Город видел многое: свой рассвет, когда люди стали приезжать сюда; развитие, когда появились школы, детские сады и прочее… И свой упадок, когда открылись бары, где все могли найти утешение или решение в своих проблем на дне наполненного алкоголем бокала; когда девушки на улицах стали вести себя вызывающе, флиртуя с другими мужчинами, даже если рядом стояли их спутницы. Были люди, считавшие, что не стоит гоняться за модой, обвешивать тело драгоценностями и тратить все деньги в барах, но те, у кого карманы набиты деньгами, говорили с пренебрежением: «Бродяги!»
Но почему же нищие были чуточку счастливее, чем те, у кого карманы полны денег?
И так же этот город был слеп. Он не видел, как гибнут от холода и голода дети на улицах, как безжалостны люди к бродячим кошкам и собакам, истребляя их. Город не видел и самых ужасных вещей, считая, что война была правильной, что стоило очищать их землю от иностранцев и «нечистых», как они называли людей, которые были неправильной (на их взгляд) ориентации. Город не замечал и красоты, которую в предрассветный час разглядывали мужчина с мальчиком.
Фрэнк проснулся тогда, когда Джерард одевал успевшие высохнуть вещи – на небе за окном не было ни облачка; дождь, судя по всему, исчерпал все свои запасы. Так что мальчик, недолго думая, выразил своё желание пойти вместе с Джерардом, заодно проверив, как обстоят дела с его «домом».
Речка исчезла, оставив лужи, и Джерард предложил Фрэнку остаться у Джима ещё на одну ночь, на что мальчик, собравший вещи, ответил полным отказом. Он как-то привык к холодам, привык спать без одеяла, и потому ему было непривычно гостить у кого-то, даже если этот человек предложил ему это сам. Всё равно.
Однако Фрэнк одобрил желание художника приходить к нему, когда будет время – ему ведь в самом деле одиноко, он хотел общаться с живым человеком, а не только с мишкой, которого мальчик назвал как своего маленького друга – Билли. Этот мальчик с голубыми глазами навсегда останется в его сердце.
Фрэнк с Джерардом, сидя рядом на этом обрыве, просто смотрели на расстилающийся внизу лес и город вдалеке – уже другой, не тот, в котором живут они. Их городок – словно другой мир с жестокими и алчными людьми, но другого мира, получше, они не знали. Конечно, на уроках географии в приюте Джерард слышал о других странах – например, об Англии или Италии – но они казались настолько сказочными по сравнению с реальным жестоким городом, что попасть туда было невозможным.
Тем более, без документов.
- Знаешь, когда мне было семь, я мечтал научиться летать, чтобы навсегда покинуть это место. Глупо, наверное, - Джерард рассмеялся, ложась на чуть влажную траву и глядя в чистое безоблачное небо – в голубой вышине летали птицы, радуясь новому утру.
- И вовсе не глупо; мечты такими не бывают, - ответил Фрэнк, свесив с обрыва ноги – он будто совсем не боялся упасть с такой высоты. – Я вот и тогда, и сейчас мечтаю, чтобы все люди были равными, чтобы у всех были одинаковые права. Но этого никогда не случится…
- Как и у меня не вырастут крылья. – Вздохнул Джерард, после чего снова сел. – Но моя главная мечта, я думаю, сбудется.
Фрэнк поднял на художника свои карие глаза, сверля его любопытным взглядом.
- Какая?
Впервые в жизни Джерард растерялся. Он не знал, говорить ли мальчику о своей мечте, к которой он идёт уже несколько лет, начиная с того момента, как он нарисовал собаку в приюте - ведь об этом знал лишь Джим, который в прошлом тоже рисовал. Но что, если Фрэнк не поймёт этого странного стремления сделать мир лучше, ведь, в конце концов, люди должны увидеть хотя бы сотую часть красоты этого мира, что художник изображает на холсте.
- Да л-ладно, нев-важно, - нервно засмеялся Джерард, опуская голову и разглядывая извивающуюся серебристой змеёй реку внизу.
- Ну Джерард, пожалуйста, скажи. – Фрэнк с лёгкой улыбкой взглянул на художника, немного толкнув его плечом. – Я же признался тебе в своих желаниях – что хочу равноправия. Так что давай, сознавайся. Я хочу узнать.
Джерард посмотрел на него: лёгкая улыбка, яркое сияние ореховых глаз – словно маленькое солнышко, внутри которого ещё есть свет, хоть и этому хрупкому ребёнку причинили слишком много боли… Слишком стесняясь тех слов, что он хотел сказать, мужчина отвернулся, снова рассматривая зелёный, залитый солнцем лес.
