Перед тем как вы приступите к чтению, я хочу предупредить только об одном.
Данный миди является частично автобиографичным, многие события действительно происходили с автором или же с кем-то из его знакомых. «Тусовка» действительно существует, все персонажи списаны с реальных, имена изменены, но остаются близки по звуку или смыслу к реальным именам. Группа Meteorz в этом фанфике прототип группы The Meteors. Стиль музыки и направление «тусовки» - сайкобилли и рокабилли. Фрэнк – не прототип поведения меня, но большинство его биографии взято с меня, хотя поведение его абсолютно другое. Джерард – не прототип будущего персонажа, но ситуация, которая произойдет в этом фанфике – реальна. Р Е А Л Ь Н А. Я оказался в этой ситуации на месте Фрэнка не так давно, так что, надеюсь, это будет интересно. Мои фантазии на счет этой ситуации и т.д.
Приятного чтения. Ничего не не бечено, будет бечено, обещаю.
На этом я заканчиваю и более ничего говорить не буду.
В «тусовку» я был втянут уже полтора года. Появление семнадцатилетнего меня среди месива пьяных людей старше 21 произвело фурор сжатых масштабов – спустя несколько моих появлений на концертах в душных пабах многие стали запоминать моё лицо. Было сложно запоминать их имена и прозвища, поэтому первое время я просто старался улыбаться пошире и поделиться пивом с тем, чье лицо казалось мне хоть немного знакомым. Но вот сомнений в том, что я запомнился всем, априори не возникало в моей голове. Будучи семнадцатилетним подростком, только что закончившим старшую школу и ворвавшимся в распахнутые двери университетской жизни, я всё ещё не умел правильно пить, поэтому любая моя выходка выделялась особой глупостью в те времена. И я запомнился. И меня полюбили.
В школе я был послушным ребенком. Я не был конфликтным в какой-то степени, просто определенное время мог держаться в стороне ото всех, если чувствовал себя некомфортно. Тем не менее, выжить долго без человеческого общения я не мог, поэтому задротом никогда не слыл. Учился я прилично, иногда прогуливая занятия и даже симулируя простуду или головную боль посреди урока, но ниже отметки «С» никогда не опускался. Ни разу не испробовав никотин и лишь несколько раз ощутив, как щиплет язык алкоголь, в университет я заявился девственно чистым и открытым ко всему новому.
Родители ужасно гордились тем, что их сын, я, выбрал благородное направление в будущее – дорогу в будущее мне освещало солнце медицины. И, стоя под палящим сентябрьским солнцем в идеальном белоснежном халате и получая свои студенческие документы, я и предположить не мог, во что превратиться моя жизнь через два года.
Первый курс я закончил с отличием, сдав все предметы строго на «A» и до безумия гордясь этим. Я успел завести выгодные и приятные мне знакомства, побывал на многих вечеринках и днях рождениях, просто шатался по городу, почему-то чувствуя себя таким счастливым от того, как удачно складывается моя жизнь и исполняются мечты. Слепой, как новорожденный котенок, я тянулся к свету своей фальшивой мечты, ничего не понимая в жизни и даже не спрашивая себя, чего я действительно хотел бы. Лучшего расклада своей жизни я и представить не мог.
Всё изменила случайность. Стечение обстоятельств. Судьба. Называйте как хотите, но я всё ещё ясно помню тот жаркий день.
Это произошло девятого июля в четверть восьмого после обеда. Я вышел из родительского дома и, гоняя оранжевыми кедами раскаленную асфальтом пыль, направился в сторону уговоренного места встречи. Сюда я приходил почти каждый день уже более десяти лет. Знакомые каменные плиты дорожки под ногами, я пересекаю перекресток на зелёный свет и запрыгиваю на железный метровый забор, хватаясь руками за грязные прутья. Часы подсказывают, что до семи вечера осталось не больше пяти минут, и я терпеливо сижу, щурясь от закатных лучей солнца, пробивающихся сквозь листья деревьев возле небольшого гастронома, где я и дожидался своего лучшего друга. Пытаясь разглядеть знакомую фигуру и походку через дорогу, я теряю счет времени, и в следующий раз когда я смотрю на часы, они показывают 18:40. Время, когда я должен был понять, что всё изменилось.
