Понимаете, мне всё равно
Хотите знать, как умирают люди? Я могу рассказать вам. Я знаю. Не смотря на то, что я ещё жив.
холодный мир иллюзий за пределами,
дым, аморфные силуэты надежды
пытаются сохранить свои оттенки
молясь на солнце.
Lunatic Soul - Cold
***
Я лежу на правом боку на своей заправленной постели и смотрю порно по телефону. Меня клонит в сон, и голова совершенно пуста, будто всё её наполнение высосали пылесосом. Картинка на экране не меняется, и какой-то парень всё так же усердно отсасывает чужой член, обильно смачивая его слюной, пока камера снимает всё это снизу. Я переворачиваюсь на спину, фиксируя телефон над своим лицом и перематывая вперед на семь минут. Меня всё ещё клонит в сон, к тому же, кажется, тошнит – или это так ощущается скука. Я перестал различать подобные вещи. На экране не меняется почти ничего, и я ещё несколько минут наблюдаю, как главный герой продолжает с явным удовольствием делать минет, а затем его без подготовки имеют в зад, и я всё же выключаю порно. Никаких ощущений. Отбросив телефон куда-то на рядом стоящую тумбочку, я на всякий случай заглядываю в свои домашние штаны, но убеждаюсь, что никакого возбуждения там нет. Как и всегда.
Веки сухие и горячие, и я долго тру их пальцами, до ярких кругов перед глазами. Мне просто хочется проснуться от этого бесконечного сна. Нескончаемая усталость, скука, тошнота, и всё это смешалось вместе, будто кто-то хорошенько встряхнул мою голову, представив, что это шар с предсказаниями. Я продолжаю лежать на своей заправленной постели, ощущая себя достаточно комфортно – это лучше, чем стоять на двух ногах и чувствовать, что тебя иногда заносит, потому что собственное тело кажется чужим. Но я знаю, что долго мой маленький рай не сможет продержаться долго, потому что если через пару минут из моей комнаты не станут доноситься звуки, сообщающие о том, что я хоть чем-то здесь занимаюсь, то я навлеку на себя разъяренную маму, и тогда мне снова придется испытывать это – смятение.
Я не говорю «чувствовать» - слишком громкое слово. Вы бы поняли это, если бы были мной. Вполне легко я могу спутать тошноту со скукой, усталость с головокружением, огорчение со стыдом, проще говоря, я перестал разбираться в этом всём. Есть всего несколько вещей, которые я никогда не смогу спутать ни с чем другим, и это: режущая боль в желудке, стыд и агрессия, используемая в защиту. Три рычага управления моей жизни. Ты встаешь с постели, делаешь все дела, едешь в колледж, проводишь там уйму времени, а затем возвращаешься в свою комнату, и вечером эти десять часов из твоего дня кажутся тебе просто черной дырой. Не помнишь совершенно ничего. Это будто твой взгляд всегда расфокусирован или ты не можешь сосредоточиться на звуках внешнего мира, да ты просто не можешь сосредоточиться. Знаете, я читал когда-то, что у человека может быть повышенный порог «не раздражительности», поэтому, думаю, в этом вся моя проблема.
У Фрэнка Айеро нет проблем. Я не создаю себе проблем, а те, что всё же появляются в моей жизни, я просто не воспринимаю. Какая разница, если они не вызывают у меня никаких ощущений. Я и есть своя собственная проблема – как заложник в теле, только мне плевать на тело. Звучит странно, но так и есть. Мама всегда орет, что я превратился в жалкое ничтожество и не достоин ни капли уважения и любви, но я почти не обращаю внимания, заканчивая со своим завтраком или расчесывая волосы. Неважно, где я буду утром – она будет преследовать меня, чтобы сказать, какой я никчемный человек. Неважно, где я буду вечером – она будет здесь, чтобы снова напомнить мне. Возможно, мне должно быть ужасно стыдно - так огорчать её, но даже понимание того, что я стал её самым большим разочарованием в жизни, не заставляет моё сердце сжаться.
