II
– Ты безответственный маленький засранец! – Рэй большими шагами обходил комнату, как будто хотел ее измерить, отчего она казалась еще более жалкой и мелкой. Ты сидел на диване, сминая пальцами покрывало, и страстно желая, чтобы его холодная бездна поглотил тебя. Но все, на что был способен старый диван, только скрипеть…
«Захотелось повыделываться, что ж, очень мило. Фрэнк, знаешь, я не ждал от тебя такого…Что же это такое творится… думаешь только о себе… эгоистичная маленькая стерва…даже объяснить толком ничего не можешь… я ведь действительно хочу помочь…тебе плевать…ты даже не слушаешь!»

Краем сознания ловя отдельные фразы, но, стараясь не сосредотачиваться на каждой по отдельности (просто не было смысла, Рэй все равно потом будет извиняться), ты смотришь на выразительно молчаливого Майки. Ты вдруг видишь странное понимание в его глазах и замираешь, залюбовавшись на миг. Ты начинаешь тонуть в этом взгляде, и где-то внутри зарождается неуверенная мысль: «Он знает, он знает, каково это…»

Заметив полное отсутствие внимания к своей персоне, плюс твою наклоненную на бок голову, как у щенка, пытающегося понять, что от него хочет хозяин, Рэй загородил собой Майки, яростно упирая руки в бока.
Он присел на корточки и вгляделся в твои глаза, его лицо разгладилось и приобрело выражение вины и беспокойства. Ты еле удержался, чтобы не закатить глаза, Рэй так чертовски предсказуем.
– Фрэнк… да ты и правда болен? Прости, друг, что накричал, я просто не могу понять… что с тобой происходит, Фрэ?
Ты растянул губы в Улыбке Грустной №1, почти нежно провел рукой по его волосам, путаясь пальцами в завитушках.
– Фрэнк.
Да, он предсказуем, но ты вдруг подумал, что будешь по этому скучать. Он же твой друг. И он, как ни крути, не виноват ни в чем.
– Прости, – говоришь ровно и отстраненно. Он вскакивает, как ужаленный, и ты только сейчас замечаешь, как дрожат твои руки. Кажется, отопление так и не включили, а открывать окно ты погорячился.
– Ну что же, Мик, расскажешь мне, какое лицо было у мистера Уэя, когда ты показал ему мое, - ты смешливо закатил глаза, - прощальное письмо. Полагаю, он рад, что, наконец, отделался от меня. 
Майки и Рэй несмело переглянулись.
– Что? –  спросил ты, не сразу понимая, к чему ведет этот "театр мимики и жестов".
Майки виновато покачал головой. А Рэй словно подбирал слова и не решался озвучить правду.
– Ах, вы не сказали ему, – рассмеялся ты, но смех получился надтреснутым. Как я жалок. Ну да, конечно, с чего ты взял, что Джерард оставил бы тебя в покое. Да через час после твоего ухода в номер бы ломились адские псы…
– Надеялись вернуть меня, значит, – ты подошел к окну, всматриваясь вдаль. На пустынной дороге был только одинокий велосипедист. – Верно, зачем тревожить по пустякам наше божество. Перебесится и вернется. Сказали, что я…
– Заболел, – чуть хрипло отвечает Рэй, и последние остатки улыбки раскалываются как стекляшка.
– Если не хотите расстраивать его, можете сказать, что я умер. К черту. Я не вернусь.
Стало невыносимо тяжело дышать. Ты схватил со стола ключи, мобильник, и, натягивая по пути куртку, выбежал из номера. Все мысли исчезли прочь, и появилось неведомое ранее желание купить велосипед и укатить на другое полушарие.
