Я всегда был одиночкой. Не то чтобы отношения мне не нужны в принципе. Просто принцип «гражданского брака» больше мне подходил. Понравились друг другу – переспали, поссорились – разбежались. Всё просто. К жизни вообще надо относиться проще. Надо меньше думать и больше получать удовольствия. В детстве подростку свойственно выбирать себе кумиров. К чему. Ничего приличного из актёров вспомнить не могу, почему-то Алек Болдуин у меня старенький и хороший актёр, хотя ни одного фильма с ним вспомнить не могу), Джек Николсон, Уинстон Черчилль (странная подборка?). Примеров более чем достаточно. Моим кумиром был «я». Не тот я, который существовал в реальном времени, а тот, которого я выдумал себе сам – немного странноватый, отрешённый, спокойный, со своей философией. Раньше, в тринадцатилетнем возрасте, я именно так описал бы какую-то легендарную личность. Тогда это мне казалось крутым. Глупо? А что взять с подростка? Подросткам ведь кажется, что пить-курить круто. А, собственно, почему бы и нет? Я исправно следовал намеченному курсу, стал почти тем, кем хотел быть, создал такой же образ. Но это был всего лишь образ, маска, не я. Система работала исправно, но я не учёл того, что я не вымышленный персонаж, а живой человек. Да и как я могу запретить себе что-то сделать, когда мне же самому этого ужасно хочется, но всё упирается на надуманную философию. Противоречие. Жизнь вообще странная вещь. И как-то неуютно стоять перед зеркалом и видеть не своё отражение, а чужого человека. Вроде бы ты, но с другой стороны и нет: другие привычки, пристрастия, принципы. За фасадом надуманно-загадочной личности скрывается… пустота. Да, именно пустота. Ничего. Ноль. Вакуум. Как ни назови, смысл не поменяется. Я столько времени убил на эту личину, что просто-напросто забыл о себе. А теперь я рвался наружу, отчаянно пытаясь сорвать вросшую за долгие годы в кожу лица маску. Сам я бы никогда до этого не дошёл. Мне было это не нужно. Меняться? Зачем? Мне и так вполне комфортно. Просто обстоятельства так сложились. А впрочем… Как я уже говорил, к жизни надо относиться проще. И меньше думать… Одно прикосновение. Всего одно. Огрубевшие от постоянной игры на гитаре без медиатора подушечки пальцев.. Майки коснулись влажной шеи Джерарда. Сбивчивые поглаживания шершавых пальцев действовали на удивление успокаивающе. Возбуждение от недавнего концерта, бурлившее в крови, ещё пять минут назад разрывавшее вены, разгоняющее с немыслимой скоростью кровь по жилам, душащее, сейчас концентрировалось на маленьком участке шеи. Как свирепый тигр на арене цирка, оно рычало, клокотало, но как только дрессировщик зашёл в клетку, привычно щёлкнул хлыстом, тигр вынужден был отступить и занять полагающееся ему место, так и это странное возбуждение, переплетённое с адреналином пульсировало по маленькой дрожащей вене и уходило через кожу куда-то вовне. Джерард шумно сопел, морщился, на басиста он смотрел исподлобья и как-то непривычно озлобленно. Наконец он отстранился от Майки, опёрся о холодную стену, немного запрокинул голову назад и закрыл глаза. Веки болели, вероятно, от переутомления. Смотреть было больно как при болезни, когда у тебя высокая температура и глаза буквально «горят». Джи стоял так, прислонившись к стене минут десять, пока Майки «случайно» не кашлянул, чем пробудил Джи от его состояния апатии. -Тебе пора – Майки по-дружески улыбнулся. Джерард молчал. -Что, стареешь? -Возможно… да наверняка – Джи хохотнул и сполз по стене вниз, оставив еле видный влажный след от своей спины. Комната была маленькой и тёмной. Это помещение и комнатой-то было нельзя назвать. Скорее подсобка: маленькая, пустая, стены неровно выкрашены в какой-то болотно-коричневый цвет, отчего и без того мрачное пространство казалось ещё более тёмным и унылым. Единственным источником света была лампочка, висевшая примерно в центре комнаты на толстом чёрном шнуре. Светила она неярко и неровно. Да и к тому же поминутно мигала. -Да что ты в самом