Наверное, если бы она орала поменьше, я бы никогда к этому так не привык, но теперь я не могу сфокусировать свой слух. «Наверное, она бы орала поменьше, если бы ты действительно не вел себя как последний ублюдок, Фрэнк», - скажете вы, а я соглашусь, потому что споры всегда влекут за собой проблемы, а это совсем не то, что я хочу видеть перед собой. К слову, я не хочу абсолютно ничего.
Я собираюсь в душ, хотя мне не нужно, но я всё равно иду, потому что надеюсь ощутить тот уют и то тепло своей постели, когда ты ныряешь под одеяло весь чистый и в свежей пижаме. Но также я знаю, что этого не произойдет. Под горячими струями я всё же дрочу и довольно кончаю, похоже, в рекордные сроки. Немного больше минуты. Особо не насаждаясь процессом, я просто смываю сперму с живота и пену с волос, чтобы через пять минут очутиться в постели. Мышцы расслабленно ноют, и я вспоминаю свои дополнительные групповые занятия по лечебной физкультуре в городской больнице. Меня направил туда психиатр, потому что, по его мнению, там я смогу наладить контакт с внешним миром и вновь ощутить его прелестные яркие краски, и всё это просто пообщавшись с людьми, которые тоже попали под колеса и выжили.
Но всё, что мы делаем на групповых занятиях лечебной физкультурой – играем в эстафеты. Тренер говорит, что нам всем это очень нравится, а я думаю, что всё это просто дерьмо собачье. Ты должен стараться бежать быстрее, передавать мяч точнее, ты должен, ты должен, ты должен – и ещё бесконечный список того, что ты должен, чтобы не подвести свою команду, не разочаровать людей, которые смотрят на тебя, пока ты бежишь с этим чертовски тяжелым мячом мимо них из конца шеренги в самое начало. И я делаю всё то, что я должен, просто потому что меня заставляет делать это та самая эмоция, которую я называю «страх». Мне страшно быть высмеянным. И каждый раз, когда этот мяч оказывается в моих руках, я мечтаю поскорее избавиться от него, будто могу заразиться чумой. Так много людей смотрят на меня, некоторые кричат моё имя, а я просто пришел на групповое занятие лечебной физкультурой, потому что мой психолог считает, что так будет лучше.
Так не лучше. Сегодня прямо перед занятием я обнаружил, что на моих носках образовались две самые заметные дырки, и это был настоящий ад! У меня не было запасных, и я не знал никого, у кого мог бы попросить помощи, да я бы и не стал. Но я не мог пропустить занятие, потому что тогда доктор Стюарт поставила бы мне минус, а я этого совсем не хотел. Совсем! Её глупая игра, в которой она ставила мне плюсы и минусы за определенные, на её взгляд, достижения и провалы, когда я «вновь поддавался своим страхам и прятался внутри». Дело в том, что каждый минус должен был быть обязательно перекрыт плюсом, и эту часть я ненавидел больше всего. Дополнительные занятия по искусству, дополнительные занятия по истории литературы, дополнительные занятия везде, где только мог бы не хотеть оказаться Фрэнк Айеро. Я ненавидел это, но молчал, потому что всё же куда больше во мне было смирения.
Я просто терпел все попытки моего психиатра втянуть меня в круговорот безумно интересной жизни молодых людей вроде меня, и это злило её ещё больше. Наверное, доктор Стюарт гордилась бы мной куда больше, если бы хоть раз вслух я выразил бы нежелание идти на подобные мероприятия, но я просто делал, что она говорила, совсем не специально закрывая ещё одни двери, в которые мог бы войти в «круговорот безумно интересной», ну, вы понимаете.