*
Обрывки событий уже случившихся и что-то новое, неизведанное, как кадры, быстро сменяющиеся в твоей голове - сон. Но головная боль приходит даже когда ее не ждут. Сквозь дрему ты слышишь, как стрелка на часах вдруг превращается в молоток на наковальне. Ощущение такое, как будто кто-то монотонно разбивает одну за другой тарелки о твою голову. Просыпаешься и подтягиваешь колени к груди, но не проходит. Смотришь на часы, потом на дверь и в груди зреет неприятное подозрение. Он пришел. Гипнотизируешь гвоздик на двери несколько минут, ощущая, как сердце начинает свой безумный кросс. Почти чувствуешь неуловимое дыхание по ту сторону. Ты мог бы сказать себе, что это паранойя, может быть, даже поверить. Ты встал, чтобы налить себе стакан холодной воды, как вздрогнул от несмелого постукивания в дверь. Второй раз сильнее. Ты напяливаешь футболку и рывком открываешь дверь. Да, ты сменил отель, но он найдет тебя, даже если ты улетишь на другой конец Галактики.
– Джерард, – констатируешь ты и продолжаешь стоять на пороге, сложив ручки на груди и никак не давая понять, что собираешься его впустить.
– Фрэнк, – ты замечаешь, что его губы дрожат. Нервничаем? Отличная возможность почувствовать себя коварным похитителем чужого благополучия. – Нам надо поговорить, - вежливо улыбается и старается не смотреть на тебя сверху вниз.
– Ну, проходи, только не долго, я занят, – отходишь назад с видом добродушного хозяина, проводишь рукой по волосам. Проходя мимо зеркала, с удовольствием отмечаешь, что сейчас выглядишь действительно в порядке. Еще чего их высочеству видеть тебя разбитым и несчастным.
Вдруг представляешь, как Джерард Уэй, перед тем тщательно подстелив полотенечко, падает на колени и просит тебя вернуться. Замаскировав смешок под чих, подходишь к нему, по-хозяйски усевшемуся на кресло, и поводишь бровью.
– Фрэнк, чем ты собираешься заниматься? – его спокойный и даже дружелюбный тон выводит тебя из себя. Как он может быть таким? Непредсказуемо добродушным. Кажется, его совсем нельзя задеть ничем.
– Я… – ты отворачиваешься от него к окну и, увидев лавку с товарами «Все для вышивки», выпаливаешь:
– Вязать.
– Вязать? – ты мысленно поздравляешь себя, кажется, в его тоне послышались нотки удивления, – Вязать что?
– Ну, знаешь, – откровенно издеваешься ты, – что обычно вяжут, шарфики, носочки…
– Носочки? – услышал ты почти шипение прямо над своим ухом и резко обернулся.
– Не смей подкрадываться… так… – негодуя, уставился на его подбородок, не желая, не осмеливаясь смотреть выше.
– Носочки, – повторяет он с каким-то остервенением и вдруг смеется, ероша рукой твои волосы.
Ты чувствуешь себя жутко неловко, опять он смеется над тобой, а ты даже отойти не можешь, только пятишься назад, упираясь спиной в холодный подоконник.
Я не твой чертов щенок.
– Фрэнк, – говорит он почти серьезно, и ты удивляешься, когда ты успел пропустить окончание его звонкого смеха.
– Меня уже просветили, что я Фрэ, – бормочешь ты, пытаясь вырваться из его хватки.
– Я… – он вдыхает полную грудь воздуха, и ты на миг желаешь, чтобы он им захлебнулся, – Я попросил Мэтта, чтобы он подменил тебя на концертах. Знаешь, просто хотел убедиться, что ты в порядке.
Ты стоишь у окна, отчаянно моргая, и отстраненно наблюдаешь, как он идет к двери.
Ненавижу. Холодная скотина.
– Что? – он обернулся, в глазах недоумение.
– Я в порядке. – Зашибись, Фрэнк. Осталось только поджать ушки и завилять хвостиком. 
"Я  в порядке..." Ты по уши в...порядке.