деле? – Майки смотрел на солиста сверху вниз. -И как тебе жизнь без группы? – Джер с такой тоской посмотрел в глаза басиста, будто надеялся услышать речь блудного сына по возвращении домой, хотя знал что этого не будет. -Братик… - Майки присел на корточки. В таком положении он был на уровне глаз Джи. Тысячи слов крутились на языке, но ни одно из них не подходило. Майки чувствовал себя виноватым, хотя ничего такого противоправного не делал. -И что теперь? -Как что? Просто не будем ссорится на гастролях из-за номера в гостинице и.. трахать будешь меня реже… - Майки надеялся, что шутка хоть как-то разрядит обстановку, но, увы, слова не возымели должного эффекта. Джи отвернулся и резко встал. Он почти ушёл, но сильная рука Майки остановила его. Он всегда был странным. Не надуманно странным, просто он был таким. Загадочный романтик, никто не знал, что у него внутри, а внутрии жил сущий дьявол, Джи знал это прекрасно. Снаружи же Майки - сущий ангел. Противоречие. Снова. Это, наверно, и привлекало Джэ больше всего. -Джи, – голос Майки понизился. Джерард отчаянно пытался вырваться из затхлой комнатушки и убежать подальше. -Может нам стоит поговорить? Мы с того момента как я сказал, что ухожу из группы... – Майки попытался сделать свой голос немного мягче, но нотки суровости и серьёзности всё равно победили. Началось. В голове Джерарда что-то щёлкнуло. Разговаривать ему совершенно не хотелось. Он патологически не выносил таких разговоров об отношениях. Он всегда становился каким-то нервным и, возможно, грубым, но скорее нервным. Он не понимал, чего от него требуют. А преддверие серьёзного разговора с расстановкой всех точек над i вызывало лишь рвотный рефлекс. Сейчас он бы предпочёл… да что угодно, только чтоб не говорить. -Хорошо – Джерард наиграно улыбнулся. Уголки его губ немного дёргались, зрачки сузились, но его нервное состояние скрывал полумрак комнаты. -Что ты делаешь? – ошарашено произнёс басист, когда увидел, как Джи расстегивает бляшку ремня на своих штанах. -Как что, говорю с тобой. Разве нет? - Джи надменно уставился на Майки, не скрывая остервенелого взгляда. Не долго думая, он перешёл в наступление. Тонкие пальцы почти мгновенно расстегнули рубашку на Майки. Влажные пальцы левой руки скользили по коже живота, ныряя под ободок ремня вниз, правая рука крепко держала хлопковую ткань, притягивала к себе, так что Майки просто вынужден был наклониться. Обветренные тонкие губы жадно впились в чужие пухлые. -Джииии, - только и сумел простонать Майки в перерыве между поцелуями. -Что? – Джерард уставился на басиста. Со стороны могло казаться, что фронтмен действительно несколько удивлён. Глаза его были широко открыты, бровь вздёрнута. Так и выглядит со стороны удивлённый человек, а Джи, он … испугался? Мальчик, цыплёночек...хаха. -Слабак, – коротенькое слово было произнесено холодным голосом, чётко, быстро, так, будто адресованы были последнему человеку. Дверь хлопнула. Майки так и остался стоять посреди комнатушки, полураздетый, слегка нахмуренный, но как всегда спокойный. Джерарда всё даже устраивало. По крайней мере, он избежал нудного разговора. Если брать от жизни, то всё. Расплачиваться? Пусть это делают другие. Фрэнки по обыкновению был дома. Он с детства был домашним мальчиком. Вечеринки не любил, зато любил долгими вечерами собираться с компанией друзей на заднем дворе, устраивать барбекю. Мир вообще ограничивался для него абстрактно домом и десятью метрами вокруг. Добрый, чуткий. Да, вокруг Джерарда все были какими-то излишне добрыми, толпа святых и он, как он часто себя называл «исчадье вселенского зла с ангельским личиком». Странные они добрые и почти неродные, ну кроме Фрэнка, конечно, он часто приезжал к нему домой, ища поддержки и понимания, ничего не объясняя он просто ложился рядом и забывался. Толстые кирпичные стены, звуконепроницаемые окна за толстыми шторами составляли неплохую оборону в борьбе с шумом и гоготом внешнего мира. Если подойти к окну и