он сказал, ты недавно у него в гостях была.
- Мы часто видимся. Эдакая холостяцкая компания образовалась.
В его глазах легко угадывалась симпатия… или даже… нет, просто симпатия как к бывшей школьной «любви». Она тоже припомнила, как около полугода назад Эрик, с которым у них теперь, после долгих колебаний между страстями и привязанностями, установились крепкие доверительные дружеские отношения, учинил допрос на предмет: «Что у вас было?» Услышав же в ответ «ничего» был крайне удивлен... Оказалось, что этот милый тюфяк Алик выдавал желаемое за действительное, нафантазировав целый ворох интимных подробностей, о которых она и не думала в то время. Про то, чем закончилось тогда это объяснение, Эрик промолчал. Она же подозревала не совсем мирный исход дела.
Ал проводил ее до парадного. На прощание она пообещала позвонить, тут же забыв про это.
«А ведь он добился всего, чего хотел. – Голос Той Дамы был спокоен. – Посмотри, и дело у него свое, и жилье, и семья… А твои эрики всякие – как были болтунами, так и остались. Мечтают о неземных высотах. И живут у мамы на диване. Локти, небось, кусаешь?»
Она бодро прошествовала к своему рабочему месту. Пальцы выбивали чечетку по клавиатуре компьютера. Со стороны казалось, что она полностью погружена в работу. Мысли же витали далеко от этой скучной перепечатки договора: «Жалею. Кусаю. Нет! Не жалею! Нельзя так… продаваться. Как же врать всю жизнь?! Стерпится – слюбится? Не верю. Так не бывает.» Закончив работу, она вышла в прохладу вечерних сумерек. Уже зажглись фонари, витрины соседних зданий казались стоп-кадрами из знакомого фильма, лица идущих навстречу людей расплывались… Не замедляя шаг, она прошла мимо автобусной остановки.
«Странно, как привыкаешь смотреть под ноги или максимум на уровень собственного роста. Боже, до чего красиво… Небо между плотными рядами средневековых зданий… А этот мезонин отреставрировали, я и не заметила, когда.»
Она бесцельно брела по шумному Бродвею среди прогуливающихся неспешным шагом туристов и местных жителей, закончивших работу, и молодежью и, вероятно, как и она отдыхавших от суеты современных будней.
«То ли песни цветов хочется, то ли убить кого-нибудь… Этот маленький царек у Шоу прав: желания не осознаваемы… Наверно, четко определяется только страсть. А это «нечто» похоже на тающее желе… Эдакое предчувствие жизни. И когда она начнется? Неизвестно, может уже… Не буду ни о чем жалеть! И ни о ком…» Она гнала от себя сожаление о несделанном, несбывшемся, не почувствованном. Посреди центральной площади разыскала круглую плиту, украшенную в готовском стиле. Она почему-то подумала, что именно здесь находится центр города. Эта плита была единственным очищенным от тающего грязного снега пятнышком: здесь она захотела загадать какое-то тайное желание, желание … и долго задумалась… «Хочу… Чего же я все-таки хочу? Просто хочу… Любви…» Неловко запутавшись в собственной длинной шубе, она поскользнулась и упала, словно кукла в мультфильме – уселась, точным треугольничком раскинув ноги и руки, нелепо хлопая глазами. И не сдержавшись, от неожиданности и мягкости падения, рассмеялась в голос: услужливое воображение тут же живописно представило ее, сидящую, словно пушистая горка искусственного меха «мексиканского тушкана» с ручками и ножками, в свете прожекторов, подсвечивающих разноцветными огнями площадь …
- Смеетесь, значит, не ушиблись. – Она увидела протянутую ей руку в черной кожаной перчатке.
«Ну вот, начинается. Этого еще не хватало…» – мысленно брюзжала она, поднимая глаза на незнакомца…
|
