Глава 1.
Глава 36.
Глава 37.
Я едва успел взять ворох грязного белья, собранный по всей комнате, и унести его в ванную, к стиральной машинке, как услышал настойчивый звонок в дверь. Сердце тут же в предвкушении затрепыхалось внутри – чёрт, я не видел близнецов столько времени! Пока я боролся с запихиванием одежды внутрь, мама уже прошагала из кухни в коридор, чтобы открыть. Я снова чувствовал себя благодарным сыном – придя домой час назад, она тут же стала возиться со сладким пирогом, чтобы наша троица смогла попить чай и вкусно перекусить. Я просто не ощущал в себе достаточно запаса состояния «дохрена обидчивый и неблагодарный Фрэнки», чтобы не обращать внимания на подобные жесты. В итоге, я оказался в тёмной ванной, почти поборовший машинку в её нежелании принимать моё бельё, с колотящимся в предвкушении встречи сердцем и с наиглупейшей, размазанной по лицу улыбкой.
И только звучание жизнерадостного голоса Лалы и вежливое приветствие Эла вывели меня из ступора. Я с силой впихнул в барабан то, что сопротивлялось, и прикрыл получившуюся картину крышкой. Чёрт с ним, с бельём. Я должен быть не в ванной сейчас.
- Фрэнки! – прокричала девушка (о чёрт, за несколько месяцев, что я не видел этих двоих, Лала действительно стала походить на девушку), буквально запрыгивая мне на шею.
- Ребята, ох, - сбоку от неё своими ручищами нас стиснул Эл, и я едва мог вдохнуть, - как же я рад вас видеть, пф-ф… и как я хочу дышать, - добавил я сдавленным голосом, пользуясь последним воздухом из своих лёгких, на что эти двое весело расхохотались.
Мама смотрела на нас от кухни с широкой улыбкой на лице, а потом развернулась и уединилась со своим пирогом. Весь коридор уже пропах волшебным запахом сдобного теста и резаных яблок.
- Ты вырос, что ли? – польстила мне Лала, отстраняясь немного. Высокий широкоплечий Эл, по-моему, уже перерос Торо, и не факт, что собирался останавливаться. С его сестрой мы оказались до сих пор одного роста.
- Такая большая девочка, - улыбнулся я, - а врать так и не научилась, - щёки Лалы теплели румянцем, а её брат оглядывался вокруг, принюхиваясь к запахам почти готового к запеканию пирога. – Ты подстригся, - констатировал я, смотря на парня. Он только молчаливо кивнул, улыбнувшись.
- Надоели патлы. Вечно в глаза лезут и сохнут долго. Ну их…
- Как же у вас вкусно пахнет, м-м-м… - девушка беззастенчиво заглянула на кухню к моей маме. – Миссис Айеро, может, вам помочь?
- Нет, дорогуша, я уже ставлю пирог в духовку, - я услышал, как скрипнула дверца духового шкафа и заскрежетала по полозьям форма с тестом. – У вас есть целых полчаса, чтобы наговориться, потому что потом мы попьём чай, и я отправлю вас спать. Без разговоров. Ваши родители сказали, что вы должны быть в Нью-Йорке в двенадцать, а учитывая расписание электрички, выходить придётся в начале одиннадцатого.
Я закатил глаза, подмигивая Элу. Порой моя мама становилась до ужаса занудной и педантичной.
Лала хихикнула и, что-то ещё сказав, увязалась за нами – я с её братом как раз заходил в свою комнату.
- Так есть хочу, - честно признался Эл, разваливаясь на заправленной кровати и раскидывая руки.
Мне чертовски нравилось, что этим двоим не нужно было говорить: «Чувствуйте себя как дома», - а про себя думать: «Но не забывайте, что вы, мать вашу, всё-таки в гостях». Несмотря на эти месяцы практически без общения, между нами я чувствовал всё ту же общность и почти что возможность читать мысли друг друга. Прежде я не задумывался, насколько близнецы спокойно и гармонично вписывались в мою комнату и вообще жизнь, принимая нашу дружбу как нечто, само собой разумеющееся.
Всё начинаешь ценить, только когда лишаешься…
- Я бы тоже не отказалась от фирменного пирога твоей мамы, - Лала уже беззастенчиво шарила по моим полкам с книгами и дисками, доставая всё, что ей вздумается, оттуда и пробуя разве что не на зуб. Я не мог перестать улыбаться.
- Да я сам жрать хочу, если честно, - я развалился рядом с Элом, чувствуя его тепло под боком. Парень хмыкнул.
- Здорово, что у тебя за эти месяцы ничего не изменилось тут, - негромко проговорила девушка, ставя на место очередной альбом. – Это знаешь, вселяет уверенность…
- Что где-то на свете живёт лох, в комнате которого ничерта не меняется месяц от месяца? – я уложил руки под голову, чтобы было удобнее следить за перемещениями Лалы.
- Фу-фу-фу, Фрэнки, - она привычно погрозила мне пальцем, никак не реагируя на колкость. – Нет, я не об этом. Что есть такое место, куда ты можешь вернуться, спустя время, и погрузиться в воспоминания. Я до сих пор помню, как было весело в прошлый раз.
- С тех пор твоя кровать не стала больше, - добавил Эл, - так что история повторится.
Я улыбался, вдыхая тёплый, пряный по-весеннему воздух из приоткрытого окна над собой. За стеклом совсем стемнело, часы показывали почти десять, я дождался своих друзей детства и сейчас словно варился в благословенном собственном соку без добавления воды, сахара и прочей лишней херни. Это потрясающее чувство, когда тебе вдруг становится хорошо – просто так.
Несколько минут (по моим ощущениям, растянувшиеся на огромную комфортную, наполненную дыханием Эла под боком и шелестением Лалы вечность) мы просто молчали. Как вдруг я вспомнил самый главный вопрос, что хотел задать ребятам.
- Так что вы забыли в Нью-Йорке? – поинтересовался я, наблюдая, как тень от девушки благодаря приглушённому свету торшеров маячит сразу на нескольких стенах.
- А, - пожала плечами Лала, - всё то же. Нужно встретиться с одним профессором из университета, куда мы собираемся поступать через год.
- Оу, - протянул я уважительно. – Уже уверены в своём выборе и силах?
