Сhapter 24.2. Secrecy.
Часть 24.2. "Тайна"
Выпекание блинов отвлекло меня полностью. Как только тесто стало ложиться на сковородку, Вивьен начала придавать блинам интересную форму, а Джерард поднялся со своего места. Он увидел еще одну возможность заняться искусством, невзирая на свою лень. У меня, кстати, начало неплохо получаться делать из округлого блина лапку медведя, пока Вивьен в это время пыталась сделать блинные сердечки. Она пробовала по несколько раз, потому что углы блинов были округлыми. Джерард постоянно смеялся и дразнил ее, подзадоривая и специально подбивая ее руку, когда она выливала тесто на сковородку. Даже, когда Вив была уже близка к созданию своего шедевра, Джерард проткнул пальцем вязкую жижу и успешно уничтожил все ее старания. Но, казалось бы, Вивьен совсем не сердилась на него, в ее глазах читалось лишь веселье. Нам было хорошо.
Все, что мы имели в данный момент, это сплошное веселье и хорошее настроение. Слаживалось впечатление, будто мы все втроем учимся в той школе искусств в Нью-Йорке, чью рубашку с эмблемкой я сейчас носил. Я рассмотрел эту вышивку, замечая на ней краски и кисти. Обшивку составляли красные нитки на черном фоне (правда, сейчас уже на сером), и все это размещалось практически на самом воротнике плотной рубашки. Поначалу мне было неловко и неуютно в ней, но затем я почувствовал себя, будто во второй коже. Я услышал множество классных историй о художественной школе, потому что ни Вивьен, ни Джерард не затыкались, ни на секунду, и постоянно шутили. И мне тоже было очень смешно. Я был страшно неуклюжим, особенно, когда Джерард ладонью коснулся моей спины, просовываясь между мной и Вивьен, чтобы склониться над блинами и понаблюдать, как тесто пузырилось на огне. Его прикосновения ко мне и Вивьен были идентичны.
Мне было ясно, что Вивьен однозначно понимала, что между мной и Джерардом что-то происходит, но если мы сами никак этого не подтверждали, то и проблемы нет. Во всяком случае, это была моя философия. Мне казалось, что пришло время мне самому что-то решать за нас двоих, ведь Джерард в последнее время вел себя крайне глупо. Он, наверное, опирался на свою смелость, когда утыкался носом в мою щеку или когда касался моих волос. Или вспомнить тот смазанный и подлый поцелуй в шею - все это вызывало подозрения, как бы там ни было. Мне было приятно, когда он прикасался ко мне, особенно, когда я расслабился, но каждый раз я замечал, как Вивьен смотрела на меня и улыбалась, и я чувствовал, что нужно было связывать узлы потуже. Если бы она просто смотрела - то ладно, но в ее взгляде было что-то такое... а ее улыбка вообще заставляла меня карабкаться на стену. У нее была какая-то определенная цель, просто я еще не догадался какая. К тому же, ее улыбка ставала шире, обнажая белые зубы, а свет ее глаз скользал на полпути вниз, открывая передо мной нечто совершенно иное. Вивьен была таким типом человека, что носит все эмоции на рукаве; то есть, сразу заметно, что у нее на уме. И тот факт, что я не мог разобраться в ее взгляде, срывал мне крышу.
В какой-то момент, когда Джерард и Вивьен пытались сделать (или не сделать) идеальное сердечко из блина, между ними начался бой мукой и тестом. Джерард обмакнул палец в жидкое месиво и нарисовал полоску на тонком носу у Вивьен. Она была просто в шоке, тупо открыв рот, а затем незамедлительно обмакнула всю свою руку в миске с тестом. Жидкость стекала с ее ладони и слипалась между собой в ручейки, но она, все же, смогла слегка ударила Джерарда по левой щеке. Звук был настолько своеобразным и таким уникальным; он полностью отвлек меня от работы. Я просто тихо наблюдал, пока они недолго смотрели друг на друга, бросаясь фальшивыми обидными взглядами. Затем Джерард наклонился вперед и слизал тесто с ее носа. Она завизжала от восторга и недоверия, а мои глаза чуть не вылезли из орбит. Затем Вивьен проделала тоже и с ним, слизав пятно теста с его лица, что запачкало ему подбородок и размазывалось по коже.
Я сделал вывод, что все происходящее было слишком личным для меня, хоть я и слышал, и знал все истории и шутки времен художественной школы. Но какие отношения они имели сейчас - непонятно. Меня гложила ревность, но я знал, что Джерард был со мной; я не хотел ничего понимать, поэтому просто отвернулся и начал лепить блины дальше. Один из них подгорал на сковородке, и я уже собирался его перевернуть, но внезапно я ощутил непонятное месиво, что столкнулось с моим лицом. Это была Вивьен, вернее отпечаток ее руки, что красиво разукрасил мое лицо таким же пятном, как и у Джерарда. Я застыл на месте, глядя на двух взрослых людей, старше меня на несколько десятилетий, и не мог понять, что мне делать. Мне казалось, что если я начну отбиваться, то буду наказан и оправлен в темную комнату, или что-то вроде того. Но когда Вивьен настояла на сражении, практически угрожая из меня самого сделать блин, если я ничего не предприму, я опустил пальцы в холодную жижу. Она закрыла глаза и приготовилась к моей расплате, выглядев на удивление спокойно и хладнокровно. Вытянув вперед руки, она приглашала меня к себе, но я прошел мимо нее, направляясь прямиком к Джерарду.
Я все еще злился на него и решил показать свою злость, растирая тесто по его рубашке вместо раскрашивания его лица. Усмехаясь, я озорно улыбнулся, а мой рот приоткрылся от ужаса. Я услышал смех и крики Вивьен у себя за спиной, и моя усмешка стала в разы больше. Глаза закрывались от смеха, мы уже смеялись вместе с Вивьен, ровно до того момента, пока ощущение языка Джерарда на моем лице, что вырисовывал линию вдоль моей скулы по направлению к уху, не заставил меня распахнуть веки. Он клацнул языком, тяжело дыша, подбираясь к моему уху, и мои колени начали слабеть, от чего я ухватился рукой за его плечо, удерживая равновесие.
«Это просто часть нашей блинной войны» - сказал я себе. Вивьен не насторожило это, потому что Джерард поступал так же и с ней, даже если все происходило еще в далеком прошлом. Я начинал понимать, что ситуация становилась все интимней, когда Джерард обхватил рукой мою талию и притянул ближе к себе. Я мигом отстранился от него, быстро оглядываясь через плечо на рыжеволосую Вив, дабы увидеть ее реакцию. Но она была ослеплена битвой и, к тому же, отошла, когда Джерард притянул меня к себе.