- Ну, я хочу показать людям, в чём заключается истинная красота этого мира; что важнее окружать себя чем-то прекрасным, а не богатством и роскошью. Истинная красота заключена не в дорогих нарядах и раскрашенных лицах, а, например, в этой картине, что расстилается перед нами. Это невероятный пейзаж с прекрасным набором красок, так гармонично подходящих друг другу… Только здесь я нахожу своё вдохновение.
Когда художник закончил свою небольшую речь, вновь поворачиваясь лицом к мальчику, то увидел, как тот смотрит на него, широко открыв глаза. Джерард ожидал чего угодно: насмешки, поражённого взгляда, презрения, но не тихой фразы:
- Это прекрасно…
- Что? – Джерард с неким удивлением и радостью отметил для себя взгляд Фрэнка – он смотрел на мужчину так, будто он только что совершил какой-то подвиг.
- Ты описываешь простые вещи обычными словами, но, складывая их, получаешь самую чудесную, изумительную картину на свете. То, как ты ночью рассказывал мне про дождь и как сейчас описывал эти места – это прекрасно. И твоя мечта тоже...
Художник в некотором смущении опустил голову. Эти слова были для него самым лучшим комплиментом в жизни, и он был доволен такой оценкой. Он научит мальчика находить прекрасное в окружающем мире, покажет всё чудо искусства. Вот в чём есть настоящий смысл, а не в пошлых «радостях» жизни.
Люди просто ещё не поняли.
- У меня есть идея, - Джерард поднялся, немного потягиваясь. – Пойдём в город.
Реакция мальчика не заставила себя долго ждать – он в испуге смотрел на художника, предложившего это. Нет, Фрэнк слишком напуган той войной, чтобы снова оказаться в городе, который поглотил его семью, разрушив жизнь.
- Нет, Джерард, я не пойду. Не хочу. Мне страшно. Я не пойду туда, - забормотал он, также поднимаясь на ноги. Пусть он фактически считается подростком, пусть он ниже Джерарда всего лишь на голову – сейчас он был похож на маленького ребёнка лет десяти-одиннадцати. – Не заставляй меня, умоляю, я боюсь…
Он кинулся к Джерарду, вновь вцепляясь пальцами в его синий свитер и уткнувшись ему в грудь. Художник сперва опешил, но потом осторожно и неуверенно обнял Фрэнка за чуть подрагивающие плечи.
- Не бойся, Фрэнки, я буду с тобой. Мне просто нужно купить холсты для картин, только и всего. Давай сходим вместе, Фрэнк. Я же буду рядом. Может, так ты быстрее избавишься от своих страхов?
На самом деле художник думал, что это сотрёт границы между ними, что Фрэнк станет доверять ему и откроет своё сердце – хотя бы для него.
Несколько секунд прошло в тишине, после чего Фрэнк наконец сумел совладать с собой и со своими слезами, вытирая их немного торопливо, словно стесняясь своей слабости.
- Ладно. Но это единственный раз, хорошо? Больше я туда не пойду, я боюсь города.
Художник кивнул, и, когда Фрэнк взял его за руку, они неторопливо спустились вниз, к той дороге, что вела в мрачные и холодные улицы их города.
***
В свете солнца улицы выглядели не так страшно, как ночью – луна покрывала город скорее призрачным светом, словно паутиной, но когда сияло солнце, оно прогоняло эту иллюзию, наполняя улицы и переулки ярким светом. Но Фрэнк всё равно крепко вцепился в руку Джерарда, прячась за его спиной каждый раз, когда встречал прожигающие насквозь взгляды людей, проходящих мимо. Они чувствовали своё превосходство над теми, кто беден и избегали физического контакта как с мальчиком, так и с мужчиной – пожилая женщина, чьи толстые пальцы украшали массивные кольца, брезгливо сморщилась, когда случайно сама задела художника плечом, и долго кричала ему вслед какие-то проклятия. Джерард лишь тяжело вздохнул, глядя на мальчика, стараясь безмолвно, одним взглядом передать лишь одно слово: «Богатые».
Разница слишком велика, чтобы не заметить её.
Джерард вёл Фрэнка по извилистым, узким улочкам, которые были почти безлюдны в этот час, зная, что Фрэнк отчего-то пугается этих странных взглядов – люди будто знали, что случилось с мальчиком, и смотрели на него с презрением и злобой. Художнику это тоже не нравилось, но он не мог ничего с этим сделать. Это была вещь, которую не изменить – как дождь или жара…
Стоило Джерарду замереть на месте, Фрэнк поднял голову, замечая, что Джерард с неким волнением смотрит на группу молчаливых детей, одетых во всё синее. Они шли медленно, склонив голову, точно их вели на расстрел, и никто не издал ни звука. Женщина, идущая впереди этой небольшой колонны, открыла скрипучие двери пятиэтажного здания – дети двинулись следом, словно послушные куклы.