Эл хмыкнул, а Лала отвела взгляд от раскрытого на середине третьего тома «Властелина колец» и посмотрела на меня так, словно это был самый глупый вопрос десятилетия.
- Просто мы обязаны поступить, Фрэнки, - наконец с ноткой грусти сказала она, захлопывая книгу.
Я лишь постарался добавить в свой взгляд ещё больше вопросительности, но мои брови выше уже не поднимались. К счастью, Лала поняла и продолжила:
- Нам нужно сруливать из дома по окончанию. Я бы и в Лос-Анджелес уехала поступать, но вот этот, - она обвинительно ткнула в брата пальцем, - против.
- Почему такое желание уехать подальше? – не понял я.
Эл кашлянул, заворочавшись, Лала отчего-то смутилась и отвернулась обратно к стойке с коллекцией дисков.
- Потому что мы не хотим, чтобы на нас давили идиотские правила, - ответила она тихо, что я едва услышал. А потом Лала повернулась и серьёзно добавила: - Ты ведь чувствовал это? Чем дальше от дома и родителей, тем свободнее поводок из тех правил и догм, что нам наматывают на шею с раннего детства? Кого можно любить, а кого нет, что правильно делать, а что неправильно, словно мы до сих пор ползаем на коленях под стол и писаем в кроватки. Я устала от этого… - сдулась девушка, выговорившись.
Я молчал, несколько ошарашенный. Медленно шестерёнки в моей голове начинали вертеться и разгоняться, приводя к некоторым умозаключениям.
- Нью-Йорк огромный город, - мягким голосом, который как нельзя лучше вписывался в приглушённое вечернее освещение комнаты, проговорил Эл. – Там до нас никому не будет дела. А мы сможем почувствовать себя немного свободнее. Да и комнату попробуем выбить в общежитии одну на двоих, но побольше.
- Это… круто, - сказал наконец я, но вышло как-то жалко. Поэтому я приподнялся на локтях и ободряюще улыбнулся этим двоим: - Нет, ребята, это серьёзно круто! Такой шаг… - я не стал уточнять, подумав, что не совсем хорошо лезть в эту тему дальше. Я сам не до конца усвоил некоторые мысли, чтобы говорить о них. – А какой факультет?
- Юридический, - Лала снова ожила и, подойдя к кровати, присела возле меня на краешек. – Когда ты убегаешь от правил и законов, следует знать врага в лицо, - улыбнулась она, и я совершенно естественным жестом взял её за руку, чтобы сжать тонкую прохладную ладонь.
- Мы написали и отправили ректору пару работ, и он ими заинтересовался, - продолжил своим баюкающим голосом Эл. Его раздвинутые, бесконечно длинные колени чуть ходили из стороны в сторону, словно маятники. – Назначил встречу завтра, а мы, не будь дураками, согласились приехать. Родители считают, что мы просто слишком инициативные и чересчур умные…
- А мы на самом деле просто мечтаем сбежать из дому, - хихикнула Лала.
Я снова улыбался. Феномен близнецов. Такие похожие лица, родные души, совершенная самодостаточность вдвоём. Как я вообще затесался в их компанию? Тепло бока Эла и бедра Лалы, посередине которого очутился я, словно стремилось друг к другу, становясь обжигающим.
- У вас всё получится, - сказал я. – Просто обязано получиться. Моим мозгам до подобных авантюр ещё расти и расти.
Девушка слева ухмыльнулась.
- Наверное, твоё время сбегать просто ещё не пришло, Фрэнки, - и она подмигнула мне.
В это время в дверь тихо стукнули, а затем она открылась ровно настолько, чтобы впустить половину моей мамы.
- Пирог готов, детки. Моем руки и за стол, - она обворожительно улыбнулась и, оставив дверь открытой, снова исчезла.
- Еда-а… - просипел Эл, мгновенно оживая и поднимаясь.
Они с сестрой, хихикая и почти сбивая друг друга на ходу, кинулись в сторону ванной. Я, уже примирившись с видом глупо улыбающегося придурка, на мгновение завис на кровати, а затем, применив достоинства своего мозга, ушёл мыть руки на кухню. Эй, там тоже есть вода, раковина и мыло!
А ещё там чертовски аппетитно пахнет яблочным пирогом, ох…
Пить чай в компании повеселевших после первой пары кусков пирога близнецов оказалось одним удовольствием. Они (ну хорошо, заводилой в основном выступала Лала, но иногда спокойно-уравновешенные добавления Эла к её историям оказывали действие взорвавшейся смеховой бомбы) травили байки обо всём – от ситуаций в школе до собственных промахов, и в какой-то момент я понял, что просто не могу с уверенностью сказать, что из рассказанного близнецами правда, а что – совершенно наглый вымысел. Я просто слушал звучание их голосов, жевал мягкий сдобный пирог с горячими, такими нежными кусочками яблок внутри, запивал всё это чаем и блаженно молчал – рот-то был занят.
Почуяв, что так я слопаю всё один, близнецы стали задавать вопросы, освобождая свои рты для пирога. Мама вскоре попрощалась до утра, взяв с нас слово улечься не позже двенадцати, и поднялась наверх.
А мне, подловленному на нечестной игре, пришлось рассказывать обо всём хотя бы кратко:
...Про зиму и первый свой концерт, когда я выступал сольно перед школьной аудиторией со своей песней...
- Ох, Фрэнки, ты просто обязан сыграть нам её! – тут же вскинулась Лала, тыкая в меня кусочком обкусанного по краям пирога. Почему-то она всегда начинала есть его с запечённой корочки, неторопливо устремляясь к мягкой середине.
- Уже поздно, - попытался отказаться я, как-то неожиданно вспомнив, чему (точнее, кому) посвящена эта песня. Я был совершенно уверен, что эта бестия со стула напротив прочитает меня по песне, словно распотрошённую книгу.
- Да ладно, - неожиданно присоединился к сестре прожевавший Эл. – Ты просто наиграй и напой тихонько, потерпят ваши соседи разок. Или ты тут постоянно после одиннадцати зажигаешь? – прищурился он с ухмылкой.
- Нет, куда там, - вздохнул я, понимая, что битва проиграна. – В этом таунхаусе с правилами проживания серьёзно.
Я потянулся к одному из оставшихся сиротливо лежать на блюде кусочков, чтобы хоть как-то задобрить себя за поражение.