III
Едва только солнце просыпается и сонным взглядом осматривает-освещает крохотные пыльные улочки, ты уже выкатываешь свой недавно приобретенный фетиш – стальной красавец велосипед. Ты жутко скучал по своей гитарке, которая осталась в трейлере группы, но возвращаться не хотелось. Стараясь не думать, о том, как к твоей детке прикасается Мэтт (а вдруг он не захочет играть на своей?), ты вдыхаешь морозный утренний воздух и, набирая обороты, рассекаешь пустынную дорогу.
Этот город чем-то напоминал тебе Нью-Джерси. Те же серые улочки, мятые газеты шуршат от легкого ветерка, пыль из-под колес, из-за которой едва видно небо, каменные стены цвета дождя…
Ты ехал все дальше, любуясь утренней пустотой города. Впереди замаячил мост через местную реку, и, к удивлению, ты увидел на нем фигуру человека. Преодолевая желание взглянуть на часы, сколько сейчас, пять, шесть?, ты подъехал как можно ближе, чтобы разглядеть хрупкую мальчишечью фигурку.
Его звали Крис, и он был местным художником. Полюбовавшись на его творение – водную гладь в лучах восхода, ты здорово пожалел, что не умеешь рисовать.
Крис по-детски восхищенно улыбнулся и сказал вдруг, прерывая тишину:
– Знаешь, многие думают, что в этом городе нечего ловить, что он грязный и все такое. Но я никогда не видел города прекрасней, чем этот. Понимаешь меня? Дело не в том, что ты видишь, а в том, что чувствуешь, даже закрыв глаза.
Ты кивнул и улыбнулся своим мыслям. Вы попрощались, обменявшись молчаливыми взглядами, и ты поехал дальше, чувствуя, как ледник внутри тает. Ощущая душевный подъем, ты сразу же вспомнил о своей малышке, с которой собирался этим поделиться.
Накатавшись вдоволь и перекусив в городе, поворачиваешь на нужную улицу и решительно направляешься к трейлеру. Руки уже сами перебирали в воздухе пассажи. Ты ловко забрался по ступенькам, дернул дверь – закрыто. Огорченно вздохнув, ты собирался уже уходить ни с чем, как вдруг скомканная афиша, торчащая в проеме двери, привлекла твое внимание. Развернув плакат и прочитав название клуба, ты свел губы в тугую нить. Конечно же, сегодня концерт.
Ты прислушался к своим ощущениям, нет ли в них затаенной обиды, но так ничего и не разобрал. В какой-то момент стало жаль, что рядом нет Торо. Он бы точно все по полочкам разложил.
Итак, часы на дисплее мобильника сообщили, что до концерта еще два с половиной часа. Машинально разрывая афишу на мелкие кусочки, решаешь дилемму – идти, не идти. Вдруг осознаешь, что никогда раньше не видел концерт своей группы как зритель, кроме пары живых выступлений, которые наснимали, чтобы использовать в будущих клипах. Ни разу. Так ли все со стороны, как и на сцене? – подумал ты. И взъерошив рукой волосы, решительно направился искать Вирджиния-стрит, клуб «Летающая корова». Да, название клуба нравилось тебе особенно.
*
Так как у тебя было время, ты заскочил в номер и забрал черный шарф, ведь морозный воздух это, конечно, хорошо, а воспаление легких – это явно не то, что тебе сейчас нужно. Отыскать клуб оказалось слишком просто, то ли дело в названии, то ли и правда в этом маленьком городишке было не так много «злачных мест». Велосипед любовно был прикован к ближайшему столбу, а ты направился в узкий проулок, ловко поднимаясь по мощеной дорожке.
Ты проходишь мимо во всю дымящих подростков в черных кожаных куртках, толпящихся на улице, и с интересом вглядываешься в их  размалеванные лица. Вдруг понимаешь, что так они выглядят еще более трогательно и по-детски за всей этой мишурой и внешней агрессивностью.