Фрэнк слегка дёрнул художника за руку, но тот всё ещё продолжал смотреть на детей, заходившись в серое обветшалое здание – о, Джерард хорошо помнил его. Старые деревянные половицы, скрипевшие при каждом движении, окна, пропускавшие холодный ветер зимой, жёсткая мебель и одежда, от которой чесалось всё тело. Джерард прекрасно помнил, как провёл здесь своё детство, терпя наказания и прощая.
- Что это, Джерард? – спросил мальчик, стоило двери со скрипом захлопнуться. Он никогда не видел художника таким напуганным. Взволнованным, растерянным – это да, но испуг впервые появился на его лице.
- Мой… мой приют. Господи, Фрэнк, ты видел этих детей? Они боятся. Там нет ничего светлого, за этими стенами лишь мрак и холод. Эти дети больше похожи на умирающих людей, - Джерард повернулся к Фрэнку – в зелёных глазах блестели слёзы. – У них чересчур бледная кожа, они истощены и еле держатся. Город угнетает их, а я не могу понять, как можно помочь им, как сделать этих детей счастливыми…
Страх. Отчаяние. Боль. Это всё отразилось на лице художника, заставив сердце Фрэнка замереть. Как он вообще может сомневаться в этом человеке, который всегда искренен, не скрывает свои эмоции? Как он может не доверять ему?
- Джерард, послушай меня. Ты не сумеешь помочь всем детям на свете. Таких, брошенных, очень много, но осчастливить всех невозможно. Так сделай это для одного, - Фрэнк аккуратно вытер слёзы Джерард, получив в ответ полный удивления взгляд. – Сделай это для меня.
И Джерард, приходя в себя после увиденной им сцены, вдруг понял – этими словами Фрэнк говорил совсем другое, маскируя настоящий смысл.
Он больше не боится его, открывшись художнику.
***
Но этот день запомнился Джерарду не потому, что Фрэнк стал больше доверять ему, а по другой причине. Огонь.
Когда художник распрощался с мальчиком, то отправился к Джиму с лёгкой душой – всё было хорошо, как никогда; но почему-то его сердце билось раза в два быстрее, появилось некое беспокойство. Остановившись и подняв голову, он взглянул на небо. Оно только начинало темнеть, но облаков Джерард так и не заметил… Только дым, поднимающийся из-за деревьев. И вскоре мимо проехала пожарная машина, едва не задев мужчину – он еле успел отскочить в сторону, как вдруг понял: машина неслась к кладбищу.
Оставив холсты у дерева и прикрыв их сваленными ветвями и большими листьями лопуха, Джерард помчался туда же, молясь, чтобы его опасения не подтвердились – и Господи, разве ты не слышишь этот чистый голос, наполненный страхом; разве ты не слышишь эти просьбы?..
Маленькая деревянная сторожка горела хорошо, несмотря на то, что из-за недавнего дождя дерево было сырым. Людей вокруг скопилось немало, хотя обычно кладбище пустовало, и народ приходил только ради того, чтобы положить цветы на могилы близких людей, но сейчас они тут, чтобы посмотреть на пожар и выдвинуть свои версии.
- Как вы думаете, что случилось?
- Поджог, наверное.
- Да будет вам! Наверняка этот старик выпил, а потом заснул с сигаретой.
- А что, если он был убийцей и специально поджёг сторожку, чтобы замести следы?
- Ну, вполне возможно…
- Что за ерунда?! Поджог это. Не повезло старику.
Джерарду была не нужна причина. Ему был важен результат, который он увидел, когда протиснулся через толпу, заметив яркое пламя, которое медленно тает под струёй воды. Домик всё равно сгорел – почерневшее дерево говорило само за себя, и, стоило огню угаснуть совсем, один из пожарных вошёл внутрь. Художник замер, даже не замечая слёз, текущих по его щекам. Он не мог поверить ни своим глазам, видящим ужасную картину, ни ушам, когда пожарный вышел, сообщив, что в доме найдено обугленное тело. Толпа шокировано вздохнула, а из горла Джерарда вырвался лишь стон отчаяния, когда он понял – сейчас он лишился человека, который помогал ему советом, поддерживал его и был на его стороне… Но больше Джим не сможет советовать ему, не поговорит с ним, не успокоит его.
Как тяжело осознавать тот факт, что дорогой сердцу человек исчез без следа, став просто пеплом, растаяв в густом вечернем воздухе.