- На самом деле, мне правда очень интересно послушать тебя, Фрэнк, - Эл мягко улыбался, иногда поглядывая на меня, запивая пирог чаем. – Я часто вспоминаю наши с тобой гаражные посиделки за гитарами. Знаешь, сейчас я играю так редко… Потому что в одного совсем не то. Понимаешь?
Я кивнул ему, мысленно извиняясь перед соседями. Теперь я намеревался сыграть не одну песню, а ещё – собирался спустить с чердака запасную акустику. Мы должны были снова поиграть вместе, хотя бы недолго.
Я очень хорошо понимал Эла. Чертовски хорошо!
И хотя мне никогда не надоедало ковырять гитару наедине с самим собой в пустой комнате, играть музыку вместе с кем-то – совсем другая история. Это небо и земля, это монохромия и цвет, это то, что в принципе нельзя сравнивать. Общность сознания и волшебное чувство в груди, когда несколько людей создают музыку из тишины, в последнее время для меня были тем самым наркотиком, с которого я не собирался слезать.
А сидел я, как оказалось, чертовски прочно.
После мне пришлось кратко рассказать о наших с Уэями и Торо совместных выходках и репетициях, о чумовом недавнем выступлении на Весеннем фестивале, о том, что завтра я, проводив ребят на электричку, направлюсь на остановку рейсового автобуса, чтобы провести выходные с новыми друзьями в Ашбери и отметить там день рождения…
- Неплохие планы, - улыбнулась Лала, облизывая крошки с пальцев. Пирога не осталось – я очень долго говорил. – День рождения будет у Джерарда?
Я кивнул, совершенно по-идиотски смущаясь. А ведь не хотел вообще касаться даже его имени в этом разговоре – боялся разбудить в себе странное настроение, оставленное им вечером.
- Сколько ему исполнится? – поинтересовался Эл.
- Девятнадцать, - быстро ответил я, для себя по-новому осмысливая эту цифру. Чёрт, Джерарду стукнет целых девятнадцать…
- Большой мальчик, - улыбнулся Эл.
- Только не проговоритесь маме про Ашбери, - спохватился я, вспоминая, что так и не признался о месте поездки, намереваясь обойтись вечерним звонком по телефону.
- Оу, - удивлённо округлила глаза Лала. – У Фрэнки секреты от мамы? Впервые слышу о подобном, - она хитро подмигнула мне.
- Чёрт… - я вздохнул, закрывая лицо руками и понимая, что со всеми моими друзьями врагов не надо. – Не в этом дело. Всё завязано на переводных тестах, я так задолбался, что уговаривать маму отпустить меня в Ашбери уже просто нет сил.
- А… почему ты так уверен, что она не отпустила бы тебя? – спросила вдруг девушка, всё ещё легко улыбаясь. – Это же недалеко. И повод достойный. К тому же, бабушка…
На несколько долгих мгновений меня замкнуло. На самом деле, почему я был так уверен, что мама не отпустит меня туда? Я ведь всю неделю прилежно занимался, и с понедельника продолжил бы с новыми силами… Я сидел и молчал, непонимающе глядя в пространство между близнецами, словно в разрыв, где виднелся параллельный мир.
Разве не потому я так боялся признаться маме про Ашбери, потому что был совершенно уверен, что собираюсь заниматься там очень… и очень непристойными вещами? Чёрт… подсознательно я понимал, что никакой маме подобное не понравится…
- Фрэнки улетел, - хихикнула Лала, поднимаясь со стула и собирая посуду со стола. Я ещё не видел этого, но уши слышали, как включилась вода – подруга по хозяйски начала мыть чашки.
- Думаю, вы хорошенько повеселитесь там, - многозначительная фраза Эла вывела меня, наконец, из мысленной комы. Я лишь кашлянул. – В Ашбери красиво. Как-то были там проездом, купались.
- Жалко, что сейчас ещё рано для пляжного сезона, - заметила от раковины девушка. – Океан холодный.
- Зато песочек уже может быть тёплым, - улыбнулся Эл, тоже поднимаясь из-за стола. – Было очень вкусно. Надо бы не забыть поблагодарить завтра твою маму ещё раз. Ну что, сыграешь нам, Фрэнки?
- Я почти домыла, - Лала кивнула нам, протирая столешницу от крошек. Как здорово быть дома и ничерта не делать…
Пока мы друг за другом шли в комнату, я всё прокручивал в голове последнюю фразу Эла: «А песочек уже может быть тёплым»… Я не знал, отчего она так въелась, но почему-то мне становилось очень хорошо, когда я думал об этом. Странная у меня голова, правда…
Пока ребята умывались и застилали мою «не изменившую размеры» кровать чистым бельём, я тихонько пробрался на чердак за второй акустической гитарой. Немножко позже, устроившись с Элом, щеголявшим в одних боксерах, на своём зелёном диване, мы, как какие-то древние старики, принялись ностальгировать по нашим гаражным посиделкам, играя в две гитары всякую ерунду. Через полчаса и после уверенного стука со стороны соседской стены, Лала, уже забравшаяся под одеяло, вспомнила, что я обещал им свою песню.
Наигравшийся и довольный, словно налакавшийся сливок кот, Эл оставил гитару на диване и поспешил занять зрительское место рядом с сестрой, усевшись поверх белья и сцепив ноги по-турецки.
Я – рок звезда со стажем в семейных трусах и растянутой футболке, - остался под абажуром в гордом одиночестве, примериваясь к аккордам «той самой» песни. Сердце сладко бухало, потому что невольно в памяти всплывали самые нежные и теплые моменты, что успели случиться у нас с Джерардом. Прикосновения пальцев и рук… Поцелуи. Робкие и наоборот – отдающие дикостью – объятия. Взгляды, прожигавшие грудную клетку насквозь. И даже слова, что не всегда ранили…
Я запел, потому что был готов. Про дружбу. Про друзей. Про то странное, что завелось у меня внутри после нашей встречи. Про всё. И про Джерарда…
Я старался петь и играть тихо, почти закрыв глаза. Пару раз мой голос срывался – в горле немного першило. Мне было всё равно. Суть происходящего была не в этом.
Я мог бы говорить с близнецами долго… Рассказывать, пытаться объяснить. Мог бы использовать множество слов, жестов, эмоций на своём лице. Я бы болтал с ними до утра, посадив голос и выдохнувшись до изнеможения, но не передал бы и части того, что сейчас получалось объяснить песней.
