POV Frank

- Эй? – я толкнул его чуть сильнее, надеясь, что может он все же в сознании. Нет, ему реально хреново, или он просто так сильно меня испугался… не знаю. Думаю, его нужно отнести в машину – тут ему точно лучше не станет. Я только сейчас заметил, что все еще держу в руке бластер, и поэтому быстро убрал его в кобуру, и, перевернув какого-то безжизненного Пати на спину, вдруг понял, что я не смогу просто взять и поднять его, и еще донести до машины. И ехать сюда за ним тоже рискованно – колеса могут увязнуть, кроме того я не хотел оставлять его здесь одного, боясь, что он может исчезнуть. Да, просто взять и исчезнуть, и окажется, что это просто сон или фантазия, что я нашел его. Мне придется тащить его до машины. Кое-как подхватив его под руки, я слегка приподнял его и потянул в обратный путь. Почему-то я чувствовал себя убийцей, который тащит труп, чтобы где-нибудь спрятать его. Почему такие мысли, а?

Я не прошел еще и трети, но мне уже казалось, что еще немного и я впаду в то же состояние, в котором сейчас Пати. Вот этого точно не надо – тогда мы оба обречены.

Теперь я уже был такой же мокрый, как и он, но, похоже, я преодолел не меньше, чем половину пути. Я очень хотел как можно скорее дойти до машины, но спешка могла бы оказаться моей последней ошибкой, так что я решил отдохнуть. Я присел на горячий песок и выпустил из рук Пойзона. Пальцы просто онемели. Я снова посмотрел на него. На его лице еще осталось несколько песчинок, которые прилипли, пока он лежал на боку. Я стряхнул их, невольно любуясь его лицом. У меня была к нему масса вопросов, некоторые из них были такие, что,  задавая их, я бы очень хотел заодно и ударить его пару раз (и лучше не только ударить, и не только пару раз), но сейчас, когда он был настолько беззащитным, я хотел только спасти его. Остальное, так и быть, подождет.

И все же… мне кажется, до разборок вряд ли бы дошло. Он был слишком красив, даже сейчас,  когда выражение его лица напоминает скорее зомби, чем того Пати, которого я знал. Я даже не удержался и провел рукой по его щеке. Он была горячей и сухой, даже слишком, поэтому я решил идти дальше, что я и сделал.

Когда я, наконец, увидел машину, дрожащую от жары вместе с остальным пейзажем, мне уже тоже было хреново. Буквально из последних сил я дотащил его до Понтиака и запихал на задние сиденья.

- Черт бы тебя побрал, - выдохнул я, переводя дух. Как же я устал, это просто представить невозможно! Я поплелся к багажнику, где были мои запасы бензина, еды и воды. Кстати это было нелогично – если кто выстрелит в багажник, то вся машина вспыхнет, и уже ничего с этим не поделаешь. Да наплевать.

Взяв бутылку и какую-то тряпку, вроде чистую, я вернулся в салон. Было очень необычно видеть его в своей машине. Хотя, вообще-то, это его машина…

Я забрался к нему и, открыв бутылку, смочил ею тряпку и прижал к его горячему лбу. Я не особо втыкал, что я делаю, но, наверное, почти все правильно – его же надо охладить, ну или вроде того.

- Ты хоть знаешь, через что я прошел, пока искал тебя? – спросил я, не особенно надеясь, что он слышит меня, потому и добавил, - сволочь.

Он молчал, тонкие струйки воды стекали ему в волосы.

- Какого хрена ты так удирал от меня? – продолжал я, снова промачивая тряпку, которая оказалась платком (я даже вспомнил, как взял эту ерунду из магазина), и снова проводя ею по его лицу. Он весь был каким-то высохшим, и его кожа впитывала воду, или мне это так только казалось. Я не знаю, зачем я говорил с ним сейчас. Может я просто так истосковался по общению с ним, что теперь просто не могу удержаться. И я скучал не только по общению – я скучал по нему всему, наверное, даже по самому осознанию, что он есть в этом мире. Больше похоже, что он выключен; он есть, но его в то же время нет.

Я захотел поцеловать его. Настолько сильно, что это было даже не очень нормально. Я зачем-то оглянулся, увидел Зарго, который будто наблюдал за мной.

- Я поцелую тебя, ты не против? – зачем-то спросил я, и сам рассмеялся от этого глупого вопроса. Склонившись чуть ниже к нему, я коснулся губами его сухих губ. Он весь был сухой, прямо-таки завядшее растение. Мне вдруг вспомнилась та ночь, когда я поил его колой прямо изо рта. Тогда мы еще были вместе, и кто бы мог подумать, сколько херни на нас свалится в будущем?

