Chapter Twenty-One
Mother to Mom (Из матери в мамы)
Part II.
Song: Bowl of Oranges - Bright Eyes
На часах еще не было и десяти вечера, но весь свет в моем доме уже был погашен, что являлось не очень хорошим знаком. Я ошивался возле большой и светлой входной двери, как мотыльки на нашей веранде. В охристом свете они волнами витали вокруг меня, задевая крыльями, и гудели в ушах. А я все думал, что же, черт возьми, мне делать. Я знал, что Сэм с Трэвисом что-то натворили. Что-то очень плохое, и я ненавидел их за это. Они пришли в мой дом и разговаривали с моими родителями. По крайней мере, с одним из них точно, и я даже думать не хочу, что произошло здесь еще. Если они говорили с моим отцом, то я уверен, что буду уже мертв, как только переступлю порог дома. Мама рассказала мне, что ему не понравилось, что в прошлый раз я опоздал и пришел позднее положенного. На следующее утро он сидел с угрюмым видом и бросал на меня недовольные взгляды со своей стороны стола, но притом не говорил ни слова и вообще никак не выражал свою злобу в поступках. Я понял, что моя мать объяснила ему, каким я был счастливым или что-то в таком роде, и ей удалось убедить отца оставить меня безнаказанным. С тех пор я уже точно знал, что должен приходить домой вовремя. Последний раз я опоздал на пять минут, но об этом даже беспокоиться не стоило.
Так было.
Что если мои родители узнают, что я не провожу время с теми людьми, о которых рассказал им? Я не мог поверить, что Сэм и Трэвис так жестко подставили меня. Они бы никогда не пришли ко мне в гости просто так. Практически никогда, если только я специально не звал кого-нибудь к себе или мы не устраивали что-то типа вечеринки. Но особенно они бы не пришли ко мне в последние несколько недель. Зачем, черт возьми, им делать это сейчас? Я знал, что все дело было в зависти. Сэм ничего не мог поделать с тем, что я нашел кого-то другого, даже если он не знал этого человека. Сэм понимал, что у меня появился новый друг, и если этим человеком не был он, тогда этого человека нужно было уничтожить.
- Я разрушил его, чтобы мы могли построить новый вместе, - сказал мне Сэм в день, когда мы впервые встретились, разбивая мой песочный замок. Он собирался разрушить это также как замок, ведь только так он мог бы вернуть меня обратно. Похоже, что его не волновали мои чувства, и то, как мне было обидно быть отброшенным в сторону кучу раз. А его контроль над моей жизнью... На мгновенье я почувствовал маленький и бесполезный кусочек внутри себя, а Сэм захотел отнять его. Он должен был внести в меня частичку себя.
Я начал понимать, какой же все-таки ущербной была наша дружба...
Хоть у нас и было много хороших моментов вместе, Сэм почти всегда поступал под влиянием своего настроения. Когда ему было пятнадцать или около того, ему поставили диагноз "биополярное расстройство"*, но он ничего в итоге с ним не сделал. Он просто сходил к консультанту, когда в его школьном шкафчике нашли марихуану. Когда его мама услышала диагноз, то сразу плюнула на все это, решив, что все это чушь полнейшая. Поэтому Сэм остался без лечения, и всю свою негативную энергию он выливал на меня. Когда мы были детьми, то часто дрались. Бывало, что по несколько раз за неделю. Нам нужно было вымесить свое насилие друг на друге, мы стали ужасно враждебными, и иногда специально устраивали драки после ланча. В конце концов, наш гнев успокоился, но после этого я уже не мог набраться смелости и просто подойти к Сэму первым. Мне всегда приходилось вести себя так, будто между нами ничего не случилось и все нормально. Тогда все возвращалось на круги своя. Я не мог долго обижаться на него, когда он возвращался ко мне, даже если обида и проскальзывала. Когда я ждал Сэма, потому что это было всем, что я мог в ту минуту сделать, он обычно нес какую-то ерунду, не заботясь о нашей дружбе. Это была проигрышная ситуация всей нашей дружбы с Сэмом.
Внезапно мне стало совсем не жалко терять Сэма. Это была позиция Джерарда, и куда больше меня интересовала именно она.