Наверное, мне было страшно. Страшно и ещё – неловко. Выворачивать себя наизнанку даже перед теми, кто близок – всегда неловко, я знал это. Но я начал, а значит – должен был закончить.
Когда гитара замолчала, и успокоилась последняя дрожащая струна, в комнате осталась только тишина и трое человек, непонятно как и чем соединённых вместе. Я открыл глаза, немного пугаясь реакции. Мне отчаянно захотелось, чтобы они перевели это всё в шутку, чтобы сгладить моё смущение от этой идиотской музыкальной откровенности.
- А наш Фрэнки влюбился, - мечтательно протянула Лала, привставая и прижимаясь щекой к руке Эла. – Ты представляешь?
- Это должно было рано или поздно случиться, - с тёплой улыбкой ответил ей брат. – Это было… здорово, чувак. Очень. И музыка, и слова.
- И то, что мы поняли тебя, - Лала тоже улыбнулась, в то время, как я совершенно точно ощущал красноту, расползающуюся по моим щекам и ушам. Я не знал, куда деть свои глаза.
- Иди уже к нам, балбес, - девушка снова откинулась, оказавшись по центру моей кровати. Эл начал забираться под одеяло с краю, а мне оставили место сбоку, ближе к окну.
Я торопливо снял ремень и отставил гитару, уперев её грифом на диван. Не сшиб бы кто ночью, если припрёт в туалет… Судорожно нащупал выключатель и погрузил комнату в темноту.
- Фрэнки?
Тихий голос Лалы почти щекотал ухо.
- М-м?
- А он… чувствует что-нибудь к тебе?
Я молча лежал, разглядывая тени на потолке. Говорить, откровенно, не хотелось. Да и что сказать? От её простого вопроса вдруг стало безумно жарко и страшно, я даже раскрылся чуть больше, скидывая одеяло.
- Зачем ты пристаёшь к человеку с такими неудобными вопросами?
Это раздалось сонное бурчание Эла с другой стороны кровати. Оно заставило меня ухмыльнуться. На самом деле любой вопрос о Джерарде был неудобным. И дело тут не в его содержании, а в том, что… нельзя было с совершенной уверенностью понять, что у того на уме.
- Я не знаю, Ла. Надеюсь, что да. Иногда он… даёт это понять.
О чёрт… Я смог выговорить хоть что-то, отдалённо напоминающее правду. Честно, гордился сам собой в этот момент.
- М-м… Это значит, что тебе нравятся мальчики?
Это было обычное любопытство. Да-да, то самое, когда к тебе приезжают старые друзья, знающие тебя с детства, и начинают задавать этакие «неудобные» вопросы. А что тут такого? Интересно же!
Я снова хмыкнул. Мне не было обидно и я не чувствовал, что на меня нападают, выкручивают жилы, чтобы добиться правды. Я был уверен, что близнецам все равно, кто мне нравится. Не в плохом смысле, а в самом хорошем. Ведь у этих двоих своих тараканов более чем хватало. Я знал, что они точно поймут и примут меня любым.
- Не думаю…
Я сказал, как есть, снова запустив над нами, засыпающими, цикл тишины.
- Мне нравится только он.
Я помолчал, переведя взгляд за окно, на игру бликов от ночных фонарей, прорезающих светом сплетение веток деревьев.
- И это, мне кажется, намного страшнее…
Лала коротко выдохнула, и я понял, что это была усмешка. А затем сказала мне почти на ухо:
- Нет, Фрэнки, страшнее – только монстр в твоей ванной. Он даже сожрал твои грязные носки больше, чем наполовину, хотя лично я не рискнула бы к ним и на метр ближе подойти, - она невесомо поцеловала меня в щёку. - Спи уже…
И пока я ошарашенно размышлял над сказанным, не сразу поняв, что Лала говорила о стиральной машинке и носках, видимо, торчащих из неё, ребята уже уснули.
Басовитое сопение Эла и очень тихое – Лалы - убаюкивали меня, снова заставляя улыбаться. Наверное, эта спокойная от мыслей ночь была лучшим, что я мог пожелать перед грядущими бешеными выходными…
****
Утром, когда мы от пуза наелись омлета с тостами, залив всё это сверху крепким кофе, и были готовы уже выходить, я решил подняться наверх, к маме. Она ещё не проснулась, или же просто не спускалась, чтобы нам не мешать. Мама прекрасно знала, что мы достаточно самостоятельные, чтобы суметь позавтракать без её помощи.
Постучав в дверь и услышав тихое разрешение, я зашёл внутрь.
Мамина спальня была этакой странной комнатой для меня. Небольшая, но просторная для одного человека кровать, высокая и вся какая-то воздушная, словно мама до сих пор не наигралась в принцессу. Светлые однотонные обои и несколько пятен полосатой отделки потемнее – за кроватью, по бокам от трюмо и полоса за креслом, на котором распластался скинутый с вечера халат. Сразу слева от меня немалую часть комнаты занимал шкаф-гардеробная, а впереди, за раздвинутыми уже шторами занималось утро, любопытно заглядывая в балконную дверь.
- Доброе утро, милый, - чуть улыбнулась она, опуская книгу на одеяло. Такая домашняя, тёплая, в забавной ночной рубашке с кружевом по вороту и мягким взглядом своих кофейных глаз.
- Доброе утро, мам, - я не смог не улыбнуться в ответ, хотя внутри уже начинало неприятно свербеть – я намеревался лгать или, как минимум, не договаривать ей сейчас… - Уже не спишь?
Я подсел на край кровати. Она тут же протянула ко мне руку и поманила пальцем. Да-да, мне навязывали тот самый утренний поцелуй в макушку или лоб, который я, если признаться, на самом деле любил, но который всё равно порядком смущал. Я уже не ребёнок… Наклонившись, я почувствовал её еще пахнущие кремом руки на затылке и мягкое прикосновение губ куда-то к волосам сверху. Мне стало хорошо – как будто тебя утешают за что-то не очень хорошее, что ты ещё не совершил. Словно успокаивают и дают надежду. Не уверен, что мама вкладывала эти эмоции в утреннее объятие, но мне было проще так чувствовать.
Я искренне надеялся, что она когда-нибудь сможет понять меня. Простить меня?