На этот раз Вивьен решила изменить наши боеприпасы, и с помощью сухой муки поставила печать на лбу у Джерарда, поймав нас обоих врасплох. Джерард мигом нашел пакет из-под этой же муки, которой она воспользовалась, и начал дуть в него прямо на свою бывшую возлюбленную. Белые частички начали стремительно застревать в ее рыжих волосах. Вокруг нас заклубились грязно-белые тучи, что привели к приступам кашля от забитого носа. И только тогда все закончилось. Наверное, мы могли бы и дальше продолжать весь этот ужас, но нам хотелось остаться сравнительно чистыми на завтрак, и оставить немного теста, чтобы поесть. Вивьен, скорее всего, повезло меньше нас всех. Она вся с головы до ног была покрытая белой пылью, и как бы она ни старалась избавиться от этого мусора, это не работало. Все было довольно печально с ее тонкими брюками и синей рубашкой, в которых она была одета, но пятна не были так заметны, как на Джерарде, что был весь в черном. На нас было много теста, особенно на Джерарде, благодаря мне и моим психам, что заставили меня испачкать всю его рубашку в блины. Его спортивная куртка «голубя» была отброшена на диван еще в самом начале из-за опасений Джерарда, как бы мы полностью не испортили его любимую курточку. Почти все тесто, что было на наших руках, превращалось в глину и моментально засыхало. Что-то мы смогли с себя стряхнуть, и, когда я заметил, что тесто совсем не коснулось эмблемы их художественной школы, я так обрадовался. Это было вроде чего-то непобедимого, что выстояло ни один год и прошло сквозь наши мучные войны.
Я услышал, как заурчал мой желудок от голода, после того, как мы объявили перемирье. Глаза Джерарда загорелись - голод делал его беспокойным и дерганным. Мы покончили с тем тестом, что оставалось доготовить, и уселись за стол. Деликатесы не совсем правильной формы были сложены в неровную стопочку, что сдвигалась из стороны в сторону, угрожая в любую секунду упасть. Вивьен зашелестела своей сумкой и вытащила оттуда пузырьки с маслом и сиропом, завершая, таким образом, полностью наш ансамбль.
- Благодарю, Вивьен, - серьезно сказал Джерард.
Он снова сидел близко ко мне, но теперь обе его руки лежали на столе и держали колюще-режущие столовые приборы. Ухмыльнувшись, Джерард положил на свою тарелку те блины, которые ему приглянулись, и выглядел он крайне довольным этим случаем.
- Джерард! - завизжала Вивьен, пытаясь дотянуться до тарелки и спасти наш завтрак, что норовил упасть на пол. Ее лицо выражало ужас, но как только Джерард начал смеяться, она выдохнула и успокоилась. Лицо Вивьен было настолько выразительным, что чем больше она двигалась, то больше просачивался ее реальный возраст. Но в этом не было ничего плохого. Вокруг ее глаз углублялись морщинки, а некоторые пряди волос, что выбивались из общей массы и спадали на лицо, поблескивали серебряными нитями. Я улыбался и смеялся вместе с ними. Особенно, меня рассмешило, когда Вивьен бросила небольшим блинчиком в Джерарда, что рикошетом отскочил от его рубашки и упал на тарелку. Мне было так приятно и весело с этими людьми, даже если они были на десятилетия меня старше. Но, конечно же, это совсем не имело значения.
- Вот еще блинчик, Фрэнк, - продиктовала Вивьен, захватывая одну из моих "медвежьих лапок" и положила мне на тарелку наряду с кучей остальных. Я не очень хотел есть, мои нервы подавляли любой аппетит, но когда я намекнул об этом Вивьен, она отрицательно покачала головой и положила мне даже больше.
- Ты растешь, - заключила Вивьен, подмигивая мне, и на этот раз я не стал заморачиваться над тем, что она подумала. В данный момент она была просто мамой. И очень даже хорошей.
Когда мы доели, Вивьен начала бессмысленно шутить о себе и своей, казалось бы, веселой жизни. Ее дочь сейчас была у бабушки - своей неформальной няни. Вивьен с Кассандрой жили в особняке в нескольких кварталах от Джерарда, а ее мать жила всего в двух шагах от них. Вивьен проводила у нее много времени, ведь ее мать старела, и здоровье, в свою очередь, ухудшалось. Она была диабетиком и, к тому же, не так давно сломала бедро, поэтому Вив приходилось искать няньку на ближайшие шесть недель. Видимо, Джерард, скрепя сердце, посчитал нужным предложить себя в качестве няни на время. Это продлилось всего один день, потому что Джерард случайно оставил вино открытым, и Кассандра приняла его за виноградный сок. Тогда девочка сильно не напилась, но была очень сонной и хотела спать. А потом она просила маму сходить в магазин и купить сок дяди Джи.
Мне казалось таким милым, что Кассандра называет Джерарда своим дядей. Я не смог сдержать ухмылку и, как дурак, стрелял в Джерарда взглядами каждый раз, когда Вивьен упоминала его прозвище. Джерард ответно смотрел на меня, а затем, касаясь моего бедра под столом, начал стучать по моей ноге, чтобы я прекратил себя так вести. Просто он был таким человеком - не попадал под тип чьего-то дяди. Если вы кого-то вне семьи называете дядей, то это, как правило, какой-то беспечный чувак, что смотрит спорт и бездельничает почти все время. Лучший друг моего отца Рэнди был моим "дядей", когда я был примерно того же возраста, как Кассандра сейчас, и только ясные ситуации были для меня самыми близкими воспоминаниями об этом парне. Он часто бывал пьяным и приходил к нам домой, когда был уже хорошенько вмазан, пытаясь вытащить моего отца повеселиться. Он работал механиком, как и мой отец, и возился с автомобилями, практически всегда пребывая вымазанным в мазуту. И даже, когда у него бывал недельный отпуск или выходные, его рубашка по-прежнему пахнула машинными маслами, а костяшки его пальцев, как и его обувь, желали лучшего. Рэнди был довольно-таки хорошим парнем, но Джерард не подходил на эту модель "Дяди", которую я создал для себя. Ну, и опять-таки, Джерард много куда не подходил.
Лишь прошлой ночью я выяснил, что у него никогда не было своих детей, и этот термин "Дядя" сбивал меня. Это была семейная терминология; Джерард не был семейным человеком. Он был крепким и сильным, что вправе сам выбирать людей, которых нужно оставить в своей жизни. Но они никогда не были его семьей. Лишь лучшие друзья и любовники. У него был брат, но они были рядом, как друзья и только. А его родителей вообще уже не было в живых. Джерард просто не соответствовал границам семейного прозвища, и я видел, как съеживалось его лицо всякий раз, когда Вивьен пользовалась этим термином. Я понимал, что только ей было позволено говорить так, потому что она была одной из тех уважаемых людей, которые были избранными в его жизни, и которых он оставил возле себя.