Я оторвался от его губ и взглянул на его лицо.

Слишком много вещей, о которых нам стоит поговорить, прежде чем целовать твоё гребаное лицо, как будто ничего не произошло.

Я перелез на переднее сиденье и завел мотор. И тут я понял, что не знаю, куда мне ехать. Мне больше не нужно никого искать, я уже нашел, кого искал (блять, с ума сойти, даже не верится!), так что, по идее, я могу двигать обратно. Я до сих пор не могу поверить в свою удачу. Как будто весь мир сбросил с себя уродливую черную маску. Как будто вдруг стало как-то лучше, как-то легче и проще, осталось только то, что было важно, остальное отодвинулось на задний план, перестав, наконец, досаждать мне. Я был счастлив. Я был свободен от всего, но при этом я не чувствовал себя куском, оторвавшимся от всего существующего. Я был там же, где и был, просто все вдруг изменилось. Я изменился? Не знаю, возможно. Как все могло так измениться с появлением всего одного человека?

Я оглянулся назад, на Пати. Казалось, ему чуть лучше, и скоро он придет в себя, но пока он выглядит как типичный человек, которому дурно от жары; ни одной эмоции, разве что усталое «ради бога, оставьте меня все в покое». Он – концентрация практически всего, ради чего я живу. Как человек он - та еще скотина, но почему тогда я так привязался к нему? Наверное, все слишком просто – я люблю его. Или просто я такой же. Или что-то еще, о чем я пока не знаю…

Черт побери, во что я ввязался.

Развернув машину назад, я проехал совсем немного, но, как только увидел нечто, напоминающее кусок скалы, я, не задумываясь, заехал за нее, чтобы меня не было видно с дороги, и чтобы я при этом стоял в тени, и после всех этих манипуляций я заглушил мотор и снова перебрался назад. Совсем скоро эта сволочь придет в себя, я был уверен.  А я пока покурю.

Выйдя наружу, закурив и немного отойдя от машины, я задумался. Что мне делать? Действительно везти его в лагерь? А хочу ли я? Какие разговоры, думаю, мне стоит съездить туда с ним хотя бы для того, чтобы все убедились, что он жив, обрели надежду и все такое… люди смогли бы верить мне, и я мог придумать план, который бы помог нам всем достичь нашей общей цели. Что я задумал? Свергнуть BL? Нет, нет-нет-нет, это нереально, я вообще даже не знаю, чего я вообще хочу добиться, будучи киллджоем. Я не хотел прожить всю жизнь, прячась и убегая, чтобы потом умереть по воле случая или от рук этих мерзавцев, нет, я хотел чего-то добиться. Может быть, я рассуждаю о чем-то слишком грандиозном, но, если я все сделаю правильно и еще капельку удачи… кстати об удаче… я вдруг услышал что-то типа хруста позади меня, и потому рывком повернулся назад, к машине, уже выхватив бластер.

Я думал, что это кто-то незаметно подкрался, что было маловероятно, но это был Пойзон, которому стало лучше, и он опять попытался сбежать. Кажется, он где-то неплохо головой приложился, раз опять надеется убежать от меня, особенно теперь.

- Вот и наша принцесса проснулась, - улыбнулся я, направляясь к нему. Я опустил бластер, но не выпускал его из руки, одновременно с этим не выпуская сигареты изо рта.

-  Эй, ты, походу, чем-то недоволен? – он сделал жалкую попытку улыбнуться, но что-то ему мешало.

- Я? Недоволен? – ухмыльнулся я, приближаясь к нему, и от меня не ускользнуло то, как он подался назад, упираясь руками в борт машины, будто ноги перестали его держать. Как мило, Пати, ты боишься меня?

Он мне ничего не ответил, поэтому разговор продолжил я, решив не мелочиться, а переходить к делу.

- Что за фокусы, Пойзон?

- Фокусы?

- Почему ты мог убегать от меня я догадываюсь, и это не так важно сейчас. Но у тебя было много времени подумать о том, как ты оставил меня одного. Что ты можешь по этому поводу сказать?

- Давай не будем об этом сейчас, - устало проговорил он, но я не слушал.

- Хочешь разозлить меня? Знаешь, я бы с радостью избил тебя, благо есть за что. И не только это – если бы ты знал обо всем, что я хочу с тобой сделать, то у тебя волосы встанут дыбом.

- Но ты ведь видишь, я сейчас не в форме, - он снова попытался улыбнуться, на этот раз убедительнее, - может, отшлепаешь меня как-нибудь в другой раз?