Как только я взглянул на железную дверь моего дома, я всерьез начал рассматривать вариант побега к Джерарду. Мне даже не нужно было собирать вещи. У меня была одежда в рюкзаке (не то, что я носил у Джерарда) и он будет кормить меня. Самое главное, что моя гитара осталась там. Она принадлежит тому дому, также как и я принадлежу ему. И я действительно хотел убежать, особенно из-за того, что если я этого не сделаю, то, может быть, потеряю все и сразу. Логически, я понимал, что бежать будет бессмысленно. Если бы я рассказал Джерарду, что случилось, то он бы начал теоретически заваливать меня инфой и отправил бы обратно домой. Или же Сэм привел бы моего отца (мы были итальянцами, и это был Джерси, в конце концов) в тот дом и он бы разнес все к чертовой матери. Я должен был решить все сам, даже если у меня это плохо получалось. Мне нужно было сделать все самому.
Когда я вошел внутрь, то сразу заметил маму. В моем доме, если открыть входную дверь, слева будет гардероб, в закрытом углу будет лестница, далее гостиная и кухня по разные стороны. Моя мама сидела на второй ступени, в своей розовой одежде, что была ей немного велика. Ее темные волосы были собраны на затылке с помощью заколки, а на лице не было и грамма косметики. Я заметил кусочек хлопковой ночнушки с кружевами и понял, что она, вероятно, ждет, пока я приду домой, чтобы лечь спать. Она так уже делала однажды, когда я задерживался, но тогда, по крайней мере, она ждала меня на кухне. Видимо, она хотела поймать меня сразу, как только я войду в дверь. Это был плохой знак.
Ее руки были сложены на коленях, а лицо опущено вниз. Как только я зашумел, она резко подняла голову, и я увидел ее заметные мешки под глазами, что были в тон темной обстановки нашей парадной комнаты. Мы оба замерли, как только увидели друг друга, а тревожная и беспокойная улыбка растянулась на ее губах.
- Папа дома? - мигом спросил я, даже не удосужившись поздороваться. У меня было ощущение, что несколько минут будут вечностью и что-то обязательно случится. Кроме того, если папа был дома, то моя смерть неминуема.
- Нет, - тихо сказала она, посмотрев на свои руки. Я следил за мамой взглядом и заметил темные розоватые тени, что падали на ее чистые и непорочные руки. Она волновалась по поводу своей кожи - дурацкая привычка, что передалась и мне.
- Он пошел куда-то с друзьями, и он, конечно, выбрал нужную ночь.
Я чувствовал, что в ее голосе не было жестких или горьких нот, к которым я привык за время общения с Сэмом. Ее голос не звучал, как голос обеспокоенных родителей. Он был усталым и будто побежденным - иссякшим. Каждый раз, когда я звонил ей и докладывал о себе, мама была настолько бесцветной и слабой. И я знал, что она отчаянно хотела верить мне, хоть потом я попадал домой практически под утро. Она слишком хотела верить, что я опять счастлив со своими друзьями. Но эти друзья были ее мыльным пузырем, что сегодня лопнул, и это угнетало ее все больше и больше. Я смотрел в ее глаза и видел там провал. До конца я не был уверен, что именно она думала на мой счет, но я был так напуган, что не мог спросить об этом прямо.
- Прости меня, - я, наконец, смог извиниться слабым и тихим голосом. Я стоял возле широко открытых дверей, что были готовы к моему побегу. Наконец, я закрыл их, и начал проходить в дом, но осторожно и несмело. Здесь мог крыться подвох. Мой отец мог прятаться в углу и быть готовым наброситься на меня в любую секунду.
Я нервно оглянулся в поисках опасности, не думая о том, что может подумать мама. Я ненавидел себя за то, что не доверял своей гребаной семье. Даже собственной матери.
И это полностью было виной Сэма.
- Фрэнк, где ты был сегодня вечером? - отчаянно спросила она, повернувшись ко мне. Мамины глаза были слабыми и угрюмыми, а рот выражал неприкрытый ужас, что толкал ее на этот вопрос.
Я не обманывал своих родителей с самого детства. Ладно, меня просто никогда не ловили на лжи. Для мамы я был хорошим мальчиком. И наблюдать сегодняшнюю сцену было крайне неприятно нам обоим.
- И все другие ночи? - спросила она снова, добавляя масла в огонь. - И выходные? Что ты скажешь насчет того, что в прошлый раз ты явился поздно? Где ты был?
С каждый словам мама становилась все напряженней и напряженней. С каждой раскрытой ложью мне становилась все более и более стыдно.
- Там... - это было все, что я смог сказать. Это слово отображало все мои мысли и словарный запас в тот момент. Я не знал, что мне им сказать, как и Сэму, или что я должен сделать. Если я опять совру, тогда я могу снова прогореть. Но правда была хуже всех моих проступков. Мне пришлось ей врать, но я и понятия не имел, какую ложь мне придумать в этот раз.