Вивьен вернула свою прежнюю няню в лице своей матери, Кассандра поборола свой несовершеннолетний алкоголизм, и все было довольно-таки неплохо для матери-одиночки, которой уже за тридцать. Она встречалась с несколькими парнями после того, как отец Кассандры ушел от нее, но это не было чем-то особенным. Джерард и Кассандра, видимо, были всем, что ей было нужно и для дружеского общения, и вообще. Вивьен заявила об этом совершенно серьезно, потерев запястье Джерарда. Он без слов улыбнулся и кивнул. Ни я, ни Джерард не стали говорить за завтраком, что было, своего рода, облегчением. Иногда просто приятно послушать чьи-то разговоры для разнообразия.
Вивьен по-прежнему работала учителем рисования в нашей местной галерее, а также выполняла функции организатора арт-собраний. В Джерси, и в самом деле, было художественное собрание, что удивило меня до потери сознания. Я думал, что только Джерард был единственным в своем роде с неординарными увлечениями, но, видимо, таких, как он, было больше. Никто из них не был эксцентричным, как заверила меня Вивьен, когда заметила шок на моем лице от услышанного, но просто были люди, которые имели отношение к художественной сфере. На днях Вивьен нужно было провести какое-то арт-шоу или выставку, но она до сих пор не нашла поставщиков. Она искала новых художников, но реклама в газете не дала желаемой шумихи, как она рассчитывала. Поскольку это был поиск совершенно новых мастеров, это означало, что большинство из них были слишком застенчивы для того, чтобы показывать свои работы людям. И уже давно прохаванные в этой области мастера позволяли себе высказывать свое мнение, что, как правило, касалось новичков. Они забывали, что когда-то сами были такими же новенькими, и переживали те же чувства.
- Иногда они ведут себя, как круглые идиоты, - с отвращением заявила Вивьен.
Это был первый раз, когда я услышал от нее что-то с таким негативным оттенком, что немало удивляло. Вивьен уже покончила с завтраком, а крошки от ее порции оставались прилипшими к пятнам липкого сиропа на краях тарелки, и к зубчикам вилки. Джерард, тем временем, продолжал медленно есть. Он ел только одной рукой, потому что его вторая рука лежала под столом на моем бедре, поэтому его это замедляло. Джерард постоянно небрежно со мной флиртовал, и у него даже хватило смелости слизать сироп с моего лица, пока Вивьен или не заметила, или просто сделала вид, что не заметила. Это жутко смущало меня, но я начинал расслабляться. Эти люди были моими друзьями. В меня еле влезла вся та гора блинов, что положила мне Вивьен, так как я был сыт по горло другими вещами.
- Я имею в виду, - продолжала Вивьен, подняв свою чашку с кофе, удерживая ее настолько крепко, что на костяшках ее пальцев просвечивалась светлая кожа. - Нам нужны художники, чтобы расти как общество. Кому какая разница хорошие они или плохие? Им нужна критика. Критика, а не оскорбления, - она закатила глаза с отвращением, отпивая глоток кофе. - И действительно, некоторые таланты все-таки еще остались в обществе. Я побывала в начальной школе Кассандры и увидела часть рисунков четвероклассников. Да они лучше, чем половина того дерьма, которое производят напыщенные придурки. И маленькие дети не хотят никаких денег за свои работы. Они дарят свои картины взамен на объятие.
Джерард быстро взглянул на Вивьен, склонив голову и сузив глаза. Вивьен замотала головой, пытаясь свести все к несерьезной шутке.
- Конечно же, ты не один из этих напыщенных художников, Джерард, - настойчиво повторила она, что прозвучало резко и выглядело, как сарказм. Джерард окинул ее наигранно сердитым взглядом, и уперся вилкой в свой блинчик, отрезая от него кусочек и бросаясь им через стол в свою лучшую подругу. Она завизжала и поймала его на полпути к себе, отбросив на тарелку. В отместку, Вивьен лишь ехидно улыбнулась и показала язык.
- Как я говорила... - вновь начала Вивьен, отвлекаясь от, так называемого, напыщенного художника. - Там много талантов. И нераскрытые тоже есть. Чтобы сделать по-настоящему большие открытия, нужно заниматься не такими уж важными делами, затрачивая притом не заоблачные средства. Если у тебя есть что копать под скалой - ты будешь копать, - она довольно откинулась на стуле и заулыбалась. Последовала короткая пауза, за которую был слышен лишь звон столового серебра. Джерард, закончив уже есть, забрал мою тарелку и быстро мне подмигнул. Вивьен, казалось, была полностью отвлечена, и просто рассматривала кухню. Затем она снова вернулась к Джерарду и теме художеств.
- Джерард, ты помнишь свою первую выставку? - вдруг спросила Вивьен, улыбаясь во все лицо. Джерард опустил свою вилку с легким звяканьем на стол, прикрывая ладонью глаза и смущенно качая головой.
- Хочу забыть.
- Это очень плохо, - оживилась Вивьен, склоняя спинку стула, как положено. - Я помню. Может, расскажешь Фрэнку сам, чтобы я не запятнала твоего имени.
Она подмигнула, а Джерард поддался.
- Это было ужасно. Я не разбирался в эпохах, да еще и опоздал, - выдохнул он, пытаясь рассказать суть. Джерард продолжал рассказывать, несмотря на неловкость, ведь тогда никто не мог произнести его фамилию правильно. Одну картину почти сломали, а его брат (что был единственным из их семьи, кто вообще явился на выставку) заработал сыпь от еды или от краски, и уехал домой, но самое худшее заключалось в том, что Джерарда обвинили в копировании чужого творчества.
- И я ничего не продал, - закончив свой рассказ, Джерард покачал головой и оглянулся на комнату с легким горьковато-сладким выражением лица. - Мало что изменилось.
Мы все обменялись небольшими смешками, а мой ум начал создавать яркие образы более молодого и неловкого Джерарда, одетого в костюм, который не вписывался, которого бросили в помещении среди посторонних людей и приказали поразить их. Он всегда был таким собранным, так что в этом не было смысла. Возможно, это послужило ему уроком, который он преподал себе сам. Если бы и я мог владеть такими навыками самообучения, как Джерард.
- Но это были хорошие картины, - добавила Вивьен, поднося чашку с кофе к персиковым губам. Она запнулась на секунду и продолжила, - в этом тоже мало что изменилось.
- Тихо! - скромно и сдержанно настоял Джерард, слегка ударяя Вивьен по руке, чтобы та прекратила. Она лишь рассмеялась на его жест и сделала глоток, а Джерард резко повернулся ко мне. Он уткнулся носом в мои волосы вблизи уха, посылая дрожь по моему позвоночнику. Я никогда и никак не отвечал на его жесты такого характера, попросту не зная, что я действительно мог сделать. Но на этот раз все было иначе, и я почувствовал, как мои глаза стали закрываться, пока мое тело тянулось ближе к нему, прежде чем он отстранился. Затем я повернулся и взглянул на него, отмечая огонь, что тлел в его зеленых глазах.