Я к этому моменту уже стоял напротив него, совсем близко, лицом к лицу. Мне хотелось протянуть руку и дать ему подзатыльник, потому что уже знал, что это на него неплохо действует – он сразу прекращает ныть и становится собой. Но вдруг я почувствовал отвращение, не столько к нему, сколько, наверное, к себе. Он боялся меня. Я знал это. Только я никогда не хотел, чтобы у него были на это причины. Я вообще никогда не хотел, чтобы по какой-либо причине он избегал меня. Но теперь…. Что я наделал? Я стал таким ужасным, чтобы выжить, но теперь это обращается против меня. Я идиот.

- Гоул, ну правда, кончай эти игры, я не хочу сейчас…

- Заткнись.

Он так и сделал, может, даже не сразу осознав, что я сказал. Он немного расслабился, но далеко не полностью, и меня раздражала эта напряженность, будто он каждую секунду ожидает от меня какого-нибудь зверства. Я почувствовал себя очень усталым. Я достиг своей цели, к которой долго шел, и теперь нужно быстро придумать себе новую цель, чтобы не забыться. Но все мои великие мысли, до этого суетившиеся в голове,  поблекли, все сознание как будто размягчалось, становилось податливым, и я уже не хотел ничего, кроме как поспать. Но поспать лишь для того, чтобы не думать ни о чем. Мне даже уже не хотелось курить, и я выкинул сигарету, истлевшую чуть больше, чем наполовину. Пати опять вздрогнул, когда я зашевелился, и я почувствовал еще большее раздражение.

- Ты поведешь, - сказал я и, отведя от него взгляд, полез на задние сиденья.

- Хм, ну ладно… а куда?

- Не будь дудаком, Пати, ты знаешь, куда мы едем, - проворчал я, нехотя оборачиваясь, чтобы проследить, забрался ли он в салон, или опять решил смотаться. На этот раз он не стал меня разочаровывать, но и не сказать, чтобы он меня обрадовал. Я вообще был не рад – та радость уже испарилась, со мной остались только мои тяжелые мысли и чувство безысходности и отчаяния, как в тот раз, когда я сбежал из города и шел один (не считая Зарго) по загородной дороге.

- Как скажешь, - пожал он плечами, - но, насколько мне известно, там уже не так весело, как было, - он завел мотор и теперь я снова ощущал это чувство движения, которое уже стало более привычным, чем состояние, когда я никуда не ехал.

Я ничего не ответил. Только взял Зарго на руки и отвернулся к спинке сиденья, желая только одного – заснуть побыстрее и проспать подольше, так, чтобы когда я проснусь, уже не помнить о том, как мне паршиво прямо сейчас.

Я проснулся, и мы стояли на месте. Это я сразу понял потому, что чувствовал себя очень непривычно. Неясное очертание окна и каких-то еще деталей маячили перед глазами, и я не сразу понял, что так темно оттого, что сейчас ночь. Конечно, я все равно понятия не имею, сколько я проспал, да это и не важно: я только что вспомнил, что я снова не один, и что мой спутник склонен к побегам. Если мне опять придется тащить его к машине, то хотелось начать это как можно быстрее, чтобы быстрее вернуться с ним, но, как оказалось, это было необязательно – Пати был здесь, в машине,  спал. Я заметил его, когда пытался пробраться наружу и вдруг наткнулся на него, свернувшегося чуть ли не в комок, будто ему невыразимо холодно. Хотя нельзя сказать, что очень уж тепло. На соседнем сидении спал Зарго, и я, не заметив его, ткнул в него рукой и тот завопил, чем разбудил Пойзона и заставил меня поежиться. Он сонно посмотрел на меня, перелезающего с задних сидений, и, кажется, сейчас он уже не так меня боялся, или даже совсем не боялся. Хотя, может он просто не проснулся. Его проблемы.

- Нам надо поговорить, - заявил я.

- Не сейчас, - вяло пролепетал он.

- Тогда просто рядом постоишь, вылезай.

Он послушался. С одной стороны я был рад, что не надо лишний раз с ним спорить, а с другой  - не он это, такой весь покорный, мол, да, конечно, как скажешь. Господи, что с тобой случилось, Пати?

- Что ты собираешься делать? – вроде безразлично, но как-то испуганно спросил он, когда я вышел.

Я не ответил, только молча закурил. Меня уже начинало раздражать его присутствие, сам не знаю, зачем попросил его побыть тут рядом. Может, снова пытаюсь привыкнуть к его обществу? Боже, мы будто поменялись ролями: как все было до этого, когда он нашел меня, как я его боялся, смущался, как он непринужденно и задорно вел себя, блять, каким он был живым и потрясающим! А сейчас что? Мне хочется сломать ему нос при виде этой гримасы. Не это я искал все это время. Не ради этого я шел на риск поругаться с доктором Ди, не ради этого я вообще столько рисковал и мог умереть. Все, что я сделал, было впустую. Что может быть хуже, чем это осознание?