Я набираю Мэтта, но тот не отвечает. Я отправляю несколько гневных сообщений, но вновь не получаю ответа. Привыкший за десять лет к таким опозданиям, на самом деле я совершенно не злился, но не поторопить друга не мог. Спустя ещё десять минут меня стали грызть изнутри черви сомнения – возможно, с ним что-то произошло?
Звонок был внезапным.
- Мэтт, скотина, где тебя носит? Я жду уже почти час, тащи свою задницу сюда, ты, засранец! – шутливо возмущаюсь я, всё же придавая голосу настоящей агрессии.
- Ох, Фрэнк, извини, я забыл о тебе, - как-то совсем безразлично растягивает слова друг, и я понимаю, что он, вероятнее всего, пьян, потому что такую речь он приобретает только после выпитого пива.
Я открываю рот, чтобы вылить на него ещё один ушат своей злости, которую я совсем не буду долго держать на него, но вдруг слышу из трубки вполне четкие голоса. Чужие голоса. Громкие и веселые. И пьяные.
- Ты что, не один? – осторожно интересуюсь я, боясь услышать ответ, который я уже, кажется, знаю.
- Это не твоё дело, - голос Мэтта грубый, но уже через секунду он неожиданно смягчается, будто пытаясь задобрить меня. – Если хочешь, ты можешь прийти к нам в парк. Здесь вся компания, а ещё Алекс
.
- Алекс? Ты знаешь, что я не перевариваю его уже более трех лет, - буквально шиплю в трубку я, не замечая косых взглядов прохожих и спрыгивая с забора, тут же начиная ходить из стороны в сторону, осознавая ситуацию. – Он таскается за тобой, как последняя шавка, он готов зад тебе лизать, лишь бы ты обратил на него внимание. Ты и сам мне этого говорил много раз, Мэтти. Черт, я просто не понимаю, ты забыл обо мне, чтобы пойти напиться с Алексом, которого сам же поливал грязью ещё на той неделе.
- Заткнись, сука! – неожиданно заорал на меня Мэтт, заставляя замереть на месте и уставиться перед собой на снующих по пешеходному переходу людей. – Ты заебал меня, Айеро! Ты! Маленький удачливый засранец, гадкая паскуда, я ненавижу тебя!
Я не нашелся, что ответить. Ноги сами развернули меня в сторону парка и я, отчаянно сглатывая комок эмоций в горле, сбросил вызов и сжал руки в кулаки. На самом деле я собирался оскорбиться и отправиться домой, но моя внутренняя гордость обзывала меня гуда более обидными словами, стоило мне только подумать, что я могу спустить лучшему другу это с рук. Я собирался разобраться во всём лично.
До парка я добрался за полчаса. Я увидел их издалека, и особенно ярко глаза резал мне тот самый Алекс – он наигранно громко смеялся, неистово закидывая голову назад и заходясь хохотом, лишь бы только привлечь внимание Мэтта и всех наших общих друзей, с которыми мы дружили всего лишь около года. На лавочке рядом с Мэттом я заметил две пустые бутылки из-под джина, и мои догадки подтвердились, и в тот же момент я зарубил на носу – алкоголь приносит только проблемы. Наверное, со стороны я был больше похож на атомную бомбу или разъяренного дикого зверя, потому что стоило Алексу заметить меня, как он тут же схватил свой рюкзак и почти что бегом кинулся в противоположную от меня сторону. Всё, что долетело до моих ушей, это высокомерное «…в присутствии этого козла!»