– У меня есть идея, Вив, - сказал Джерард, глядя на меня; пламя по-прежнему бушевало в его глазах, но разговаривал он сейчас не со мной. Я услышал, как Вивьен откинулась на спинку стула, и с ее губ слетело "о-о нет". Я, непонимающе изогнув бровь, стал рассматривать Джерарда, желая узнать его идею, но, все же, опасаясь того, что он придумал. Если Вивьен, его лучшая подруга в течение многих лет, неодобрительно выдохнула, то это определенно было что-то аномальное. Она знала его лучше, чем я когда-либо вообще буду его знать за всю свою жизнь. Все, что мне пришлось наблюдать за сегодня, это лишь его идиотское поведение. Все уже не могло стать еще хуже... Или могло?
Могло.
- Фрэнк может принять участие в вашей выставке, - завершил Джерард, и его улыбка достигала, наверное, кончиков ушей. Я застыл с открытым ртом, пока мое сердце металось в груди, а голова наматывала мили в минуту. Ни в коем случае. Ведь он даже не предлагал. Мое дыхание участилось, особенно, когда Джерард перевел взгляд на своего подельника, и они начали вместе планировать мою смерть.
- О-о, да! - завизжала Вивьен, заламывая свои руки, - я помню, ты рассказывал про ваши уроки живописи. Ну, и каковы его успехи?
- Прекрасные, - сказал Джерард с хитрой улыбкой на лице. Я оцепенел, сидя рядом с ним, и не двигался. Джерард по-прежнему держал свою ладонь на моем бедре, но мне казалось, что меня не было с ними в комнате. Они, безусловно, разговаривали обо мне. - Я покажу тебе его работы.
Неожиданно тепло его руки исчезло, собственно, как и он сам вместе с рыжей соблазнительницей, что уже направились в остальную часть квартиры. Джерард показал уголок, в котором размещалось весьма небольшое количество моих полотен. Большинство из моих «портфолио», как выражался о них Джерард, были упражнениями, которые мы выполняли неделю или две назад, до того, как оказались в близких отношениях. В картинах не было ничего особенного, большинство из них я толковал ужасно неправильно, но Джерард настаивал на том, чтобы сохранить их. Я согласился лишь из-за толики надежды, что они действительно могли хоть в чем-то быть хорошими. Я не мог их уничтожить, даже если и не любил. Ну, и отчасти я согласился на это, чтобы сделать Джерарда счастливым, но я ни разу не говорил ему, что мне хотелось бы показать свои работы посторонним людям в галерее, что еще и будут их судить! Вивьен уже обозвала тех людей придурками, а Джерард поведал мне об ужасах своей первой выставки. Это не внушало оптимизма. Я был против. Но это, казалось бы, не играло никакой роли, когда Джерард начал доставать картины одну за другой, показывая Вивьен каждую. Улыбка играла на ее лице и в аквамариновых глазах, когда она смотрела на мое неправильное использование цвета и ужасные мазки кистью. Но все это не вытащило из нее ни единого плохого слова. Даже мой самый первый потрет человека, который был больше похож на пожарный кран, заставил ее улыбнуться и отметить что-то о влиянии Пикассо на Джерарда. Я подошел к ним, хоть и совершал несколько мазохистские действия, искренне желая узнать, о чем они разговаривают. Они стояли ко мне спиной, задевая друг друга плечами и иногда лицами, смеялись и улыбались, разговаривая о моем искусстве, как будто меня и не было в этой чертовой комнате. Я понемногу закипал, но мне не хватало смелости повысить на них голос. В конце концов, они говорили приятные вещи. Я не мог кричать там, где меня хвалят, даже если я и чувствовал себя оскорбленным.
- Безусловно, я могу выставить это у себя в галерее, - заявила Вивьен, когда я проходил мимо них двоих, как напоминание, что я не невидимка. Ее голос был ясным, и даже когда она держала в руках одну их моих картин с нарисованной природой, Вивьен улыбнулась мне. Я слабо улыбнулся ей в ответ, зная, что данная картина была действительно неплохой. Нарисовать природу было легче всего, поэтому это была моя самая лучшая картина. Но ее не назовешь офигенной. Я отвернулся и продолжил слоняться дальше, слушая их болтовню на заднем плане.
Я заметил случайное порхание крыльев возле окна и направился в ту сторону. Голубка сидела на грязно-желтых подушках скамейки и чистила свои перья. Она выглядела настолько красивой, склонив свою голову и выгнув шейку, пытаясь спрятаться в своих крылышках на спине. Когда она слаживала крылья, то ворковала, а ее головка и жесты выглядели очень элегантно. Перья голубки были широкими и изящными, а белые пятна, что сильнее были видны на ее коже, контрастировали с общей серо-коричневой заливкой ее тела. Когда она снова спрятала эти пятна, то ее нетронутый цвет выглядел так, словно она решила потерять свой коричневый оттенок и полностью перевоплотиться в мифическое существо, которое все любили. На мгновенье она замерла, глядя в окно, все еще расправляя крылья, как будто хотела показать себя с другой стороны и доказать, что она вправе может считаться красавицей, которую мы все видели перед собой. То, что она и есть сама красота.
Я замотал головой, отгоняя прочь мысли о том, что я действительно стал слишком много времени проводить с Джерардом. Он заставлял меня анализировать самые обыденные вещи, например, как птица чистит свои перья. Я выдохнул едва слышным вздохом и осторожно присел на кушетку, стараясь не спугнуть голубя. Она немножко встрепенулась, что означало ее заметный шок, но потом поняла, что ее преследователь обладал знакомым лицом и руками, и заворковала. Покачивая головкой, птичка залопотала когтистыми лапками ко мне на колени.
- Она такая великолепная, - я услышал поток слов Вивьен уже намного ближе, чем она была до этого. Я отнял глаза от ласкового существа, и увидел что они подошли ближе, стоя в нескольких футах от меня с гордостью и улыбками на лицах. - Так, какое у нее имя на этой неделе?
- Хм... - произнес я, изо всех сил стараясь вспомнить последнего известного художника, чьим именем нарек ее Джерард. Теперь я заботился о голубке, начиная с прошлой недели, когда Джерард рисовал, а мне хотелось что-то сделать, но я никогда не называл ее по имени. Ее имя не закреплялось за ней, поскольку Джерард менял его очень часто.
- Фрэнк, - быстро ответил Джерард, потрясая этим Вивьен.
- Да? - она перевела изумленный взгляд на Джерарда.
- Да. Как и на прошлой неделе. И за неделю до этого ее имя было таким самым, - Джерард поднял взгляд от созерцания картины, что держал в руках, безобидно мне улыбаясь. Воспоминания вернулись ко мне, словно теплые чувства, что бушевали внутри. Я был художником, и поэтому я мог быть голубем. Просто меня очень удивляло - я понятия не имел, почему Джерард так долго не переименовывал ее. Видимо, Вивьен это тоже удивляло.