- Ну ма-ам, - заныл я, выбираясь из захвата. Она едва слышно рассмеялась, отпуская мою голову.
- Нет, я дочитываю Хемингуэя. Вчера не успела – уснула. А ты уже одет, я смотрю?
- Да, - я кивнул, возвращаясь с середины её одеяла на край. – Ребята уже выходят, и я пойду проводить их до станции.
- Ещё вернёшься? – её бровь сделала неуловимое движение, на что червь, грызущий меня сомнениями и страхами изнутри, отреагировал незамедлительно.
- Нет, мам, - собрал я остатки воли в кулак. Как можно спокойнее и честнее поднял глаза: - Потом сразу к Уэям. Мы с Рэем обещали помочь убраться и приготовить всё к вечеринке, так что встречаемся пораньше.
- Всё ясно, - она искривила уголок рта. – Значит, в эти выходные я увижу тебя только завтра вечером?
- Мам, - нахмурился я. – Это же всего один раз в год. Я не так уж часто попадаю на дни рождения к лучшим друзьям. И я занимался, - вспомнил я про тяжёлую артиллерию.
Она тут же смягчилась и улыбнулась. Да уж, меткий снайпер знает, чем и куда бить… Внутренне я ухмыльнулся сам себе – отнюдь не радостно. Мне до сих пор было гадко, и я искренне надеялся, что оставлю это ощущение, едва выйду за дверь квартиры.
- Хорошо, - ответила она. – Будь осторожен, пожалуйста. И чтобы никакой дряни не попадалось в твои руки, - она строго посмотрела на меня, а я просто оторопел на мгновение, не зная, что ответить. Она вздохнула, по-своему растолковывая взгляд. – Я верю тебе, Фрэнки. Ты серьёзный мальчик, и всё будет хорошо. Поэтому просто не заставляй меня волноваться, ладно? Очень важно знать меру, и я надеюсь, что у тебя с этим всё в порядке.
- Мам, - улыбнулся я. – Всё будет хорошо, правда. Я позвоню сегодня вечером, и ты сама всё услышишь.
Я снова забрался поближе к ней на кровать и неловко обнял. Нет, чувство вины никуда не делось, но я был ей благодарен – и за заботу, и за волнение. Кому ещё нужен такой беспокойный я? Думаю, моя мама в каком-то роде святая.
- Повеселитесь как следует, Фрэнки, - она мягко похлопала меня по толстовке на спине, а потом снова поцеловала в макушку. – Но без фанатизма, ладно?
- Угу, - промычал я в её плечо.
- Близнецам привет. И извинись, что я не спускаюсь. Очень хочется дочитать.
Я отстранился и кивнул, глупо улыбаясь.
- А теперь брысь с моего одеяла в уличных джинсах, - сказала она, поднимая книгу. – Буду ждать звонка.
- Пока, мам, - только и выговорил я, прежде чем почти кубарем не слететь по лестнице на первый этаж. За спиной отрастали крылья – и какого-то говорящего, однозначно тёмного цвета.
- Ты готов? – Лала стояла в прихожей перед зеркалом, заплетая свои кудри в куцую косу. Эл только вышел из ванной, свежий и благоухающий.
- Однозначно, - меня распирало, и я улыбался во все свои зубы. – Только рюкзак захвачу из комнаты, и выходим.
- Отлично, - это уже Эл, поправляющий свою светлую волнистую чёлку за спиной сестры.
****
Сколько нужно минут, чтобы переступить из себя-прошлого в себя-будущего? Сколько нужно этого времени, чтобы порвать связи между собой-обычным и тем новым, ещё неведомым собой, который только намеревается всех удивить?
Я мог ответить на эти вопросы касательно свой личности. Ровно сорок две минуты и тридцать секунд.
Сорок две минуты и тридцать секунд – вот то жалкое время, и за него я успел добраться с Элом и Лалой до станции, посадить их на нью-йоркскую электричку, предварительно пожелав ребятам мыслимых и немыслимых успехов… Мы договорились созвониться после итоговых тестов, а ещё, возможно, решить вопрос о моём приезде в Бельвиль на летних каникулах… И после того, как двери поезда сдвинулись, словно убирая улыбающиеся лица моих друзей детства под стекло и в рамку, я остался на платформе один – возбуждённый, взвинченный, со своими чёртовыми крыльями за спиной, которые пока только мешали. Женский голос объявил отправление, вздохнув, электричка тронулась.
Я ощутил себя совершенно другим человеком в этот момент, вздохнув почти синхронно. Словно освободившимся.
Щелчок, и внутри, где-то в голове переключается тумблер. И на перроне уже совсем другой парень. Не тот подросток, что трогательно переживал насчёт лжи маме или искренне сожалел о скором отъезде друзей… А совсем другой: Фрэнк, Фр-рэнки… Детка.
Сожаления и страхи убрались на третий план, опустошая. И окружающий мир, вдруг расцветившийся тысячами оттенков, звуков и запахов, хлынул внутрь меня: в уши, глаза, нос, заполняя и вымывая всё лишнее. Не знаю, как я устоял под напором этой волны – она едва не сбила с ног. И я покачнулся – точно помню это ощущение. Кажется, мне помогли крылья.
И заспанные, неловкие по утреннему времени пассажиры, и тихо звучащая из плеера уборщика музыка, и вокзальные скрежеты, запахи и звуки, да даже отдыхающий на лавочке неподалёку бродяга, укрывшийся газетами – всё это обретало какой-то необъяснимый, но до печёнок огромный и волнующий смысл.
Посмотрев на часы, я присвистнул и, стряхивая наваждение, отправился в сторону остановки транспорта. В запасе было двадцать три минуты, чтобы добраться к автобусной станции к назначенному Уэями сроку.
****
- Ты даже без опозданий, - ухмыльнулся Джерард, вытащив изо рта недокуренную сигарету и буквально ловя меня в объятия. Так уж вышло, что автобус открыл двери точно напротив него, и я с радостью повис у него на шее:
- С Днём Рождения, Джи! – громким шёпотом выдал я, с каким-то особенным чувством сминая ткань тёплой худи у него в районе лопатки.
- Тише, - он улыбался, и я не видел, но слышал это. – Синяков наоставляешь. И спасибо, Фрэнки.
Было так здорово просто снова вдыхать его запах – резковатого лосьона или ещё не пойми чего, шампуня и сигарет, что у меня поехала крыша.