отодвинуть тяжёлые палантины, можно было увидеть оживлённую улицу, толпу снующих туда сюда людей, орущих, смеющихся под палящим солнцем. Здесь за завесой ничего этого не было. Тишину изредка нарушал только кондиционер, меняющий свой режим каждые полчаса. Фрэнк потянулся, по привычке он зажмурился и потёр глаза, ощущая непривычную расслабленность в теле, он с облегчением вспомнил, что тур уже позади, и он не в каком-то там автобусе и не в какой-то там заштатной гостинице с грязными простынями, а дома.. Фрэнк хотел было нащупать одеяло и натянуть его на себя, повернулся на бок. На другой стороне кровати мирно посапывал его друг. Джи лежал полностью закутавшись в одеяло. Фрэнки усмехнулся. Странная детская привычка: будь на улице хоть трижды по сорок градусов жары, Джи все равно умудрится во сне перетянуть все одеяло на себя, при этом одеяло Джерарда будет либо подмято под него, либо вообще валяется на полу. -Сделай мне кофе, – Джи сонно щурился, по привычке кутаясь в одеяло. -Доброе утро, – Фрэнки улыбнулся. Джи промурлыкал что-то несуразное в ответ, зевнул и потянулся, правда, он не учёл тот факт, что спит почти на самом краю кровати, и плюхнулся на пол. Фрэнк вскоре вернулся с чашкой кофе. Терпкий запах только что сваренного кофе защипал ноздри. Джи поморщился. Горьковатая жидкость приятно обжигала рот. В теле, несмотря на ночь, проведённую дома со здоровым сном на часов 9, была какая-то усталость, все ныло и как будто было ватным. Джи, сделав очередной глоток, опустил голову на подушку. -Я бы мог провести в таком положении весь день. Спорим? – карие глаза устало смотрели на Фрэнка сквозь нечесаную прядь упавших на лицо волос. -Ты говоришь как девятилетний ребёнок. -Возможно, – Джи продолжал пристально смотреть мимо малыша. – А, может, у меня уровень развития как у девятилетнего ребёнка. А? Никогда не задумывался? -Слушай, Джи, да перестань ты. Это его дело, его выбор. -Ты о чем? – Джи приподнял голову. -О Майки. Ты ведь из- за него сидишь тут как мямля. Я же видел, как ты смотрел на него, мы выступали, но ты пойми: у него своя жизнь. Он сделал свой выбор -С чего взял. Вот делать мне больше нечего, как переживать тут из за всяких там, – Джерард скривил лицо. – Братик. Ха. Срал я на него. -Ладно. Все будет хорошо. Я обещаю… - Фрэнк приобнял его. Он и вправду верил, что все будет хорошо, даже не верил, просто знал… в конце концов, даже если и не будет, Джи всегда сможет изобразить, что все хорошо и, что самое главное, ему все поверят. Влажные от кофе губы коснулись шеи Джи. Напряжённые мышцы ответили порцией колючих мурашек. -Тебе надо расслабиться. Я знаю, что тебе поможет.. – большие пальцы Айеро словно каменные кинжалы вонзились в спину Джи, круговые движения, видимо, должны были, в конце концов, расслабить, однако каждое движение в застоявшихся мышцах отдавалось болью. Фрэнки повалил фронтмена на кровать, а сам сел на колени около. Джи чуть приподнялся, дав Фрэнки рывком стянуть трусы, (прим автора серые…………..серые кляйны мать вашу серые . С,Е,Р,Ы,Е!!!!!!!!!!!!!!! простите фетиш на этом) и на секунду расслабился, потом вновь напрягся, когда Фрэнки, спустившись ниже, взял член в рот. (фу как пошло) Джерард наконец опустился на спинку кушетки и начал «корчиться от наслаждения». Воображение, обычно отключенное в такие моменты, рисовало странные картины. Закрытые веки пульсировали и горели. Джи касалось, что его член все растёт и растёт, что перед ним стоит Майки, и что он его рассекает пополам своим членом, превратившимся в огромный каменный кол, и как он бьёт Майки, как член медленно входит и выходит, вытаскивая заодно и внутренности, как он смеется над его болью, плюётся, смеется, смеётся, смеётся… Джи пробудил его собственный стон, прорвавшийся сквозь стену наваждения, он открыл глаза и увидел голову Фрэнка и бешенно двигающуюся руку гитариста, немного подрагивающую от возбуждения. Внезапно ему стало до тошноты противно. Джи приподнялся, хватая Фрэнки за пухлую щеку, тем