- Я никогда не удостаивалась чести быть голубем, - скрестив руки на груди, она деланно надулась, словно ребенок.
- Ты не художник, - оспорил ее права Джерард. Его глаза блуждали туда-сюда, затем снова на меня, а его голос отдавал теплом, - а Фрэнк - да.
Я почувствовал, как мои щеки начали краснеть, а теплые ощущения в животе - пронизывать насквозь.
- Это правда, - согласилась Вивьен. Она откинула темные кудри за плечи, уперев руки в боки. Она выглядела более дерзкой, чем обычно, когда произнесла следующее. - Но я - произведение искусства.
- Или просто деталь работы, - Джерард усмехнулся, заставив ее игриво нахмуриться.
Мы посмеялись еще немного, хотя я больше смеялся с них, чем с ними. Иногда они были такими смешными. И, на этот раз, я уже не ревновал, когда они вели себя словно семейная пара. У меня не было даже причин для ревности; я был в постели Джерарда каждую ночь и имел влияние. Не она. И тут не требовалось никаких доказательств или вспомогательных знаний, чтобы быть правдой.
- Я горжусь тобой, Фрэнк, - заявила Вивьен после нашего недолгого молчания.
Меня это настигло врасплох, я не мог вымолвить ни слова из-за своего замешательства.
- Почему?
- Любой, кто может заставить Джерарда не менять своих привычек неделями, действительно является кем-то особенным, - искренне, и с серьезным видом, заявила Вивьен.
Я почувствовал, как кровь достигает моих щек. И в этот раз это уже было не смущение - это была гордость. Мои личные выводы с прошлой ночи - о том, что я один из лучших из тех, с кем Джерард имел отношения, - были правдой или, по крайней мере, на этот момент. Я был уверен, что голубь, в некотором роде, был чем-то важным. Просто пока я не мог этого осознать.
Я потянулся взглядом к Джерарду, пока красный цвет по-прежнему заигрывал с моими щеками. Он опустил глаза, глядя на картину, что была в его руках. Хоть его волосы и спадали на лицо, мне все же удалось рассмотреть его выразительное хладнокровие.
- Я знаю, - сказал Джерард вслух. Его голос был теплым и роскошным, как масло, которым мы перемазывали блины несколько минут назад. В его дыхании присутствовала молчаливая пауза, и, слегка скосив голову набок, он задумался, что бы еще добавить... - Он еще играет на гитаре.
Я сокрушительно сцепил веки, и моя гордость, как и мое счастье, исчезли, снова сменяясь нервной энергией в жилах. Мне еще раз были слышны визги Вивьен; она уже бросила рассматривать мое искусство, которое Джерард держал в руках.
- Позволь мне тебя послушать! - настояла Вивьен, подходя ближе. Она стояла передо мной, и ее глаза были настолько яркими и наполненными решимости, когда она взмахнула рукой и подпрыгнула на месте. Да и вообще ее волнение читалось налицо.
- Эм... - я затих, чувствуя себя крайне неуютно.
Как же я все это ненавидел. Я чувствовал себя так, будто выставлялся на показ, как на индивидуальном шоу талантов. Только у меня не было таланта. По крайней мере, я так считал. Джерард всегда настаивал на них, даже когда я приказывал ему остановиться, но я научился с этим жить, когда мы оставались с ним наедине. Я показывал ему свои новые навыки или доработки, но Вивьен была новым зрителем. Кем-то, кого я должен бояться и быть начеку. Она была дружелюбной и привлекательной, но сейчас она выглядела страшно из-за своего волнения. Что, если я подведу ее? Она бы никогда этого не показала, но мне бы не хотелось быть похожим на идиота. И она хотела презентовать некоторые из моих картин на своей выставке. Мне не хотелось выступать даже при двух зрителях. Я прятался в этой квартире и этих отношениях не просто так. Я не хотел, чтобы внешний мир видел меня, потому что, мало того, что они не поймут ни Джерарда, ни наши с ним отношения, так они не поймут и меня. Черт возьми, половину времени я сам себя не понимал. И мне не хотелось разрешать кому-то понимать меня до того, как я пойму себя сам. Я чувствовал, будто вокруг меня падали и рушились вещи, а они ведь прошлой ночью только начали жить.
Я окинул Джерарда взглядом, но он лишь пожал плечами. Если он собирался вылепить из меня трофей, то я полагал, что, по крайней мере, он обладал более практичными советами по поводу всего, по сравнению с другими людьми.
- Не сейчас, - упрямо заявил я. Я не стал извиняться потому, что я не чувствовал вины. Мы и так провели вместе день. Я чувствовал, как клевали мои штаны (на самом деле штаны Джерарда), а свободная власть когтей стала приближаться к моим рукам. Единственное, что я понял - то, что я могу рассчитывать лишь на себя и на голубя, с которым мы теперь были одним существом. Я знал, что мне никогда не стать таким же красивым и элегантным. И я понимал, что у меня никогда не получится выступать.
- Ладно, - выдохнула Вивьен, останавливая свои судорожные движения, но в ее голосе до сих пор проскальзывали нотки рубильной машинки. Она смотрела на меня и на то, как я гладил птицу, пока вставал со своего места, чтобы отнести голубку на место, что сейчас уже не являлось закрытой клеткой. Я нес голубя в руке; другой я придерживал ее за перьевую оболочку, убедившись, что она не улетала от меня.
- Может быть, мне тоже нужно подарить тебе птицу, - спокойно заявила Вивьен. - Рассказать о свободе.
Я посмотрел на нее, все еще удерживая зверька в руках, и чье сердце забилось быстрее. Это говорило о том, что сердца мелких животных стучат в десять раз быстрее, чем человеческие, потому что они проживают короткую жизнь. Если это было правдой, то я бы, наверное, умер бы прямо рядом с этим голубем, потому что мое сердце забилось быстрее, как и сегодня утром. Наконец, Вивьен удалось сказать мне что-то, дабы я успокоился. Она продлила мою жизнь на несколько лишних ударов, некоторые из которых, безусловно, понадобились бы мне в будущем.
Мне понравилась идея с собственным голубем. Меня веселило то, что нужно было ухаживать за голубкой Джерарда, и я привыкал к чистке ее клетки. Несколько раз я пачкал свои волосы в птичье дерьмо, но это того стоило, чтобы услышать ее воркование, когда подсыпаешь ей корма или ставишь лайнер. А затем я всегда шел в душ вместе в Джерардом. Это была беспроигрышная ситуация.
- Я уже преподал ему этот урок, Вив, - с гордостью похвастался Джерард.