Но Алекс волновал меня сейчас намного меньше, чем Мэтт. Его белая футболка идеально сочеталась с моими руками, схватившими его за грудки и хорошенько встряхнувшего. Я смотрел в его голубые глаза и не видел ни капли сожаления, но и ненависти в них не было. Я видел и понимал, что все его сказанные слова были не его – его накрутили. Ему наврали, и он поверил. В голове искрой забилась мысль простить его, отпустить эту ситуацию, не начинать драки, но я держу его за футболку и вижу, как пятеро людей смотрят на нас сбоку, и никто из них ничего не говорит. Никто не принимает в этом участие. И все они, каждый, слышали, какие слова говорил мне Мэтт. Прощение сейчас – унижение себя. Я не хотел позволять им думать, что они могут просто так оскорблять Фрэнка Айеро за то, кем он является. Есть вещи, которые, порою, не стоит прощать, и всё это во благо нам же. Многие бы сказали, что не стоило затевать такого скандала сейчас. Но я затеял. Драку.
Мой кулак ощущался на скуле Мэтта неприятно, но я почувствовал облегчение, понимая, что он заслужил это. Кровь из носа хлынула по его губам, и он схватился пальцами за лицо, будто ещё не понимая произошедшего. В тот момент я изменил свою жизнь, просто ещё не понимая этого. Перед глазами пролетели все десять лет дружбы, и я поверить не мог, что столько раз прощал Мэтту каждую его оплошность, каждый обидный выпад, каждую колкость. Я просто не замечал этого, привыкнув к такому отношению. Рука саднила, и я встряхнул ею, второй хватаясь за ручку рюкзака на своем плече и стремительным шагом направляясь туда, откуда пришел, намереваясь больше никогда не возвращаться. Всё произошло слишком быстро.
- Фрэнк! Подожди, Фрэнк! – голос Мэтта звучал где-то совсем рядом за спиной, очевидно, он побежал за мной. – Прости меня, - я чувствую, как его рука сжимает моё плечо и заставляет развернуться к другу лицом.
- Ты заслужил это, иди жалуйся на жизнь Алексу теперь, - впервые без стеснения и ограничений выплевываю я ему в лицо.
- Айеро, ну ты и сука, - Мэтт меняется так неожиданно, что я начиная подозревать у него раздвоение личности, немного ошарашенный и сбитый с толку.
- Пшел нахуй, - шиплю я сквозь зубы и дергаю плечом, освобождая его от горячей ладони Мэтта. –Передай своей шавке, что я разобью ему нос если только увижу. Если не можешь общаться на равных, то такие подлизы как он – как раз твой уровень.
Я разворачиваюсь и ухожу, больше никогда не возвращаясь. В тот день я убивался и переживал, даже не подозревая, что уже через год этот человек не будет давать мне проходу, заваливая меня сообщениями и звонками с просьбой вернуться назад. Но тогда я не знал этого. Тогда закончилась жизнь Фрэнка-Айеро-школьного-отличника и началась жизнь свободного Фрэнка.
По тому самому странному стечению обстоятельств, убиваться в одиночестве я не смог дольше двух дней. После небольшой потасовки между мной и Мэттом мне на сотовый пришло только одно сообщение, перевернувшее всё.
«Встретимся в субботу?»
Субботы я ждал с нетерпением. Я надел свою лучшую футболку, чтобы произвести хорошее впечатление на человека, которого я не видел около полутора года. С Дагом мы познакомились в выпускном классе на подготовительных курсах в медицинском университете, правда, поступил он в другой университет. Позже я узнал, что в «тусовке» Дага называют просто Ди.
Сказать, что я был рад поговорить хоть с кем-то, значит ничего не сказать. Лишенный всех старых друзей одним махом, я неожиданно ощутил засасывающий меня страх одиночества. С Ди мы никогда особо хорошо не общались, точнее мы и вовсе не разговаривали, просто потому что в большинстве случаев он предпочитал слушать, хотя дружить с ним тогда мне хотелось до чесотки – выглядел он сногсшибательно. Хотя в последние полгода мы стали намного теснее общаться в фэйсбуке. Странная прическа: выбритые бока и торчащие строго вверх и с наклоном вперед волосы. Сам Ди называл это клином и жутко сердился, а когда я забывался и называл это простым ирокезом. Массивная сережка в форме подковы в ухе, джинсовая куртка с несколькими непонятными нашивками на спине, достаточно свободные джинсы, заправленная в них красная ковбойская рубашка и свисающая с пояса цепочка – всё это напоминало неформала с улиц Америки шестидесятых, но ни одного подходящего слова я подобрать тогда не мог, чтобы описать Дага. А сам парень болтать не любил, да и вид имел хмурый.