- Утра, Фрэнк, - услышал я синхронное Рэя и Майки за спиной. Это заставило меня немного прийти в себя. Мы на улице. На автобусной станции. И мы не одни…
- Привет, ребята, - улыбался я, с тщательно запрятанной жалостью отпуская Джерарда. - Оторвёмся сегодня?
Майки только закатил глаза.
- Главное – не улететь при этом в стратосферу, Фрэнк, - сказал он. – А то у Джи тормоза иногда отказывают в этом плане.
- Но-но, я бы попросил, - покачал пальцами с сигаретой Уэй-старший. – Всё будет чинно и благородно, - он подмигнул мне. – Только пиво, водка, немного травки и много громкой музыки…
Майкл простонал, натягивая свой капюшон практически до носа:
- Я его не знаю, - донеслось из-под ткани.
Я рассмеялся. Немного нервно, но это позволило избавиться от накопившегося напряжения.
- А вот и наш автобус, - указал пальцем Рэй, отошедший от небольшого торгового ларька с огромной упаковкой сырных чипсов.
Переглянувшись, мы взяли наш довольно скудный скарб и загрузились в полупустой автобус. К моему неудовольствию, Джерард сел рядом с Майки, зато в моём распоряжении оказался Рэй с шуршащей и так аппетитно выглядящей пачкой чипсов. Я понадеялся, что мой желудок не будет слишком против…
****
Почти три часа сменяющих друг друга мелькающих моментов: ненавязчивая музыка Рэя в наушниках, перебрасывание колкостями с Майки, макушка, а также ухо и скула Джерарда, которую я выучил, кажется, наизусть… чипсы, кола, ленивое посматривание за окно. Волосы Джерарда, сегодня такие чистые и старательно растрёпанные, в которые так хотелось запустить пальцы. Всё это придавало поездке какой-то налёт нереальности и лёгкое чувство дежавю. Словно подобные мелочи уже были между нами, и теперь вдруг захотели повториться практически в точности.
Всё изменилось в момент, когда автобус выехал к океану. Миновав залив, трасса выпрямилась, точно брошенная кем-то огромным рядом с бесконечными пляжами жердь. И люди, не в силах ничего поделать с этой шуткой природы, положили вдоль неё ровную трассу.
Я больше не мог отвлекаться от того, что находилось за окном. Океан, его серовато-сизые волны с голубым солнечным отливом лишали меня воли и вообще всякого желания думать. Он просто тянулся за окном – бесконечный и безразличный, а я сидел в автобусе, словно замершая в смоле муха, и смотрел на него. Или это он смотрел на меня? Я бы не смог с уверенностью ответить…
Кажется, я впал в некое подобие транса, потому что толчок Рэя в плечо и объявление голосом Джерарда: «Приехали», - стало для меня неожиданностью.
С первого взгляда Ашбери не показался чем-то особенным. Обычный небольшой городок, похожий на многие другие в прибрежном районе Джерси, что мы миновали по пути.
- Тут очень красиво на набережной, - сказал Майки, увидев моё лицо. – Самые красивые дома, думаю, ты успеешь сам оценить, - он улыбнулся, подталкивая меня в бок.
- А теперь нужно немного поработать ногами, леди, - галантно улыбнулся Джерард, взваливая на плечо по виду довольно увесистый рюкзак. – Бабушкин дом не то чтобы в центре.
- А транспорт? – удивился я.
- Это Ашбери, - отчего-то ответил Рэй, словно это могло всё прояснить. – Всего несколько лет назад город наполовину принадлежал преступным группировкам. Они, конечно, как-то умудрялись сосуществовать с мирным населением, но в итоге…
- Кое-кому надоело, и весь сброд поразгоняли, - закончил за друга Джерард. – Казино прикрыли, вон, видишь, за домами ещё видно крышу. Красивое здание, но заброшенное теперь.
Я слушал с удивлением. Конечно, эта история была нормальной и для Ньюарка, и, наверное, для других городов Америки… Но всегда приятно ощущать свой город чем-то особенным, даже если это не так.
- И что, автобусов нет? – уточнил я, пока мы шли по улице, предположительно параллельной набережной.
- Конечно есть, Фрэнки, - Майкл снова улыбался мне, словно я непутёвый ребёнок. – Но ходят как попало и очень редко. Пока местному мэру не до проблем транспорта. Поэтому ногами быстрее.
Я кивнул, только сейчас замечая. Запах. Этот запах, который чувствовался снаружи и совершенно не ощущался в рейсовом автобусе. Наверное, так могло пахнуть дыхание океана, которое ощущалось слишком явно даже тут, откуда сам океан было не разглядеть за низкими домами. Я улыбнулся, вдыхая горьковато-свежий вздох поглубже. Кажется, мне начинало тут нравиться.
Дом Елены был старым. Нет, не в том смысле, что разваливался на части от грубого хлопка двери. Это была та благородная старость, что отличает дома с историей, с какой-то тайной, которую они скрывают. Он был необычным, впрочем, как и всё, что касалось этой женщины.
Двухэтажное строение с зелёной лужайкой и этакой башенкой-чердаком расположилось почти на окраине Ашбери, на другом его конце. Но был один огромный и неоспоримый плюс. Отсюда, пусть и в обрамлении других домов, пусть и ниже по улице, виднелся кусочек океана. Слышался рокот океана. И я не мог унять дрожи, понимая, насколько близко находится дом от пляжа. Даже принимая в расчёт не слишком тёплую погоду, я был готов нестись туда, скидывая кеды и носки на ходу и зарываясь пальцами ног в бодрящий желтоватый песок.
- Чего застыл, Фрэнки? – спросил меня шедший позади Рэй, пока уже зашедшие внутрь Уэи чертовски мило и тепло здоровались с бабушкой. Я только мечтательно вздохнул, отворачиваясь от океана, и переступил порог.
Дом оказался другим миром, в котором по-иному идёт время, по-иному дышится и даже живётся. Если честно, я не мог представить, что к вечеру мы превратим это достойное и какое-то пропитанное налётом благородства жилище в притон для вечеринки. Подобное просто не укладывалось у меня в голове.
Чего стоили только старинные тикающие часы на стене в прихожей и множество рамочек потемневшего от времени дерева на каминной полке, где были изображены…
- Эй, а ну поставь на место, - улыбаясь, Джерард подошёл ко мне и встал рядом, пока я рассматривал их детскую, совместную с Майки, фотографию. Они были такими забавными и… совсем на себя не похожими?