- Хорошо, - заявила она, сначала глядя на Джерарда, затем снова на меня. Она наклонилась ко мне и погладила птичку. Губы Вив застенчиво улыбнулись, а ее глаза, словно вода, рассматривали голубя. - Но все-таки я думаю, что скоро у него должен появиться свой собственный голубь. На случай, если у него будет нехватка времени для твоей птицы. Свобода - это жесткий урок. Иногда требуются воспоминания.
- Расскажи мне об этом, - усмехнулся Джерард, зачесывая ладонью свои волосы наверх, обнажая лицо.
Я дернулся от интереса.
- А когда ты усвоил урок свободы? - откровенно спросил я у Джерарда.
Точно также, когда Вивьен назвала его дядей - только тогда я узнал подробности его первой выставки, а до этого у меня не было возможности увидеть обратную сторону его жизни. Джерард всегда был таким... таким вместе взятым. Он был добрым и интеллигентным. И, скорее всего, он был свободным. Джерард обучал меня свободе уже давным-давно. У нас была свобода исключительно в нашей жизни. Свобода выбирать то, чего мы хотим, и также было и с Джерардом. Он хотел быть художником и шел за этим до конца. Невзирая на трудности, Джерард рисовал и создавал по-прежнему блестящие работы. Он сделал этот выбор, и у него была свобода. Но я не мог увидеть его другим. Я не мог представить Джерарда без всех этих черт характера. Они уже укоренились в нем, в том человеке, что стоял прямо передо мной. Но каким Джерард был раньше? На кого он был похож в моем возрасте? Разве эти вещи не остаются с нами на всю жизнь?
- Мы все должны узнать о свободе, Фрэнк, - выдохнул Джерард, слегка подпрыгивая на месте. Я видел усталость в его глазах, когда он оглядывал эту комнату, ведра с краской, воспоминания, которыми были изрисованы стены, голубя и двух самых важных людей своей жизни, начиная задумываться над всем этим. - Но мне нужно было продолжать обучаться свободе. Кажется, я забыл о ней после смерти Рэймонда. Я был счастливым, но был закрытым. Привязанным. Я держал эти кандалы, которые, думал, потерял много лет назад. Я снова начал задумываться о вещах, что упустил или еще не успел сделать. Париж. Известность. Любовь. Я хранил их, и эти незаполненные вещи были со мной рядом, похороненными глубоко внутри. Но им там не место. Мне нужно было их освободить. Им необходимо летать.
Джерард замер на месте и вздрогнул, посматривая на Вивьен. Ее лицо отображало чистую меланхолию, но она по-прежнему улыбалась, доказывая мне, что был свет в конце тоннеля.
- Вот тогда и появился голубь, - сказала Вивьен едва громче шепота. Она гладила птицу, позволяя Джерарду продолжать рассказывать дальше.
- Мне нужна была птица, чтобы она показала мне, что и я способен летать, - его голос ни нес в себе никакой эмоциональной нагрузки, как и его предыдущие высказывания. - Она должна была показать возможность взлететь, даже такому старику как я. Я мог стать свободным от всего. От своего искусства. От своей жизни, своих мечтаний. И, что более важно, от самого себя.
Когда Джерард запнулся в этот раз, он переместил свой взор из центра комнаты прямо на меня. Скрестив руки с унылым стуком, он был готов рассказывать дальше. - Это была цепь событий и людей, что сделали меня свободным. Ты не сможешь сам стать свободным, как бы нелепо это не звучало. Вся идея автономии - лишь одна часть. Нужен кто-то, чтобы научил, как выжить в одиночестве, как стать независимым, и обучить всему остальному, что нужно знать. Тебе нужен кто-то рядом, чтобы обучить этому, потому что без этого человека никогда ничего не выйдет. Ты будешь потерянным.
Мое сердце трепетало. Ведь это была как раз наша с ним ситуация.
- Ну и как же ты стал свободным? - я исследовал ту часть его жизни, которой непосредственно сам никогда не касался. Джерард быстро взглянул на меня, потому что это прижало его за горло, но он встретил меня заботливым взглядом. Я был частью этого разговора, насколько он меня заинтересовал.
- Ах, это самая сложная часть. Именно ее мне не хватало. Или все еще не хватает... - он замолчал, но не стал зацикливаться на этом и снова вернулся к своей речи. - Как только ты понимаешь, что закончил учиться, ты обрываешь все связи. Ты уходишь в глубину леса и больше никогда не возвращаешься. Ну, по крайней мере, не так скоро. Делаешь что-то экстремальное, чтобы доказать свою свободу. И если ты этого не сделаешь, то кто-то должен будет сделать это за тебя. Но, так или иначе, ты уже станешь свободным.
Я кивнул, замечая корреляции с его жизнью. Джерард закрылся в своих апартаментах после того, как понял, что ему удалось. Он сделал нечто экстремальное и больше никогда отсюда не выходил. Только за самым необходимым. Джерард оказался в ловушке самого себя и искусства, со своей птицей, что, в свою очередь, сделала его свободным.
- И поэтому ты оставил голубя? - мой вопрос больше был похож на утверждение. Я взглянул на голубку, что сидела на моих коленях, и осторожно ее погладил. Я улыбнулся, задумываясь о красоте маленькой птички, содержащей в себе такую мощь.
- Да. И я отпустил свои прошлые мечты и надежды, - кивнув Джерард, опуская руки вниз и безвольно болтая ими. - Только тогда я смог жить.
Следующие несколько мгновений были пронизаны лишь воркованием птицы, что спасла жизнь человека, стоящего перед нами. Мы все были взвинченными, услышав снова эти слова и оценивая их важность. Я уже думал, что оглох, потому как стало очень тихо, а белый шум от гудения светильника и гам машин вышли за пределы досягаемости моего слуха и не могли нанести мне вред. Тишина омолаживала от бездумного трепа, что звучал ранее. Джерард выпустил интеллект и свои теории в воздух, и мы, как губки, впитали их в себя, в отличие от интермедии разговора, где все было так легко и воздушно, что просто скачивалось с наших спин. Перед этим серьезным разговором ничего важного не случилось; просто блинчики и макеты боевых действий. Но теперь мы обсуждали уже серьезные вопросы о жизни и спасении от ущемления. Я посадил голубя на ее место, и она когтистыми лапками принялась чистить свои перья. Она сидела высоко, как королева из всех королев.
- Дай мне свои руки, - вдруг сказала Вивьен, нарушая прохладное дуновение тихого шелеста.
- Что? - я сморщил лицо. Она не ответила мне, а просто подошла вперед, удерживая свои руки ладонями кверху, ожидая выполнения своей просьбы.