В выпускном классе я абсолютно не понимал его мир, поэтому просто не вмешивался, хотя и был очарован всем неформальным. Тогда я щеголял в футболках до тошноты популярных sex pistols и blink 182, и этого вполне хватало, в то время как Даг появлялся в футболках с ещё неизвестными мне Meteorz.
Тринадцатого июля я впервые напился в хлам. До вертолетов. До потери памяти. Несколько раз я ронял на землю в парке свои наручные часы, я отправил матери сообщение с кучей грамматических ошибок, да ещё и несколько раз подряд, я уронил телефон на эскалаторе, а ещё Ди пришлось тащиться со мной почти до моего дома, а он, насколько я помню, тоже был достаточно пьян. Распив литр коньяка без закуски на двоих, я ещё раз понял, что алкоголь создает только лишь проблемы. Тогда я морщился от резкого вкуса напитка в горле, иногда кашлял, впервые закурил, удивив своим решением Ди. И так хорошо мне не было ещё никогда. Рассказав Дагу о том, каким же поддонком оказался мой лучший друг и какие на самом деле страшные сомнения грызут меня изнутри, я почему-то почувствовал облегчение. Дома я получил ужасный выговор и был лишен доверия, которое мне впоследствии пришлось восстанавливать около двух месяцев, но, черт возьми, всё это того стоило.
И сейчас, спустя полтора года от тринадцатого июля, я курю у входа в Porter Pub, кутаясь в почти такую же джинсовку, какая была когда-то у Ди. К сложу, джинсовка была даже не моя, а стоящего напротив мужчины около 45 лет, который, похоже, напился уже настолько, что не чувствовал февральского мороза. На мне обычные тёмные джинсы, черная футболка и красные кеды, чтобы было удобно танцевать. Толстовку я снял ещё внутри, бросив на кожаные диваны у зарезервированного нами столика. Температура упала ниже семи градусов и ноги морозило, поэтому я старался докурить поскорее, чтобы отправиться назад в жаркое помещение паба.
В руках у меня оказалась увесистая стеклянная бутылка с таким знакомым алкогольным наполнением. Мой первый серьезный алкоголь, которому я почти не изменяю уже столько времени. Мы пыли коньяк прямо из горла, пуская стеклянную бутылку по кругу и запивая колой, даже не морщась. Я сделал положенный мне глоток и передал бутылку стоящему слева от меня Элиоту, попросту Элу. Его смольные волосы спутались и растрепались после горячего танца, а бриолин всё ещё поблескивал у корней. Элу было двадцать восемь, но выглядел он на солидную тридцатку, чем гордился. Тем, чем этот улыбчивый смуглый парень в кожанке уж точно не гордился, так это тем, что он работал копом. Странно видеть глубоко ночью в грязном рок-н-ролльном пабе копа, распивающего с тобой коньяк прямо на улице. Справа от меня стоял Ди, напротив ещё двое – просто Джейсон и Красный. Почему Красный я так и не узнал за полтора года, мог только догадываться, составляя обрывки слов. Очевидно, это как-то было связанно с галлюциногенными препаратами, которые однажды принял этот парень.
Не смотря на то, что все мы здесь курили почти без передышки каждые десять минут и распивали алкоголь из горла, никто из нас не принимал наркотики. Где-то в пабе остались ещё трое человек из нашей компании, и я должен был возвращаться к ним. Вновь ощутив бутылку в своей руке, я догадался, что пошел второй круг. Я сделал глоток и затянулся, передавая алкоголь дальше и на минуту выпадая из реальности.