Я не хотел ничего. Я не чувствовал ничего. Я не был разбит, я был просто ничем. Я не хотел входить куда-то, я просто хотел выйти. Впадая в свои мысли, я будто находился в полнейшей темноте. Онемевший, оглохший, обездвиженный, слепой и с лошадиной дозой новокаина в крови. Ничего не чувствующий, ничего не знающий, стремящийся когда-то спастись, а теперь не представляющий, чего хочу. Таким я обнаружил себя в свежей пижаме в чистой постели с выключенным светом в половине десятого вечера. Я порядком устал за день, потому что эстафеты выжали меня морально и физически, а те дурацкие случайные дырки на носках ухудшили ситуацию в тысячи раз. После этого я писал доклад по химии в течении четырех часов, так что да, я был выжат на все сто процентов, и раньше я бы наверняка вздыхал и ворочался в постели, жалея себя. Но я не ворочался. Потому что сейчас я мог бы встать и прожить свой день ещё раз, и всё это почти ничего не почувствовав. Даже с дырками в носках, черт подери!
Телефон на тумбочке зазвонил, и мне не нужно было даже смотреть на экран, чтобы знать, кто это был. Всё не всегда было так. Была другая жизнь, до того, как я оказался под машиной.
Я всё же смотрю на экран, и тут же сожалею об этом – застывшие внутренности, отвыкшие от всяких эмоций, тут же захлестывает раздражение и капелька отвращения. Я хотел избавиться от этого, но не мог. Так же, как я хотел вышвырнуть этого человека из своей жизни, и тоже не мог.
- Алло, - я отвечаю, потому что просто нет никакой разницы, буду я игнорировать его звонки или нет, потому что он не остановится. Никогда не поймет.
Я тру глаза.
- Привет. Как дома? – мужской голос звучит низко и хрипло, а ещё немного с помехами, потому что Джошуа, очевидно, снова выгуливает своего пса. Он всегда звонит мне, когда выгуливает его.
- Всё по-старому, - отвечаю я сквозь зубы, внезапно обнаруживая себя раздраженным до крайней степени, и, о, это не хорошо, потому что это одна из сильнейших эмоций в моём состоянии сейчас.
- А колледж как? Ты был у доктора Стюарт? – голос не унимается, и мне очень хочется прекратить этот разговор, который начинался одинаково уже тысячи раз подряд.
- Джошуа, я, кажется, вчера достаточно подробно объяснил тебе, что больше не хочу общаться с тобой, - я перехожу в наступление, потому что мне не нравится испытывать это колебание настроения внутри, я просто хочу вернуться к новокаину.
- Нет, - его голос звучит уверенно и безапелляционно, и я распаляюсь ещё больше. – Это очень поспешное решение, потому что ты очень эмоционален, - ерунда, - Фрэнк, ты не можешь просто отвернуться и уйти. Так не делают. В прошлый раз ты говорил то же самое, а после этого мы снова общались. Ты снова слишком торопишься.
- Я всё взвесил и давно принял решение. Оставь меня в покое, Джо, я не хочу иметь с тобой ничего общего больше. Ты меня не знаешь, - я мечтал о том моменте, когда снова смогу представить, что я оглушен тишиной.
Эта ежедневная пытка была хуже, чем эстафеты – это был Джошуа. Мой парень, с которым я встречался около года до того, как попал под колеса чужого автомобиля в абсолютно невменяемом состоянии от алкоголя, сигарет и отчаянья. Возможно, я долго шел к тому моменту, чтобы понять, наконец, насколько фальшивой была моя жизнь. Что на самом деле я не люблю курить. Что на самом деле я не хочу пить. Что на самом деле пьяные друзья не те друзья, которые придержат тебе волосы на затылке, пока ты будешь блевать в кустах. Но да, Джошуа был действительно настоящим лучиком света во всём этом кошмарном существовании меня, и он действительно чертовски, безумно, так сильно любит меня. Но мне плевать.
Понимаете, мне плевать. Худшее, что может происходить в этом мире. Я много раз читал подобные истории и всегда обвинял во всем тех людей, которые прекращали кого-то любить и разбивали им сердце, а сейчас я просто чувствую, что у меня нет сердца. Я пустой. Вакуумный. Стерильный. И я бы ненавидел себя за то, что убиваю чью-то любовь, но я ничего не испытываю, так что продолжаю буквально резать его ножом.