- Хэллоуин? – только и уточнил я, разглядывая самодельные костюмы мальчишек. Майки был не иначе, как привидением-морячком из «Охотников за привидениями», а Джерард, кажется, изображал Дракулу. В счастливо разинутом рту Майкла не доставало большинства зубов, и выглядело это потрясающе смешно.
- Да, - он встал так близко, что касался меня всей согнутой рукой – от плеча и до локтя. Он был таким тёплым. – Бабушка сама делала нам костюмы, - добавил он.
- Здорово, - бессмысленно ответил я. С кухни доносились голоса Рэя, Елены и Майки, шум воды и хлопанье ящиков. – Мои костюмы делала мама. Представь, - я посмотрел на Джерарда, отрывая взгляд от фото, - вы отмечали Хэллоуин, а я отмечал свой День Рождения, и ты понятия не имел, что такой я вообще существую на свете. Но мы веселились все вместе, - я криво улыбнулся, в то время как Джерард странно и очень-очень долго, практически не моргая, смотрел на меня.
Его рука с шорохом опустилась вниз и притянула меня за талию к себе – близко, неожиданно и слишком смущающе. Он наклонился к моему уху, и теперь мне стало не до шуток – его дыхание обжигало.
- Я счастлив, что теперь знаю, что ты такой существуешь, - сказал он шёпотом.
Сердце зашлось в диком ритме, а пальцы ослабли, я едва не выронил рамку из руки.
- Джерард! – голос Елены из кухни, звонкий и молодой, спас меня в этот раз. Рука Уэя мягко отпустила мою талию, а я вспомнил, что вообще-то для жизни необходимо дыхание. – Для тебя есть задание!
****
Я плохо понимал, как оказался на соседнем сидении в стареньком, но довольно резвом "жуке" Елены. Всё происходящее со мной напоминало какой-то сладкий, окутанный дурманом сон. Гул голосов, смех, какие-то слова Елены, и вот Джерард уже выталкивает меня на улицу, и я механически открываю дверцу машины, чтобы сесть внутрь. Теоретически, я участвую во всём, происходящем вокруг меня. Улыбаюсь, отвечаю и даже знаю, куда мы едем. На практике же в моих ушах раздаётся только набат сердечной мышцы, а глаза застилает туман, как от травки. Сладкий туман, в котором можно совершенно потеряться.
Я ощущаю в тесном авто, как Джерард уверенно и без проблем – это было неожиданностью для меня! - ведёт машину по узким улочкам Ашбери. Он немного нервно постукивает пальцами по рукодельной оплётке руля – вся эта машина вообще верх творческой мысли. Он смотрит на дорогу, и иногда – мельком – на меня. Как-то смущённо улыбается, отводя глаза обратно. И я физически ощущаю, как температура внутри салона зашкаливает. Господи, в этой древней модели вообще есть кондиционер?
Очнулся я только тогда, когда мы почти выехали за пределы города. В небольшом отдалении вывесками и рекламами завлекал гипермаркет, и я наконец-то вспомнил, зачем вообще мы оказались в машине. Покупки…
Джерард остановил "жука", съехав на стихийную парковку вдоль обочины. Тут не было ни души, как пусто было и на дороге. Редкие машины, спешащие к гипермаркету или обратно, проносились мимо слишком быстро, даже чтобы понять, кто за рулём. Я потянулся к крутящейся ручке, чтобы приоткрыть окно. Мне на самом деле становилось нечем дышать, и сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из самого горла, разбиваясь о лобовое стекло.
- Не советую, - тихо сказал Джерард. – стеклоподъёмник уже пару лет как не работает, а бабушке недосуг отвезти машинку в мастерскую, - просто сказал он, а у меня мучительно вспотели ладони от звука его голоса.
Отчего-то я безумно боялся поднимать на него глаза. Это было чем-то из разряда, что один из нас – фитиль, другой – живой огонь, и если мы как-то пересечёмся, то наступит огромный «бабах», и всё вокруг разнесёт к чёртовой матери. Поэтому я упёрся взглядом в свои нервно терзаемые пальцы и совершенно не старался понять, что происходит вокруг.
- Фрэнк, - его голос мягко вытягивал меня из тумана. Я никак не мог решиться посмотреть на него.
Я услышал шуршание ключа и то, как старенький мотор затих. Затем Джерард до щелчка поднял ручной тормоз между сиденьями…
- Фрэнки, - повторил он, и его рука с ручника переместилась на моё колено. Я вздрогнул и встретился с ним взглядом.
И утонул.
Желание, сомнения, вопрос, снова желание – такое, которое запросто можно не только увидеть, но и ощутить под пальцами. Он смотрел на меня, словно потерпевший крушение на уплывающую шлюпку, и кусал, кусал свои несчастные губы. Они казались совсем красными и припухшими.
Мне до дрожи в коленях захотелось схватиться за ручку, вывалиться из машины на обочину и бежать обратно, не оглядываясь. И столь же жгуче, до одури, я мечтал никогда не выходить из этой машины. Я ощущал, что это какая-то точка, пройдя которую, мы не сможем вернуться. Меня пугало это ощущение.
Рука на колене медленно поползла выше.
- Фрэнки… - уже не сказал, а прошептал он, покрываясь небольшими и очень трогательными розоватыми пятнами на щеках.
Я облизал спёкшиеся губы, не отрывая взгляда от его затянутых пеленой глаз. Моя рука накрыла его ладонь и переплела наши пальцы. В то же мгновение Джерард, издав какой-то сдавленный стон, наклонился ко мне и буквально вцепился губами в губы.
Его поцелуй отдавал голодом и тоской. Словно он, оставленный без воды на многие дни, вдруг добрался до колодца. Его свободная рука сжимала ворот моей толстовки мёртвой хваткой, а губы не переставали мять, прихватывать и касаться моих рваными, диковатыми мазками.
Моя голова кружилась, словно мы не сидели в машине, а катались на скоростной карусели. Он сводил меня с ума своим откровенным напором, и я отвечал так искренне, как только умел. Я сам до невозможности соскучился по нему подобному.