- Ты такой убогий, - не выдержал я, в душе содрогаясь от ужаса, что я все-таки сказал ему это вслух.

- Я просто устал, - так же вяло и безжизненно ответил он, пожав плечами. Казалось, его это даже не задело. Может, он даже не понял смысл моих слов. Не знаю. Я уже начинал бояться его: это был как будто не он. Одна не менее ужасная мысль забралась в сознание…

- После вчерашнего забега? Еще бы… - я решил говорить, а не думать о самых плохих вариантах того, что произошло.

- Нет, от другого.

- Так от чего?

- Не сейчас, Фрэнки. Я всё расскажу тебе, когда приедем в лагерь.

О как. Глядите-ка, еще вчера он не хотел туда ехать. Или хотел? И как он назвал меня? Фрэнки? Он еще помнит это?  Стоп, если он знает, как меня зовут, тогда все как раз замечательно, или…  Я совсем запутался, хоть путаться-то и не в чем.

- Ну конечно, мы приедем, и ты снова…

- Нет. Я..

- Заткнись и ничего не говори.

-  Хорошо.

 И он, правда, ничего больше не сказал. Он стоял рядом, спустя какое-то время я решил предложить ему сигарету, и не ошибся – он взял ее, и теперь мы уже курили вместе. Кажется, мы всю ночь провели вот так, вдыхая и выдыхая, смотря куда-то далеко, где все черно, краем глаза исподтишка следя друг за другом. В этом всем промелькнуло что-то знакомое, что-то, напоминающее о чем-то, давно забытом, и, кажется, все, пусть еще очень медленно, но начало вставать на свои места. Может быть, пока что только может быть.

Снова он заговорил только на следующую ночь, когда мы сидели в машине и «ужинали». До лагеря осталось всего ничего, думаю, завтра мы уже будем там. Если ничего не случится. Густой синий цвет неба за окном успокаивал. Салон Понтиака был едва ли не единственным источником звука на мили вокруг. Ветра совсем не было, и тишина буквально звенела. Наверное, поэтому через пару минут Пойзон начнет говорить, так, что его уже не заткнешь. Сейчас, глядя на него, меня ни на минуту не оставляло ощущение, что что-то случится. При чем плохое.  Слишком уж сдержанно он себя вел, даже тихо, как бомба, которая взорвется, как только истечет время на таймере, я едва ли не ждал, что в следующий момент начнется какая-нибудь катастрофа, и он будет самым центром этого хаоса. Из-за этого я чувствовал себя совсем выбившимся из сил.

- Как вам удалось спасти? – неожиданно спросил он, заставив меня вздрогнуть. Откуда он вообще знает про это, если говорит о том, о чем я думаю?

Я не собирался отвечать. Я  первый потребовал от него объяснений, так что пока я их не получу  - и он ничего не узнает. Походу, он тоже это понял.

- Я много думал о тебе все это время, - проговорил он, но уже чуть живее, чем прошлой ночью.

- Я тоже думал о тебе, - сухо отозвался я.

- Ты нашел Грейс, - тихо сказал он.

- Я в курсе.

- Ты помнишь нашу последнюю встречу?

- Врезать тебе хочется, Пати, - ответил я.

Он улыбнулся. Придурок. Хотя что-то в нем изменилось; он все еще был весь какой-то только наполовину живой, но эта улыбка – дебильная и дурацкая – как-то придавала ему жизни, может, потому что раньше он всегда так улыбался. Я не знаю, я продолжил есть свой бутерброд , уже не понятия не имея, чего я вообще хотел.

- Не надо  делать такое лицо, ты и сам знаешь, что я всегда тебя хотел, - он улыбнулся еще шире, и теперь эта резкая перемена в его настроении серьезно начала пугать меня. Я даже никак не мог проглотить тот кусок бутерброда, который давно уже пережевал, но будто бы забыл про его существование.

- Давай поедем, найдем какой-нибудь отель с душем, потом заберемся на кровать, такую, знаешь, в отелях они всегда особенные, почти как в больнице. Никогда не знаешь, сколько человек здесь спало, и кто из них уже умер, или кто любил, скажем, красный цвет, тебя ведь тоже это заводит? На такой кровати мы и насладимся друг другом, как тебе? – он приподнял брови, улыбаясь.

- Я слегка в ахуе, ты еще вчера был самым занудным на свете лохом, а сейчас ты опять… опять…

- Давай, кто я? Скажи мне, Фанни.