Она протяжно вздохнула, услышав мой ответ, и начала теребить руки. Мы просто молчали, а напряженность душила нас, делая нас неподвижными и неспособными говорить.
- Знаешь, - начала она, и ее голос стал таким осипшим, что буквально хлопал в сухом воздухе. - Я убирала сегодня и была в твоей комнате. Я знаю, что не должна была следить за тобой, но ты солгал мне, - она бросила на меня чистый и блестящий взгляд, что был мрачнее ярости. - Я перебирала твои вещи, в основном одежду. Я просто искала стирку, клянусь. Если бы ты не бросал ее на полу в своей комнате, а складывал в корзину, тогда бы мне не пришлось этого делать. Когда я заглянула в твой шкаф, я заметила, что твоя гитара пропала... - она резко замолчала, глубоко вздохнув.
Когда я услышал мамины слова, моя грудь словно затянулась ремнем. Я ненавидел ее за то, что она зашла в мою комнату. Я очень долго очищал ее от всего, что может показаться любопытным. И я действительно не парился насчет стирки, но по фигу. Меня не волнует, есть ли у меня чистая одежда на завтра или ее нет. Я больше волновался насчет того, чтобы не спалиться завтра вечером, когда снова буду возвращаться домой.
Я быстро постарался вспомнить, были ли у меня в комнате вещи, что светились чистым компроматом. Но вроде таких вещей я не припоминал. Возможно, там лежало несколько моих поэм, но ни одна из них не называлась "Ода сорока-семилетнему любовнику". Так, что я был уверен, что пока мы были в безопасности. Я по-прежнему ненавидел ее за шпионство, но она оправдалась тем, что я первый ей соврал.
"Мы соврали" прикинул я.
- Да... - продолжил я. Она сказала, что не смогла найти мою гитару, ну и что? Гитара была у Джерарда, и у мамы не было ни единого шанса узнать об этом. Она подняла голову, чтобы, наконец, посмотреть мне в глаза.
- Ты что берешь уроки игры на гитаре? - спросила она, а ее голос будто был мертвым, таким плоским и серьезным. Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Она будто вымаливала меня об этом ответе, она почти хотела, чтобы это было так и ничего больше. Если это будут просто милые и веселые уроки игры на гитаре, то возможно это не убьет ее в той ситуации, в которой мы оказались. Она уже столько тайн хранила от отца. Даже если это было всего одна та ночь, когда я пришел под утро, то она по-прежнему не рассказывала ему правду. Моя мать защищала меня, в конце концов, совершенно не обосновано, ведь она обычно была такой покорной по отношению к отцу. Черт возьми, все эти тайны были огромным подвигом для нее.
На самом деле я не хотел говорить ей "да", потому что это было очередной ложью, ловушкой, в которую я попаду, если когда-нибудь правда всплывет наружу. А если я не стану много болтать, то в будущем смогу противостоять каким-либо обвинениям в свой адрес. В любом случае, я не знал, как мне еще ответить. Мама хотела, чтобы я согласился с ней, ответил "да" на ее вопрос, но я не знал, как эту же ложь я буду скармливать другим людям. Я уже так заврался. Я понимал, что мы с Джерардом должны оставаться в тайне, и это не подлежало обсуждению. Не было и речи насчет того, куда я пропадал все это время, ведь ни у какого друга я не был. Но люди видели, как я выходил из его квартиры. Я мог бы отрицать, что у нас нет с Джерардом никаких сексуальных отношений, но тогда зачем я, черт возьми, прихожу к нему каждый гребаный день? Скоро мне нужно будет придумать оправдание, но пока еще не время.
Поэтому я солгал сквозь зубы, прикусывая до боли язык, и молча кивнул.
Моя мать облегченно вздохнула, расслабленно опуская голову. Я чувствовал, как внутри набухает мое сердце. По крайней мере, я знал, что сегодняшней ночью я хоть что-то сделал правильно. Когда мама вновь взглянула в мои глаза, то ее взгляд по-прежнему был уставшим и печальным, но в глазах появилась какая-то надежда.
- У меня будут проблемы? - этот вопрос я задал больше себе, чем ей. Мне хотелось оставаться тихим и не баламутить дальше воду, но я должен был знать, расскажет ли она что-либо моему отцу.
- Я очень зла на тебя, - отчетливо проговорила мама, а ее голос вновь приобрел потерянную ранее власть. Мое сердце разбивалось об грудную клетку, когда она с сомнением смотрела на меня. - Я ненавижу, когда ты мне лжешь, Фрэнк. Из-за этого, я еще больше начинаю беспокоиться о тебе. Намного больше, чем должна.