Я вспоминал себя прошлого. Того Фрэнка Айеро, который презирал пьющих и курящих, который клялся, что ничего крепче пива никогда не окажется в его рту. А что теперь? Девятнадцатилетний Фрэнк обзавелся новыми друзьями и целой сетью криминальных связей. Он пил, курил, танцевал до дрожи в ногах и целовался с парнями в туалетах. Уровень моего уважения к самому себе пал так низко, что было стыдно даже смотреть на самого себя в зеркало – лишившегося детской полноты на лице, приобретшего красивые скулы, косметику на глазах и превратившего свои волосы «в чертовщину», как любил говорить старший Айеро. За легкий макияж глаз я не получил ни насмешек ни замечаний. В «тусовке», как говорило само о себе сборище более двести человек со всего города, позволено всё и нет никаких законов, но ты должен уважать выбор другого человека в «тусовке» и четко следовать негласному своду правил.
Я так и не понял сам, как конкретно и на чём образовалась «тусовка», но они действительно имели подводные камни в своём достаточно спокойном озере. Я знал, что некоторые из них пропагандировали фашизм. Я не общался с этими ребятами, но всегда видел их издалека. Гладко выбритые, в высоких джинсах, рубашках и обязательно белых подтяжках и матринсах вишневого цвета - они выглядели точь-в-точь как скинхеды их фильма «Бритоголовые». Несколько раз я пытался узнать больше о фашизме в «тусовке» задавая вопросы Ди, но тот ещё ни разу не удостоил меня ответом. Очевидно, ему эта тема самому была не так уж приятна.
Но я оставался спокоен, лишь изредка бросая взгляды в сторону бритоголовых (так я прозвал их), потому что пока мои друзья и я не учувствуем в этом, то всё в норме. Я помню, как испугался, впервые увидев тех ребят и услышав про фашизм, но спустя время я понял, что моё представление о мире навязано мне учебником по истории и телевиденьем. Каждый имеет право на собственные взгляды, и я смирился и принял это рядом с собой. Это не беспокоит меня, пока не мешает и не вредит мне.
Я бросил сигарету в урну и, отдав куртку владельцу, махнул ребятам рукой и оставил их с коньяком, намереваясь вернуться в паб. Я прошел мимо целующихся у стены девушек, задорно шлепнув одну из них, которая, к слову, была старше меня на два года. Здесь вам дозволено всё, но не забывайте о правилах.
Никаких наркотиков. Никакого секса. Только алкоголь и поцелуи. Ты можешь быть кем угодно, но все свои грязные дела должен решать самостоятельно, если никто не хочет помочь тебе. Никто из нас не хотел погрязнуть в настоящем алкоголизме и наркомании, чтобы потом умереть обдолбанным в каком-то дешевом клубе со спермой во рту и передозировкой. Никто.
Паб встретил меня теснотой и людностью, и я с привычной уверенностью нырнул в неё, улыбаясь всем подряд. Я был любим, меня знали, я любил быть любимым и узнаваемым. Стесненный когда-то своей юностью и неопытностью, я часто чувствовал себя ужасно глупо на таких вечеринках, но я был благодарен Ди за то, что он не бросил меня, за то, что показал им всем меня как достойного места среди них.
Иногда я ощущал себя глупее многих людей вокруг, но я не хотел отрицать этому, потому что я научился признавать себя самым младшим и действительно недалеким. Я старался не углубляться в политику и историю, мне было достаточно разбираться в музыке и алкоголе, поэтому, схватив с барной стойки заказанный мною стакан пива, я присел за столик к Ромео (впрочем, это тоже не его настоящее имя).
Я находился среди множества людей, и большинство из них я действительно знал и отчаянно любил, и особенно я был признателен Дагу, вытянувшего меня из болота, в которое меня только начинало засасывать.
Вспоминая своё прошлое, я впервые увидел его. Того, кого никогда раньше не видел в «тусовке». Он не выглядел как новичок, скорее он держался уверенно и расслабленно, танцуя рядом с Элом перед сценой. Он выглядел примерно на 24, и я собирался познакомиться с ним, чтобы узнать побольше о новом члене большой семьи. Парень отплясывал так самозабвенно, что я забыл про своё пиво и бросился в толпу.
|