- Дай мне свои руки, - повторила она, вскинув брови. Вивьен кивнула мне еще раз и протянула ко мне руки, подойдя ближе, прежде чем я, наконец-то, выпутался из своего состояния и положил свои ладони на ее. Она ухватилась за них, быстро что-то проверяя. Ее лицо парило над моей слегка загорелой кожей рук, пальцами Вивьен обводила мои собственные линии, анализируя сломанные ногти и крошечные порезы. Глаза выдавали ее интенсивную концентрацию, а ее язык торчал в уголочке рта. Вивьен очень усердно над чем-то думала, но ничего не делала. Пару раз у меня возникало желание просто забрать свои ладони обратно, ведь я волновался, оценивая ее внешний вид, но я пока держался в ее досягаемости. Любопытство закипало во мне, хоть я пытался смотреть в ответ на Джерарда, но он лишь поднял руки вверх, давая мне понять, что он не при делах. Сейчас полностью ситуацию контролировала Вивьен.
- Руки рассказывают историю человека, - заявила она, создавая некоторые представления в моей голове. Она была словно открытая книга, но на этот раз она захлопнула страницы прямо перед моим носом. Вивьен, все еще, изучала мою левую руку - гладкую кожу, не отрываясь ни на миг.
- Это типа хиромантии, да?
- Не совсем... - сказала Вив, вывернув мою руку и изучая теперь ладонь. Ее лицо исказилось, и она покачала головой, быстро переворачивая мою руку обратно, и проверяя пальцы еще раз. Я оказался под таким пристальным вниманием, что ощущал риск услышать нужную ей информацию в любой момент.
- Она не предсказывает будущего, - встрял Джерард, и его голос заставил меня посмотреть на него, игнорируя объективизацию моих рук.
- Тогда, что она делает? - нетерпеливо спросил я.
- Вивьен находит то, что мы не в состоянии увидеть сами, - Джерард поджал губы и кивнул, заключая свою мысль, которая не дала мне абсолютно ничего, не внесла никакой ясности или смысла. Но прежде, чем я успел возразить, Вивьен, наконец-то, нашла то, что искала.
- Твои руки рассказали мне, что ты пока еще не нашел свою страсть, - заявила она, отдавая мне мои ладони и озвучив свой вердикт. Вивьен снова стала передо мной, а ее лицо возвращалось в свое нормальное выражение, и появлялся бодрый взгляд.
- Что? - я опять был растерянным и взволнованным. Я чувствовал, что снова канул в прошлое - в первый день встречи с Вивьен, когда она сидела голышом на диване. Только после осмотра моих рук, я почувствовал себя более обнаженным, чем раздетая модель. Я все еще оставался наивным подростком, и таким откровенно тупым и глупым, чтобы вникнуть во все их маленькие шутки и теории.
- Твои руки, - начала она, хватаясь снова за мои ладони. Я склонился под ее движением, меня это пугало и возмущало. Но мне нужны были ответы, так что я разрешил ей снова исследовать себя.
- Твои руки избиты не в тех областях, - снова начала Вивьен, проводя пальцами по моей ладони вдоль моего указательного пальца к впадинке, которая соединялась с большим пальцем. - Прямо вот здесь избито, в то время, как в других местах, - она сделала паузу, когда провела между указательным и средним пальцами, а затем по нижней части четырех основных линий, - не избито. Это те места, которые используют гитаристы и художники. И все же, несмотря на то, сколько раз ты играл на своем музыкальном инструменте, или взять во внимание твое умение рисовать, они не изношены. Твое тело не хочет избивать их. Может быть, тебе и нравится заниматься этими вещами, но твое тело знает, что тебе чего-то не хватает. Все, что подходит сюда, между этой избитой областью рук, - подчеркнула она свои слова, запустив свой длинный указательный палец вдоль впадинки на моей ладони, - это и будет твоей страстью.
Отдавая мне мою руку, Вивьен отступила назад и приятно улыбнулась. Наверное, она подумала, что помогла мне, но я еще никогда не был настолько сбитым с толку.
- То есть я занимаюсь не тем, чем должен? - я попросил разъяснений. Я понял бы, если не должен был рисовать. Я начал рисовать, лишь бы стать ближе к Джерарду, и в надежде на то, что он станет мне больше доверять. Так что, по крайней мере, я развивался в этом направлении для него и стал совершенствоваться по сравнению с тем уровнем, когда только начинал. Но гитара? Я играл с детства. Конечно, мой отец направил меня на это, но все же. Мне это нравилось. Я играл. И когда я сыграл для Джерарда, то он назвал меня художником. Так кто такая, черт возьми, Вивьен, чтобы указывать мне, что я занимаюсь не тем, чем должен? После всех моих усилий и тяжелых стараний - все это, оказалось, было насмарку.
- Фрэнк, успокойся, - сказала Вивьен, подходя ближе и положив руку мне на плечо. - Ты найдешь это. Просто продолжай заниматься тем, чем любишь, и оно приведет тебя к этому.
Боже, мои мысли стали настолько грубыми, когда ее рука сползла по моему плечу вниз. Ее слова звучали, как паршивая школьная речь.
- Ты также изучала и руки Джерарда? - вдруг спросил я, не скрывая горькой претензии в голосе. Может быть, она предсказала Джерарду что-то плохое, как хорошее. Если это правда, то я так и знал, что она полна дерьма.
- Да, много лет назад, - заявила Вивьен, убрав, наконец, свою руку с моего плеча. Она махнула ее в воздухе, изображая то, что с тех пор прошли десятки лет. - У него руки художника, и я уверена, что оно по-прежнему так и есть. Его руки избиты между средним и указательным пальцами, а подушечка большого пальца также истерта, где он держится за кисть. Когда я читала по его рукам, это было еще до того, как он начал всерьез заниматься рисованием – тогда Джерард просто делал наброски, не более. Но после того, как он понял, что в его руках должна быть кисточка - Джерард выложился на все сто.
Она посмотрела на Джерарда, что просто улыбнулся и скромно кивнул, а его челка упала ему на глаза.
Я начинал замечать, что всякий раз, когда Джерарда хвалили другие люди, он, как правило, стряхивал свою челку, особенно, если эта похвала была от Вивьен или от людей, которые ему не безразличны. Словом, если Джерард сам говорил о своей собственной работе, то становился высокомерным и колючим. Сначала я думал, что это из-за его высокой самооценки, но замечая, как он ведет себя с Вивьен, я изменил свое мнение. Он хвалил себя, чтобы привлечь внимание людей, и вследствие чего, Джерард получал признание - но только от незнакомцев и чужих. Для них он был совершенно другим человеком. Он не хотел пускать людей под свою кожу, и я вскоре понял почему - ему не нравилась эта кожа. Когда же людям удавалось приблизиться к Джерарду, и он позволял им быть рядом, он терпеть не мог выслушать их комплименты. Джерард отбрасывал их, будто какие-то пустые слова. Он не хотел верить людям, которых любил, потому что уважал их мнение. Все остальные могли думать, что он был гребаным фантастическим живописцем, и они могли любить его, потому что не знают. В некоторых моментах, это было похоже на оскорбление. Если я или Вивьен минуту расхваливали Джерарда, он отвергал все наши слова, а иногда еще и ругал себя за отсутствие негатива. Джерард терпеть не мог, когда другие (кто не знал его настоящего) называли его толстым, уродливым или глупым, но он не испытывал никаких проблем, когда называл себя так сам. Или когда мы называли его так. Это был его личный способ причинить себе боль, прежде чем кто-либо другой получил этот шанс. Джерард сопротивлялся таким словам и пользовался ими, когда чем-то не устраивал окружающих. За все свои 47 лет у него было множество людей, которым он не нравился. И в какой-то момент Джерард вынужден был найти стратегию преодоления негатива; ненависть к самому себе была только одной из многих.