- Прости, - я извинился еще раз, теребя руки. - Мне очень жаль.
Она внезапно посмотрела на меня, склонив голову набок, косо что-то высматривая. Было похоже на то, что она что-то заметила, чего не замечала раньше. Я корчился и умирал, стоя в этой парадной комнате, так же как и она. Тяжело вздыхая, она пришла к выводу, что на сегодня с нас хватит боли.
- Не будет у тебя проблем, - произнесла она медленно, - только, пожалуйста, не ври мне больше.
Она сморщилась так, будто учуяла что-то плохое. Я понятия не имел, что у моей лжи был запах, и настолько очевидный.
- Прости... - это было все, что я мог еще раз повторить.
- Да ладно, я понимаю, - начала она быстро, рассматривая меня. У нее скопились все эти мысли в голове, и ей нужно было выговориться. Не было ни единого шанса, что папа стал бы ее слушать, даже если бы он был в курсе всего. Все было точь-в-точь, как в тот вечер на кухне, когда мы разговаривали. Ей нужно было высказаться, а я, правда, хотел ее услышать.
- Твой отец не разрешит тебе играть. Вы оба такие упрямые. Скорее всего, упрямство передалось тебе от него. Сейчас ты играешь, и я думаю, что это каким-то образом отложиться в тебе и останется. И есть вещи куда похуже. По крайней мере, ты не приходишь каждый вечер домой пьяным!
Она коротко засмеялась и смазано взглянула на меня, дабы найти подтверждение своим словам. Я улыбался и смеялся вместе с ней, замечая, как она успокаивается. Я задался вопросом - неужели она никогда не замечала, в каком состоянии раньше я приходил домой? Но, лучшим решением было не поднимать этот вопрос сейчас.
- Гитара - это не так уж плохо, - заявила она, успокаивая больше себя, чем меня. - Если это делает тебя счастливым... - она с улыбкой взглянула на меня, и я тоже улыбнулся.
- Я счастлив, - я честно признался, ощущая хоть что-то хорошее. Наконец-то.
- Отлично, - она кивнула, а некоторые из ее прядей спали на лицо, не удержавшись в заколке.
Она поднялась с лестницы, поправляя ночнушку, пытаясь разгладить складки. Она убрала с себя какую-то нитку, придирчиво осмотрела ее и бросила вниз на пол. Я неуклюже стоял и переминался с ноги на ногу.
- Я ничего не расскажу отцу. Но будь осторожен, - окончательно предупредила она меня, - тебе досталось не только его упрямство, но и хитроумные способности. Если я смогла во всем этом разобраться и заметить, то и он сможет.
Я никогда прежде не слышал такого угрожающего тона в голосе своей матери. Это была пустая угроза, ничего не значащая, но, тем не менее, она прозвучала, и последствия всего этого были очевидными. Она ничего не скажет отцу, но и я должен стать намного осторожнее. Он мог понять все так же легко, как и она. И, в некотором роде, он мог бы зайти куда дальше, чтобы узнать подробности. Моя мама была простым человеком, и она не любила подозревать в чем-то людей, особенно тех, кого любит. А моего отца, кажется, не волновало, любит он этих людей или нет; на самом деле, он бы, наверное, даже больше подозревал бы тех, кого любит, ведь у них больше заслуг в его жизни. Если бы он узнал, что я беру уроки игры на гитаре, то он бы не остановился и продолжал расследовать дальше, ну или, по крайней мере, попытался узнать все до конца. И у него бы это получилось. Я не мог допустить этого. Мне нужно тщательней скрывать свои следы. Намного тщательнее, чем я делал до этого.
Мне нужно придумать новую ложь.
Мрачное настроение моей мамы испарилось после того, как она немного поболтала и посмеялась. Она начала подниматься по лестнице наверх, и я просто последовал за ней.
Я знал, что она не просто предупредила меня об отце. Нет. Это было также предупреждение и о других людях, и о всякой всячине, которая возможно у меня имеется. Я видел в ее глазах, что эти уроки игры на гитаре были тем, во что она хотела верить. Были тем, что ей нужно. Но глубоко в сердце она по-прежнему знала, что это не то, чем я на самом деле занимаюсь. В конце концов, какие уроки игры на гитаре могли занять все прошлые выходные? Она знала что-то еще. Возможно, не точную проблему, но она понимала, что со мной что-то происходит. Она, наверное, подумала, что у меня появилась девушка и решила не вмешиваться, потому что я счастлив. Я не прихожу домой пьяный и от этого никому не плохо. Пока что. Она хотела, чтобы я был осторожным, на всякий случай, если люди донесут что-то моему отцу.