Джерард уходил позже всех – на него не обратили внимания, словно он действительно некий призрак, которого невозможно увидеть. Однако ему было всё равно – он, не желая смотреть на то, что осталось от тела Джима Лестера, брёл туда, куда мог пойти, будучи уверенным, что его поймут. Под каменный мост, к мальчику-солнцу, что мог бы хоть как-то утешить художника.
Задумавшись, Джерард не сразу заметил приколотую к чьему-то кресту бумагу, что так привлекла его внимание своей белизной. Он остановился, после чего неуверенно снял записку, чуть порвав её из-за гвоздя, которым она была прибита к деревянному кресту, и развернул бумагу, вглядываясь в всего три слова:
«Мы только начали».
И, кажется, Джерард знал, от кого эта записка.
***
- Ого, чего ты так поздно? – Фрэнк убрал в сторону свитер, временно служивший ему одеялом, и сел, сонно потирая глаза кулачками, как ребёнок. – Я думал, ты придёшь утром, и мы пойдём на обрыв, рисовать… О, а где твои?..
- Я могу жить здесь, вместе с тобой? – спросил Джерард, и Фрэнк прервал сам себя, подивившись тому, насколько безжизненным и тусклым был его голос. Поёжившись от холода и торопливо натянув на себя потёртый бордовый свитер, мальчик сел ближе к художнику, глядя, как он смотрит куда-то напротив отсутствующим взглядом. Его изумрудные глаза, обычно светившиеся радостью, сейчас утратили свой живой блеск, словно кто-то выключил в нём фонарь.
- Конечно, я за, но… Что случилось?
Молчание. Фрэнк испуганно сел на колени напротив Джерарда, вглядываясь в странное выражение лица – Джерард словно мысленно находился в другом месте, а не здесь.
- Что произошло? – снова спросил мальчик, слегка коснувшись кончиками пальцев лица художника – это пустило разряд тока буквально по всему телу Фрэнка, потому было новым и непривычным, но несколько приятным. Кожа мужчины была мягкой, без каких-либо изъянов – да и откуда им взяться, если он питается лишь хлебом и фруктами?
Наконец Джерард отреагировал, и, прикрыв глаза, выговорил:
- Огонь…
- Огонь? – переспросил Фрэнк, на что мужчина кивнул.
- Джим был в доме, я увидел его, когда все люди разошлись, стоило потушить пожар. Я заглянул внутрь, видя лишь обожжённое тело; в спине был нож. Его убили, понимаешь? Его убили, и я больше не увижу его, не услышу его голоса! – Джерард закрыл лицо руками, дав волю слезам. Вот что поражало Фрэнка – художник всегда был открытым, не стесняясь своих эмоции.
- Джерард, пожалуйста, успокойся, - Фрэнк приблизился к Джерарду, немного неловко обняв его – настала очередь мальчика утешать мужчину, хотя до этого было наоборот. И художник с радостью и облегчением принял эти объятия, не контролируя себя – он то и дело бормотал что-то про жестокую жизнь и пытался извиниться, но за что – было загадкой.
Фрэнк чуть улыбнулся, но как-то печально – он давно заметил, как этот маленький жест заставляет и Джерарда улыбнуться. Мальчику было всё ещё неловко рядом с ним, потому что Джерард старше его на четыре года, но, хоть и выглядел он взрослым, в душе это был ребёнок. Ребёнок без детства.
- Жизнь жестока, ты прав. Но представь, что это испытание, которое тебе надо пройти, и причём с высоко поднятой головой, преодолев все трудности. Так что успокойся, Джерард, не плачь. Всем бывает плохо, но не все справляются; так стань тем, кто сумел встать и идти дальше!
Эти слова не только воодушевили Джерарда, но и заставили его понять одну вещь – зимой, когда он жил у Джима, в тепле, Фрэнк мёрз под мостом, не имея возможности согреться. Но ведь он выжил. Провёл холодную зиму в ледяных объятиях ветра…
Джерард вытер слёзы, улыбаясь через силу, и взглянул на чуть заметно улыбающегося мальчика, даже немного удивляясь тому, как легко он нашёл нужные слова, что сейчас прочно засели в его сердце. Отстранившись и положив руки Фрэнку на плечи, он взглянул в его карие глаза, с облегчением думая о том, что ему повезло с таким другом.
- Спасибо тебе, Фрэнки, мне правда стало легче… Так я точно могу жить здесь, с тобой? – с надеждой спросил Джерард.
- Ну конечно! Теперь это не только мой дом. Он наш.
И в самом деле, не всем повезёт найти такого солнечного мальчика, у которого внутри заперт столь яркий свет.
|