- Подобные решения должны принимать обе стороны, а я не хочу, чтобы… - Джошуа пытается повторить то, что говорит каждый раз, но я действительно устал слушать это и быть мягким.
- Что ты несешь? Ты не можешь заставить меня общаться с тобой только потому что ты, вторая сторона, не согласен расстаться. Я говорил тебе о том, что мы должны расстаться ещё до… инцидента. Поэтому просто оставь меня в покое уже! – я повышаю голос и тут же прикрываю рот рукой, покосившись на дверь и действительно боясь матери, которая может ворваться сюда и устроить скандал.
Ещё больше я боялся только Джошуа, который преследовал меня уже четыре недели после того, как меня сбила машина, и я отвечал на каждый его звонок, просто потому что не хотел на следующий день увидеть его под своим домом. Я просто хотел, чтобы он исчез из моей жизни. Я не был достоин его любви, я не любил его, и понятия не имею, почему он не мог в конце концов принять это. Я понимал, что я был ужасен в глазах целого мира – я безжалостно отвергал человека, который стремился помочь мне разобраться в себе и выбраться из темноты, но я не хочу его помощи. Его рука вызывает у меня желание забиться дальше в темноту, а не схватиться за неё и стремиться к свету.
Понимаете, главное любить, а не быть любимым. В этом есть какой-то смысл жизни. Просто быть влюбленным.
Но я уж точно не собирался быть чьим-то смыслом. Тем более, всё меняет тот факт, что авария произошла тогда, когда рядом был Джо. И он был не менее пьян. И, знаете, это типа «на какое доверие ты ещё рассчитываешь?», если учесть, что это он уговорил меня выпить, что это он потащил меня по той улице, что это он месяц вводил меня в состояние нервного срыва, не в силах поддержать чем-то получше, чем стандартными воодушевляющими фразочками, которые пишут на предсказаниях в печенье. Конечно, неправильно обвинять кого-то в своих бедах, но я и не делаю этого. Мне абсолютно наплевать, как всё это произошло. В какой-то мере я даже рад, что теперь всё так круто переменилось, и я хотел бы оставаться в этой темноте всегда. Забыть весь тот алкоголь, превративший меня в животное, сигареты, которые я ненавидел с первого класса и неожиданно стал курить по пачке в день, быстрые перепихоны в туалете паба, множество новых знакомых лиц и имен, снизившиеся оценки успеваемости, Марк. О, да, Марк, пробивший мою свинцовую защиту в груди и вырвавший сердце, растоптавший его, уничтоживший. Худшее воспоминание, отдающееся в груди ноющей болью, и я даже представлять себе не хочу, какие же на самом деле ощущения я испытывал в тот день, когда мой единственный верный друг воткнул мне нож в спину, а мой парень на смог поддержать меня. Всё пошло не так.
Всё пошло так. Всё шло так в течении месяца, пока не закончилось под колесами. Под колесами.
-…поэтому ты не можешь принимать таких решений, потому что ты и сам не знаешь, что у тебя в голове.
Я возвращаюсь в свою темноту. Я здесь.
- Я не знаю, что у меня в голове? – я спокойно выдерживаю некоторую паузу, пытаясь унять себя, но почти с самого начала понимаю, что это бесполезно. - Пошел ты в жопу. Да катись нахрен!
Телефон светится ещё около двадцати секунд, а потом экран потухает справа от меня, на тумбочке, и я погружаюсь во мрак. Никаких эмоций нет. Мне, наверняка понимаете уже, наплевать. Я тру глаза, и пытаюсь не вспоминать всё то, что было раньше. Я хотел бы исчезнуть, навсегда замолкнуть, стать прозрачным, но я ещё здесь, и память никогда не оставит меня в покое.
Раньше всё было не так. Раньше я был другим. Вытянув руки вдоль тела поверх одеяла, я устремляю взгляд в потолок сквозь темноту, сдавая позиции и углубляясь в тёмные комнаты воспоминаний.
|