Ты входишь в клуб, и глаза тут же перестраиваются под затемненное освещение. Как всегда, Фрэнк,  пришел слишком рано. На пустой сцене только одиноко стоящий микрофон привлекает внимание. Зал между тем уже наполняется.
Ты подходишь к бару, с улыбкой разглядывая синий ирокез бармена.
– Это для моей девушки, – оскаливается бармен, верно толкуя взгляд, и гордо демонстрирует профиль. Откуда-то из глубины неуверенно возникает мысль, а когда ты в последний раз делал что-то ради кого-то?
И вот, так ничего и не заказав, облокотившись на стойку и подперев голову рукой, ты буравишь взглядом сцену и погружаешься в воспоминания.

… После одного из концертов в каком-то стремном клубе, где зрителей было от силы 100 человек, отыграв под конец Vampires’ll never hurt you и получив море одобрительных отзывов, вы завалились на квартиру к Джерарду, которую тот снял у местного пожилого старичка за выгодно низкую цену.
Ты помнишь, как он смеялся, открывая шампанское, а пробка вылетела и ударилась о грязный потолок. Кажется, был какой-то памятный день, ах, да, собралось уже достаточно материалов, чтобы выпустить ваш первый дебютный альбом, это был большой шаг вперед. Лично тебе нравилось выступать перед небольшими аудиториями, когда можно видеть каждый взгляд и впитывать каждую эмоцию, но Джерарда уже тогда влекло к толпе. Он мог бы стать для них королем…
Джерард все говорил, как вы все много для него значите, и что без вас он ничего бы не достиг, и ты почти поверил. Вы вместе спели Headfirst for halos, и ты честно не попадал в ноты, не потому что нет слуха, а потому что все время отвлекался на его дурацкие губы.
Чуть позже ты помнишь, Рэй и Майки как раз вышли, чтобы взрывать какие-то петарды, (дети, честное слово) и Боб пошел с ними, а ты замешкался. И вы остались одни, в неловкой тишине.
Ты вздрогнул от взрыва, когда вдруг понял, что это парни дурачатся, а он рассмеялся и назвал тебя трусишкой. Ты подошел к Джерарду, чтобы сыграть ему новую мелодию, которая вдруг пришла тебе в голову, и ты серьезно считал, что она может стать припевом для новой песни. Так и не стала. Вначале, казалось, Джерард слушал с интересом, как неожиданно в комнату несмело заглянул молодой растрепаный паренек с густо подведенными черным глазами и на ватных ногах подошел к Джерарду. Уэй сразу же забыл про тебя и с интересом наблюдал за вошедшим. Паренек что-то сказал ему на ухо, а Джерард рассмеялся. Ты демонстративно улегся на диван прямо в обуви и взял в руки свою малышку, чтобы тихонько побренчать. Они вполголоса о чем-то разговаривали, а Джерард все смеялся каким-то странным звенящим смехом. Тебя не покидала мысль, что он тебя совсем не видит, словно тебя здесь и нет вовсе. Да как он смеет?! От его смеха у тебя в голове что-то щелкало. Ты сам не мог понять, откуда вдруг взялась эта неконтролируемая злость.
Он угостил парнишку шампанским, а потом ты едва заметил, как остался один в комнате. Было еще рано, но ты с какой-то обидой выключил свет и решительно собрался спать. И всю ночь, то ли тебе снилось, то ли это было где-то совсем рядом, за стенкой, ты слышал его дьявольский счастливый смех. Никогда с тобой он таким не был. Кажется, именно тогда ты стал его ненавидеть.
Или раньше?
Ты делаешь глоток из откуда-то вдруг появившегося прямо под рукой бокала, мысленно благодаря бармена, и втягиваешь воздух. Фокусируя взгляд, замечаешь какое-то оживление на сцене. Подавляешь желание натянуть на голову капюшон, все равно он тебя узнает. Любого. Так лучше уж не стыдливо прячущего лицо.

