Часы
на руке парня, который валялся рядом со мной лицом в низ, показывали пять утра.
Я сидел в огромном драном кресле, из которого уже вываливался поролон, и с
мечтательной улыбкой глядел в потолок, поддернутый легкой дымкой от марихуаны.
Как всегда я проводил майскую субботу в наркопритоне.
Сегодня я должен был пойти к Уэям. Пойти к ним уже
со всеми своими вещами, чтобы переселиться в их дом на полтора месяца. Сегодня
я должен был проводить Майки на поезд. Сегодня я должен был начать
присматривать за Джерардом.
И меня бы все это до задницы испугало, если бы я
не вколол себе метадона, не накурился бы марихуаны и не запил бы все это колой.
Но в моих венах был наркотик, в легких - дым от травки, и мальчик-аутист
казался мне чем-то маленьким и незначительным. Он ребенок, думал я, все будет
хорошо. Главное, не забывать его кормить.
Я валялся в этом грязном кресле с закрытыми
глазами и чувствовал. Я чувствовал первые лучи алого солнца на своем лице, я
чувствовал тепло от дыма в своих волосах, я чувствовал неровное кресло под
столом, я чувствовал каждую пылинку в воздухе, каждый аромат в этой прогнившей
комнате, я чувствовал так много и так сильно.
Я знал, что когда-нибудь умру от наркотиков. И
это, конечно, ужасно. Но никто из здоровых, ненаркозависимых, людей никогда не
чувствовал мир вокруг себя так, как чувствовал его я.
-Фрэнки? - окликнул меня слабый прокуренный голос,
- ты просил сказать, когда будет восемь. Сейчас восемь.
-Да, спасибо, - лениво отозвался я, поднимаясь с
теплого кресла и, пошатываясь, направился к выходу, не попрощавшись ни с кем.
На улице было почти лето. Яркие клумбы, зеленая
трава, выские деревья, ветер в лицо, теплое солнце - все казалось в сто раз
ярче, теплее, выше, прекрасней, я в такие моменты, наверное, радовался, что
стал наркоманом. На улицах было совсем мало людей, все они были в легких
футболках и майках, но я исправно носил свою черную толстовку, потому что под
ней - моя тайна, мои исколотые вены.
Еще не доходя и пары метров до дома Уэев, я уже
слышал, как там что-то падает, кто-то кричит и ругается, как что-то шуршит и
громко топает, их дом был самым живым на улице этим утром.
Дверь мне открыл взлохмаченный, запыхавшийся
Майки. Он выглядел так, будто пробежал марафон, а за его спиной я разглядел
кучу сумок и пакетов. Он без слов пропустил меня в дом и жестом показал идти на
кухню, а сам побежал куда-то наверх.
На кухне уже сидел Джерард и уминал печенье с
чаем. Он как всегда был в темном свитере и темных штанах, на нем был только
один носок, на голове - катастрофа, но он выглядел жутко довольным, когда я
потрепал его по спутанным волосам.
За то время, что я ходил к ним, он наконец-то
привык ко мне. Майки говорит, что это из-за моей охрененно круто харизмы, а я
думаю из-за того, что я таскал Джерарду его любимое печенье. Так или иначе он
перестал бегать от меня и теперь чаще улыбался, дергал меня за уши и даже пару
раз поделился печеньем. Он поделился со мной печеньем, ну не это ли лучшее
доказательство того, что я ему нравлюсь?
Я сел напротив Джерарда, и он смотрел на меня и
улыбался, пока мы слушали, как его брат носится по второму этажу. Майки
прибежал через пару минут, в его руках была еще одна сумка, которую он бросил к
остальному багажу и быстро направился в нашу сторону. Только подойдя, он тут же
затараторил:
-Поезд через полтора часа, я сейчас пойду, не
забывай инструкции, вернусь в июле, пока ты не закроешь последнюю сессию,
миссис Джонсон будет сидеть с Джерардом в первой половине дня, ты помнишь все,
что я тебе говорил? Еда в верхнем шкафчике, деньги в холодильнике, не забывай
инструкции! Не давай ему острых предметов, не оставляй одного, играй с ним, не
забывай кормить, не смотри, когда он не одет, не забывай инструкции!
Он болтал еще минут десять, пока мы с Джерардом
тихонько смеялись, наблюдая за ним. Конечно, он волновался, оставляя
брата-аутиста с чужим человеком, но боже, его смешное лицо и то, как он
жестикулировал, просто не оставляли никаких шансов на то, чтобы выглядеть
серьезным.
Стоя у двери с сумками в одно руке и билетом на
поезд в другой, он долго обнимал Джерарда и благодарил меня, потом обнимал меня
и говорил Джерарду быть хорошим мальчиком, потом он обнял нас обоих еще три
раза и еле сдержался, чтобы не бросить все сумки и не остаться дома, когда
Джерард чмокнул его в щеку.
Но вот мы уже махали ему, уезжающему на такси на
целых полтора месяца. И в тот момент, когда его машина скрылась за поворотом, я
вдруг отчетливо понял: бежать некуда.
Я закрыл дверь и обернулся к парню, который стоял
позади меня и немного неуверенно улыбался. Я посмел прийти в чужой дом, под
кайфом. Я посмел позволить кому-то понадеяться на меня. Я, тупой наркоман,
решил, что правда смогу позаботиться о мальчике-аутисте.
Он стоял, бледный, растрепанный, теперь совсем
босиком, а в моих венах циркулировал наркотик. Ему была нужна помощь, а я снова
накурился марихуаны.
Мне всегда было плевать, потому что единственная
жизнь, за которую мне нужно было отвечать - это моя собственная. А теперь был
он. И я должен был заботиться о нем.
Но я снова думал о дозе.