- Перестань меня так называть.

- Тебе не нравится? Зря, потому что я буду так называть тебя, когда буду сверху.

- Ты еще и рассчитываешь быть сверху?

- Меня устраивают оба варианта. Хотя тот, в котором твой член будет в моей заднице, интригует меня даже больше. Ты ведь понимаешь? Кстати, Гоул, ту уже думал об этом? Я хочу знать, - он пересел поближе ко мне, смотря прямо в глаза, и теперь его улыбка уже вряд ли увянет: если он завелся, то это надолго.

- Я не против твоих игр вроде «кто кого заставит покраснеть сильнее», но я был бы рад для начала разобраться с парой других наших проблем.

- У нас нет проблем, а когда появляются, то ты взрываешь им башку, - он вдруг рассмеялся, а потом так же внезапно стал серьезным.

- Я не имел в виду людей, - начал я, но он опять меня перебил.

- А я имел в виду людей. Ты убиваешь, как будто творишь искусство. Гоул, ты самый настоящий убийца, даже такой, каким никогда бы не смог стать я, -теперь  он был слишком серьезен, и я не мог понять, что именно он хотел этим всем сказать. Или на что намекнуть.

- Я бы не стал этим гордиться, - ответил я, и мне не очень нравилось, к чему идет этот разговор, - я никогда не хотел убивать. Я не хочу быть жестоким убийцей.

- Но ты уже жестокий убийца, - слегка улыбнулся он, - и я горжусь тобой. Я бы не очень обрадовался, если бы такой человек, как ты, позволил убить себя. Я бы вообще не обрадовался, но сейчас я вижу, что ты многому научился, и я рад. Но это не все, - он мотнул головой, облизнул пересохшие губы, - надеюсь, ты помнишь все мои слова, что я говорил тебе, все то, что очень много значило для меня, но, наверное, и для тебя тоже. Ты врал мне в лицо, маленький засранец, но я видел, что тебе тоже не все равно.

Это заставило меня покраснеть. Конечно, он говорил о том, как признавался мне во всем, что чувствовал (что и я чувствовал), а я действительно осыпал его чистой ложью. Я был неправ. Неприятности из прошлого всплывали в настоящем, когда я уже думал, что те проблемы решены и больше мне не придется иметь с ними дело. Гадство.

- Я не злюсь на тебя. Теперь ты это знаешь. –  Говорил он.

- Тогда почему ты убегал от меня? – я снова задал этот вопрос.

Он отвел взгляд, но я знал, что теперь он не промолчит, он просто подыскивал слова, но его ответ все равно казался мне странным.

- Потому что я немного боялся, что ты будешь так зол, что убьешь меня нахрен, - и снова улыбка. Теперь ему это все кажется смешным.

-  Так «немного» боялся, что готов был бежать, пока не потеряешь сознание, - хмыкнул я.

- Мне голову напекло.

- Ясно. – Или дело в том, что он специально это сделал: бежал, чтобы извести себя и потерять сознание, потому что тогда ему от меня не влетит: каким-то образом он знает, что я еще не настолько оскотинился, чтобы бить человека в таком состоянии, но он знал, что если он просто будет стоять передо мной, то я не упущу случая выместить на нем весь свой гнев. Он все еще такой же хитрый и предусмотрительный, как и прежде. Это радовало. Я вернулся к еде, хотя уже не особенно хотелось есть. Я продолжал краем глаза наблюдать за ним, и видел, что он и вовсе забыл про ужин, и теперь он точно что-то задумал.

- Ну, ты мне так и не ответил – ты уже думал об этом? С какой позы ты хотел бы начать?

Теперь и я забыл про ужин. 

- Пойзон, что ты несешь? – наконец выдавил из себя я, после чего отложил бутерброд в сторону.

- Ты, может быть, и стал крутым и опасным убийцей, но вместе с этим ты все тот же самый мальчик, которого  я встретил на дороге в тот день, и, в свою очередь, как тебе и нравится, я все тот же больной ублюдок, который так хочет тебя, и которого так хочешь ты, - он рассмеялся (как же хорошо я помнил этот самый смех!), подобрался еще поближе ко мне, уловив мои мысли, схватил за запястья, и через мгновение его лицо было совсем близко, а с ним и его улыбка-оскал. Он поцеловал меня, выплескивая на меня свою ярость и все остальное, что у него накопилось за это долгое время, снова становясь собой, снова радуя меня, ведь своего безумия мне было мало, чтобы мир казался ярче. Теперь он был со мной, и снова был самим собой. Скучал ли я по этому? Ну еще бы!