IV
В зале набралось довольно много народу, и чтобы пробраться ближе к сцене, необходимо было проталкивать себе дорогу локтями. Уже вынесли барабанную установку, и, завидев светлую макушку Боба, ты вдруг понимаешь, как жутко соскучился за эти дни по его дурацким шуточкам и доброму понимающему взгляду. Вот и Рэй, как всегда воинственно, шагает к сцене, за ним, чуть сутулясь, Майки.
Явно проступило горькое осознание того, что между вами невидимая преграда, и ты только можешь смотреть сквозь нее на них. Как через иллюминатор космонавты смотрят на Землю, далекую и недоступно прекрасную.
Чуть поодаль ты замечаешь Мэтта, настраивающего гитару, и ревностно щуришься, пытаясь ее рассмотреть. Рядом стоящий паренек удивленно смотрит на тебя, когда ты не сдерживаешь облегченный вздох. У Мэтта своя гитара, а значит, на этот концерт твоя малышка не будет в чужих руках.
Джерард так и не появляется, и ты против воли начинаешь нервничать. Рэй уже начинает играть вступление к Demolition lovers, на ходу придумывая пассажи, чтобы затянуть проигрыш. Ты знаешь, что на ходу, хотя все выглядит настолько естественным, будто он месяцами оттачивал эти аккорды. Ты всматриваешься в лица Майки, Боба, когда он берет в руки палочки. Стараясь отчего-то не смотреть на Мэтта, словно злясь, что он занял твое место, и в тайне боясь, что он на него слишком подходит. Лица отстраненные и одухотворенные. Совсем не те, когда вы кидаетесь едой (ты не сдержал усмешку), или когда Рэй рассказывает какую-то очередную заумную фигню, а вы с Майки корчите рожи. Господи, только вспомнить, как в прошлом месяце вы умудрились…
Твоя улыбка застывает, так и не успев оформиться полностью. Свет в зале начинает мерцать, и на сцену, на ходу напевая, словно сам себе, выходит Джерард Уэй.
i’m trying, i’m trying to let you know just how much you mean to me
Ты замираешь на мгновение и, широко раскрыв глаза, наблюдаешь за происходящим. Подростки вокруг начинают извиваться и что-то кричать, повсюду сверкают огоньки зажигалок и мобильных телефонов. А ты смотришь на его руки, нежно обнимающие микрофон, на его грудь, вздымающуюся при каждом вдохе, как он машинально постукивает ногой в такт, ведомый только ему…
Ты вдруг вспоминаешь, что тебя всегда раздражала эта его манера постукивать ножкой.
Боб взрывается барабанной дробью, и ты с какой-то гордостью думаешь, как он успевает всего двумя руками за раз ударять по всем этим тарелкам и примочкам…
Переводишь взгляд на Майки и еле заметно улыбаешься. Его флегматичность на сцене всегда была предметом для шуток. Ему, наверное, было обидно, подумал вдруг ты, но совестно совсем не стало. Вы же друзья. А друзья должны говорить то, что не скажут другие. По-крайней мере в лицо.
«…ты безответственный маленький засранец…»
Когда начинает играть твоя любимая, Vampires’ll never hurt you, ты едва не задыхаешься, увидев, как Джерард подходит к Мэтту и приподнимает его голову за подбородок. Он всматривается в его глаза под густой челкой, а затем, словно не найдя в них того, что искал, резко отходит к краю сцены и, выкрикивая слова припева, ставит ногу на колонку. Фанаты своими воплями уже заглушают его, и Уэй вынужден перейти почти на крик. Перед твоими глазами четко вспыхивает картинка, как он так же подходил к тебе. Что было дальше, лучше не думать. Ты ненавидел, когда он мешал тебе играть.
Ты не можешь больше смотреть, просто не можешь. Воспоминания являются к тебе обрывками и целыми сериями, предельно ясно, так просто тебе не отсечь этот кусок твоей жизни. То ли дело в напитке, намешанном синеволосым барменом, то ли ты и вправду становишься сентиментальным, старик.