Именно тогда, я ощутил, как замедлялось мое сердцебиение.
- Я уверена, что если бы сегодня мне пришлось снова изучать его руки, то они бы не сильно изменились с прошлого раза, - добавила Вивьен, с удовольствием отвлекая меня от неприятных мыслей.
- В самом деле? И что бы они рассказали тебе? - я спросил, уже немного отвлекаясь.
- То, что они принадлежат тебе, - серьезно заявила Вивьен, проникая в меня своим взглядом. Я почувствовал, как напряглось мое тело, а челюсть была где-то в области пола. Мой язык снова начал набухать из-за аллергии на ее слова, которыми она накормила меня только что. Вивьен не сказала ничего такого, что направляло бы на долгие размышления, и я молился, чтобы она или забыла об этом, или попросту не обратила должного внимания на то, как мы с Джерардом были близки. Очень близки.
Видимо, не судьба.
- Фрэнк, - сказала Вивьен спокойным, как колыбельная песня, голосом. - Да ладно, я все знаю.
Я опустил глаза, пытаясь мысленно заползти в трещинки половиц, но поскольку она продолжила дальше, я оторвался от созерцания пола и встретился с ее глазами. Они были как успокоительное, как и ее голос, а цвет радужки ее глаз напоминал мне ясное дневное небо. Я все еще был в шоке от этих слов, но что-то в ее голосе и взгляде заставляло думать, что все хорошо.
- Я знаю, - повторила Вивьен, когда никто из нас троих так и не сказал ни слова, и молчание затянулось. - Я все знаю, и это нормально. Я никому не расскажу.
Я будто застыл во времени и уже было подумал, что, может быть, я сплю. Вивьен никак не могла говорить о том, о чем подумал я, и выглядеть при этом спокойной. Любой нормальный человек распсиховался бы на ее месте и вызвал бы полицейских, а службы помощи детям забрали бы меня отсюда. Невозможно, что бы она сейчас думала о наших с Джерардом отношениях. И я не собирался ничего говорить, чтобы прояснять ситуацию. Это могло оказаться очередной ловушкой.
- Я рада за вас, ребята, - окончательно заявила Вивьен, полностью удаляя мои сомнения. Она улыбнулась еще шире, обнажая белоснежные зубы, и переглянулась с Джерардом, который стоял на заднем плане и небрежно держал руки в карманах. Он не посмотрел мне в глаза, когда я взглянул на него. Джерард продолжал пристально изучать Вивьен. Эта сцена не несла никакого смысла. И мне казалось, что я схожу с ума.
- Что? - хрипло спросил я, - как ты можешь радоваться за нас?
Вивьен прищурено посмотрела на меня.
- Как я могу не радоваться за вас? Начинающий художник встречается с моим лучшим другом. Та я счастливее не могу и быть, - она сделала небольшую паузу и продолжила, немного стебаясь, - я все поняла еще в тот момент, как только увидела вас двоих вместе. Как ты смотрел на Джерарда и как он смотрел на тебя. Не знаю... Было что-то в ваших глазах. Образы, что вы таили в себе. Даже если бы Джерард стал все отрицать, когда я приходила в субботу, я все равно понимала, что каждый из вас - особенный, и что еще лучше - то, что вы теперь вместе.
Вивьен покосилась на своего друга, и Джерард лишь покачал головой, но улыбнулся ей в спину, подтверждая ее слова. Она молча кивнула, и снова вернулась ко мне.
- Я очень рада за вас, парни, - Вивьен разъяснилась еще раз, на случай, если я забыл. Она еще раз воздушно улыбнулась и казалась настолько невинной, какой только могла быть. Я плохо себя чувствовал, портя всю ситуацию, но я должен был сделать это для собственного же здравомыслия.
- А тебе не кажется, что ситуация немного странная? - спросил я, наклоняя голову вбок.
- Почему? - спросила Вивьен, и опять же - невинность в чистом виде. Она нахмурила лицо, но не вертелась к Джерарду. Ему удалось слиться со стеной, и это была трудная задача для такого яркого художника. В итоге, лицо Вивьен, казалось, просветлело, когда что-то щелкнуло в ее голове. - Потому что это гей отношения, да?
Я вздохнул.
- Не совсем...
Она перебила меня прежде, чем я успел продолжил, хотя я точно не знал, что собирался сказать.
- Я и раньше сталкивалась с геями, и мне это абсолютно не мешает. Я люблю Джерарда, и если Джерард любит член, то так тому и быть. Это не уменьшает в нем человека. И я даже не против находиться рядом с Джерардом и его партнером в одной комнате.
Вивьен улыбнулась и коснулась моего плеча. Если бы не мое смущение или раздражение, я, вполне возможно, посмеялся над ее употреблением слова "партнер". Выглядело так по-матерински. Она не хотела затрагивать слишком откровенные темы и говорить "любовники", как выражался Джерард, но опять же, Вивьен не хотела, чтобы ее слова прозвучали совсем по-детски, как например "твой парень". Мне снова начинала нравиться Вивьен, несмотря на свое желание ударить ее об пол.
- Нет, - промычал я сквозь стиснутые зубы. - Я имею в виду разницу в возрасте. Тебе не кажется немного странным то, что мы вместе с такой разницей в возрасте?
Когда я сказал то, что сказал, мне не понравилось, как прозвучали мои слова. Это был мой внутренний вопрос, на который я пытался ответить еще с тех самых пор, как только все началось, но я всегда придерживался другой стороны. Я всегда думал, что это прекрасно, но я готовился к тупым общественным упрекам. Меня почти затошнило после собственных слов, и, особенно, когда я заметил усталый взгляд Джерарда, что стоял на расстоянии от меня. Я сказал это так, будто мне и не хотелось наших отношений, но все было совсем наоборот. Я просто... запутался. Просто заебался.
- То, что у вас есть разница в возрасте? - переспросила Вивьен, а я почувствовал, как что-то внутри меня скрутилось и сжалось. Я подводил и себя, и Джерарда ни за что. А эту женщину это явно не смущало. Но затем Вивьен добавила несколько слов, восстанавливая мою веру во все.
- У душ нет возраста.
|