Сидя в ту ночь на своей постели, я долго и упорно думал. Я должен был что-то сделать со своими друзьями, и если честно, это надо было сделать еще несколько месяцев назад. Даже если бы они не раскрыли мою ложь, я понимал, какими по-настоящему разрушительными были мои отношения с Сэмом. Я не мог больше дружить с этим человеком, он больше не был моим другом. Это все было слишком тяжело, и я был другим человеком. Даже если бы я не приветствовал искусство и Джерарда в своей жизни, то я бы все равно бросил пить и употреблять наркотики.
Это было их главной целью существования, а мне больше это не нужно. Я не был до конца уверенным в том, как нужно "разбивать" дружбу, но наделся, что этот процесс не такой ужасный.
Мне нужно поговорить с Джерардом. Мне нужно выяснить, как все устроить, чтобы в следующий раз я мог избежать страха, что одолел меня сегодня вечером. Я не хочу прожить свою жизнь именно так, бегая от одной лжи к другой. Это был страх, что давил в груди и стоял комом в горле. Обычно мне не мешало то, что я так много врал, но сегодня вечером я понимал, что все стало намного сложнее, и я не знал, как мне оправдывать себя дальше. Я не мог врать маме с той же легкостью, как раньше. Во-первых, я понятия не имел, почему. Что такого особенного случилось в ту воскресную ночь? Все время я врал ей о воровстве, об употреблении наркотиков или когда приходил домой пьяным.
После того, как я проиграл в голове все ее слова, манеры и усталое выражение лица, я медленно осознал, что сегодня была единственная ночь, когда мы были настоящими мамой и сыном. Она была не просто кем-то, кто жил со мной в одном доме, изредка разговаривая. Мама больше не была идентичной копией моего отца. Сегодня вечером она отделилась от него, пообещав мне хранить все секреты от человека, к которому была так привязана. Раньше мои родители были одним человеком - единым целым. И так было всегда. Если кто и был отдельной личностью, так это мой отец. Он был авторитетом. Хоть и сейчас моя мать была далека от власти в нашей семье, но она была определенно в чем-то лучше.
Она снова была моей мамой. Не просто матерью, которая обязана заботиться, предоставлять мне жилье и кормить, а именно мамой, которая могла поговорить со мной, уберечь и защитить от неприятностей. Даже если этой неприятностью являлся мой отец. Она будет защищать меня, продолжая врать отцу изо дня в день. Мама собиралась принять на себя все эту боль при условии, что ничего не коснется меня. И делала она все это из любви ко мне, а я с удивлением понимал, как же сильно я любил ее тоже.
Я почувствовал, как тяжелый груз исчез из моей груди. Моя мама была настоящей личностью - человеком, а не просто моим предком. Мне это нравилось намного больше. Даже больше, чем я думал. Большинство моих ровесников не хотели, чтобы их матери вмешивалась в их жизнь, но не я. Я обладал такой ментальностью с ранних лет. Мне нравились эти изменения во мне, как и многие другие. Единственным, кто правильно жил в моем понимании, был Джерард. И хоть я не был таким как он, а был совсем другим, я так же сильно уважал свою маму и видел ее в лучшем свете. Я замечал, как сильно она любит меня, но только когда уже засыпал на кровати, я понял, какую боль я причинял ей все это время. Мама не жалела ни себя, ни своих сил, чтобы верить в мою ложь, что я лил в ее уши. И это было теми моментами, когда она отдалялась от отца. Я изменился, и так уж и быть, она тоже менялась ради меня. Она перестала обращать внимание на все это безобразие, позабыв о том, как же больно на самом деле быть мамой.
Мать и ребенок - легко и просто. Этот тот период, когда меньше всего забот. Однако быть матерью и сыном - это уже что-то совершенно другое. И оно утомляло мою маму. Меня мучил вопрос, сколько же пройдет времени прежде, чем я полностью сломаю ее.
«Ты разрушаешь то, что любишь», - сказал мне однажды Джерард. Прямо сейчас, я очень любил свою маму. Я мог только надеяться, что когда я полностью уничтожу ее, так как это будет неизбежно, если я не сойду с этого пути, то она меня поймет.
_________
Биполя́рное аффекти́вное расстройство — маниака́льно-депресси́вный психо́з.
|