Ты отходишь в самый дальний угол, чтобы собраться с мыслями, и даже не замечаешь, что Джерард перестал петь.
*
Ты чувствуешь себя маленьким ребенком, у которого забрали игрушку. И в то же время ребенком, который без разрешения пришел в кино и которого сейчас выгонят. Так и стоишь, отгородившись от всего за барной стойкой, спрятавшись от одинаковых лиц и размеренного гудения толпы. Перед тобой будто пляшут буквы, что тебе тут не место.
Вдруг вспомнился твой двоюродный дядя, водитель со стажем, который не мог просто пассивно сидеть в машине как пассажир. Ты тогда был совсем маленький и смеялся над его нервным поведением в автобусе, когда вы с ним ездили в город. Просто не мог понять, в чем вообще проблема. Казалось, что может быть естественнее, когда тебя кто-то везет.  
Неприятно чувствовать себя чужим. Но еще неприятнее оставлять любимое дело. Поэтому ты решаешь остаться до конца концерта и забрать свою малышку. Даже переступив свой страх смотреть им в глаза. О том, чтобы бросать игру на гитаре, не было даже речи.
Ты ушел, а мир все еще на месте. Ничего не перевернулось, и кажется, никто даже не заметил. Разве не этого ты хотел, Фрэ, заявляя «оставьте меня в покое»? Горькое разочарование подступает к горлу, как тугой комок, разорвать который тебе не под силу самостоятельно.
Бармен все подливает тебе с нагловатой улыбкой, пока ты, наконец, не выпаливаешь:
– С меня довольно!
Слова звучат слишком громко в неожиданной тишине, и ты поднимаешь глаза на сцену.
Джерарда на ней нет.
Рэй играет свой очередной гениальный экспромт, чтобы не потерять интерес публики, а Майки ему подыгрывает. Мэтт стоит в сторонке и только что в носу не ковыряется. Со злостью буравишь его взглядом, словно надеясь прожечь дыру. Вот и Боб ударил по тарелке, та взвизгнула, и зрители, оценив мелодию, начинают танцевать в такт, сначала осторожно, потом уверенней.
Ты покусываешь кулак, и понимаешь, что ничего не только не меняется, но и мистер Джерард Уэй, принц датский, вконец потерял чувство меры. Уйти с собственного концерта, бросив всю работу парням, чтобы только… 
Ты не хочешь думать, что он делает. С кем. Где. Как долго. Понравится ему или нет. Ты не хочешь, но думаешь, и в глазах будто злые колючие льдинки.
«…с меня довольно…»
Да как они терпят? И чего этот придурок стоит как неродной? Его же взяли на замену, а не для мебели.Так и хочется подойти, отобрать гитару и подыграть как надо. Ты ведь умеешь.
Уже почти собираешься идти, но в последний момент одергиваешь себя. Ты здесь только зритель, Фрэнки. Только зритель.
Композиция заканчивается, подростки звучно свистят. И их величество, сияя как золотая новая монетка, является на сцену и вместо извинений обзывает толпу мазафакерами. Они, кажется, дико рады и кричат что-то одобрительное в ответ. Театр продолжается. Ни упрека от всегда прямого Рэя, ни слова от Боба. А эту довольную сытую улыбку ты узнаешь даже с закрытыми глазами.
Голова начинает кружиться, и ты собираешься выйти на свежий воздух, чтобы утонуть в сигаретном дыме.
Надоело смотреть на этот цирк.
Пока ты идешь по прокуренному коридору, тебя кто-то окрикивает, несколько раз похлопывают по плечу, но ты не останавливаешься и не оборачиваешься.
«…так я исчезну. В облаке дыма твоих сигарет. Так я исчезну. Был человек, а теперь уже нет...»
Продолжение...