самым давая понять чтобы он прекратил, тот подчинился, но непонимающе уставился на солиста, ведь дело-то по сути до конца ещё не доведено, да и сам он порядком возбудившись, хотел продолжения. Склизкий комок желчи подступил ко рту Джи. Он хотел бы сейчас встать и просто уйти, но не мог… тело напряглось, но кроме этого напряжения Джи не чувствовал ничего, ни наслаждения, ни боли, только напряжение и отвращение. Затравленный взгляд необычно мутных глаз немного пугал Фрэнки, но он быстро прогнал эту мысль из головы, уж очень ему хотелось побыстрей разрядиться и выплеснуться наружу. Он немного привстал и навис на Джи, капельки пота стекали с волос малыша, пробегали по щеке и наконец падали на дрожащую грудь Джи. Малыш наклонился и хотел было прикоснуться к губам фронтмена, но тот отвернулся все так же затравленно косясь и сдерживая рвотные порывы, затем, переждав пару секунд, он рывком опрокинул Фрэнки на живот, в надежде сделать все побыстрее. Малыш на миг был ошарашен действиями друга, но вскоре попытался расслабиться и, наконец, получить долгожданное удовольствие. Джи уже тоже хотелось побыстрее ему засадить. Ярость и ненависть к самому себе толкали его вперёд, пока он не засунул весь член, Фрэнки простонал и немного поморщился, а Джи продолжал входить сильнее, грубее, жалея, что нельзя найти презерватив, сверху облепленный битым стеклом или железными опилками, чтобы выбить все мысли о сексе у Фрэнки. Сейчас он, лишённый всякой чувствительности, ощущал лишь давящие пульсирующие вены в висках, бешеный стук сердца, тонувший в ненависти к себе и всему живому. Айеро ворочался с боку на бок, извивался под натиском Джерарда, слушался и вторил каждому его движению. Глаза слепило. Он продолжал двигаться в сладостном ритме, продолжал стонать в подушку, корчиться в сладостных муках. Он почти лишился сил от возбуждения, испытав один оргазм, второй, третий, пока Джи входил в неизменном ритме. Наконец Джи вся же остановился, слез с малыша и лёг на бок, повернувшись к Фрэнки спиной, ощущая все ту же тошноту и отвращение. Фрэнки дрожащими губами коснулся шеи Джерарда в благодарность и, вероятно, рухнул рядом обессилев от их игры. Фрэнки с шумом вбирал внутрь раскаленный как ему казалось воздух, постепенно он привел ритм сердца в порядок, оно перестало бешено биться, а изредка постукивало убаюкивая. Тело отяжелело, и он уснул. Джи потонул в мраке и тишине комнаты. Его напряжение не спало, скорее наоборот, насильно удерживалось внутри тела, забирая силы. Его бил озноб, во рту неприятный привкус. Сил не было даже на то, чтобы элементарно встать. Ему ничего не оставалось делать, кроме как безропотно лежать и терпеть тошноту, ему хотелось пить, но он боялся малейшего движения, даже глубокого вздоха, от которого его тело сведёт судорога и его вывернет наизнанку, ему оставалось лишь лежать и хватать воздух маленькими порциями, подавляя в себе рвотные порывы и внезапно вспыхнувшее чувство преданности и благодарности внизу живота. В голове были сотни вопросов и ни одного ответа. Эти вопросы были всегда, просто он их не замечал, или не хотел замечать, да и не так важны они были, как и сейчас. Чувство спокойствия поднималось от живота к грудной клетке, освобождая её, расслабляя каждую клеточку тела, наконец добралось до головы… Озарение пришло сразу. Джи улыбнулся собственным мыслям. Все гениальное просто. Система работала всегда. Ответ лежал на поверхности. Единственное правильное решение – всё-таки стоит открыть пару тройку журналов с заметками о химическом фронтмене и, наконец, напомнить себе, что он по идее любит и должен любить. Джерард Уэй никому ничего не должен, Джерард Уэй из газет никогда бы стал переживать из-за таких пустяков, он странный малый: загадочный, спокойный, талантливый. Надо сделать так, чтобы Майки пожалел о своем решении. Сильно пожалел. Чтобы приполз ко мне, моля о возвращении. Я раздавлю его, моего милого братика. «Черт подери. Я идеален» - Джи вновь улыбнулся…
|