В какой-то момент я скользнул пальцами в волосы на его затылке и, лишая возможности отстраниться, пробрался языком в его горячий и немного отдающий горечью рот. Это было подобно разряду электричества между двумя шариками на занятии физикой в школе. Оно пробило нас до костей, до кончиков пальцев, и мы одновременно издали странные мяукающие звуки.
В паху глухо ныло, и любимые джинсы казались самой неудобной одеждой на свете. Я скользил по его языку, а он – в ответ – пытался облизать мой. У меня было ощущение, что он собирается съесть меня целиком, и я совру, если эта мысль хоть немного пугала меня. Сейчас я целиком принадлежал Джерарду, а он, как бы ни странно это звучало – был моим.
Рука на моём бедре освободилась от хватки пальцев и на ощупь примерилась к пряжке ремня на моих джинсах. Кажется, я вздрогнул, потому что он улыбнулся в поцелуй, не собираясь прекращать танца наших языков.
Я напрягся, но разве можно устоять перед тёплой ладонью, которая настойчиво пробирается к ноющему паху через преграду ремня и барахлящей порой молнии? Я мечтал о ней, как о спасении и манне небесной…
- Такой твёрдый, - прошептал Джерард в мои губы, обдавая их горячим воздухом. Я мог лишь тяжело дышать и, закрыв глаза, отдаваться ощущению его тёплых пальцев на своём члене.
Наши лбы оказались соединены, а зацелованные, покрасневшие и глянцевые от слюны губы вдыхали и выдыхали обжигающий воздух изо рта в рот. Он медленно двинул рукой, словно наслаждаясь тем, как моё достоинство легло в его хватку. Он заставил меня дрожать и стонать, толком не делая ничего. И я совершенно чётко осознавал, что просто не в силах открыть глаза и встретиться с ним взглядом. Он был слишком близко и чрезвычайно смущал своим настроем…
Я чувствовал себя странно-уязвимым и безумно счастливым с расстёгнутыми джинсами и пульсирующим членом в его руке…
- Ну же, - простонал я и двинул бёдрами навстречу, потому что он совершенно ничего не делал со мной, и это становилось мучительным.
- Я хочу… попробовать кое-что, Фрэнки, - выдохнул он, опаляя мои губы. – Я давно хотел попробовать, но не решался. Просто позволь мне, ладно? – и, прежде чем я успел открыть глаза и понять хоть что-то, он отпустил мою толстовку, сполз ниже и упёрся локтем между моих коленей.
Его лицо оказалось совсем рядом с рукой, державшей член, и в этот момент я понял, что умер или умру в ближайшие секунды, потому что нет, это было слишком, слишком, слишком для меня…
- Что? – испуганно промямлил я. Мои пальцы сжались в кулак с волосами на его затылке, и Джерард чуть слышно зашипел. – Нет, Джи, не надо…
- Тише, - прошептал он. – Если боишься - просто закрой глаза, ладно?
Я готов был сомневаться ещё вечность, но в этот момент его рот опустился на меня, и я нахрен забыл, как дышать.
Это походило на нырок голышом в бассейн с тёплой водой. Она принимала твоё тело, обволакивала, обжигала. Само осознание того, что мой член сейчас, боже всемилостивый, во рту Джерарда, почти приближало меня к оргазму. Это было слишком остро, ново и до сумасшествия приятно.
Никто из нас не знал, что делать дальше. Я, как ни заставлял себя закрыть глаза, не мог оторваться от вида головы Джерарда между своих ног. Эта картина сводила с ума.
Наконец, он неторопливо задвигал рукой, не выпуская меня изо рта. И те моменты, когда его язык случайно касался члена, заставляли меня вздрагивать всем телом и до одури поджимать пальцы в тесных кедах. Кажется, он понял это, потому что очень скоро Джерард стал делать это специально.
- Чёрт, чёрт, чёрт, - зачастил я, всё же закатывая глаза и ударяясь затылком о подголовник. Мои бёдра извивались от его действий, потому что язык Джерарда намеренно раз за разом облизывал меня, в то время как рука всё увереннее и быстрее скользила в джинсах.
Я не ожидал, что всё случится так быстро. Меня просто накрыло, унесло, взметнуло на неописуемую высоту и с силой шмякнуло обратно, размазывая по сидению старенького «жука».
Я сжал пальцы в его волосах за секунду до неизбежного, пытаясь отодвинуть, но он не понял. Дыхание перехватило, и, замерев на миг, я сладко кончил, совершенно не понимая, что творю и где нахожусь сейчас. Что вообще происходит…
Джерард закашлялся, отдёргивая голову. Но было поздно, слишком поздно. Сперма вязко текла по губам и подбородку… Он выглядел безумно в этот момент. Безумно горячо и безумно неловко. Даже немного обиженно.
- Чёрт… Чёрт… - зашептал я. – Прости меня, Джи… О, господи…
Я потянулся к нему руками и начал вытирать белёсые потёки с его лица, на самом деле больше размазывая, чем помогая. Я чувствовал себя таким мерзким придурком, что моими горящими ушами можно было разжечь костёр для средневековой ведьмы.
Он улыбнулся. А потом захихикал, перехватывая мои судорожно размазывающие сперму по его лицу руки за запястья.
- Солёный, - сказал он ошарашенному мне. После чего достал из бардачка рулон бумаги для стёкол и оторвал кусок, вытирая свои губы, лицо, щёки – всё, что я успел запачкать своими бездарными действиями…
- Что? – не понимающе спросил я, наблюдая за ним как-то завороженно.
- Я сказал, что ты солёный, - пожал плечами Джерард.
- О, боже… - я сжал перепачканные пальцы в кулаки и закрыл лицо предплечьями. Это было безумно неловко. Я даже не мог осознать до конца, что вообще произошло.
- Эй, - он тронул меня за плечо. Я не отреагировал, только простонав в ответ. Джерард снова беззвучно рассмеялся. – Возьми, - сказал он.
Я посмотрел на него в щель под руками. Он протягивал мне несколько обрывков бумаги.
- Всё в порядке, Фрэнки, - сказал он, когда я отнял руки от лица. – Я сам хотел попробовать, и это было… интересно.
- Я кончил тебе в рот! – обвиняюще выдал я, словно Джерард в чём-то виноват. Тот лишь хихикнул.
- Да, это было лишним, ты, маленький засранец.
Я не смог не улыбнуться, глядя на его какое-то счастливое и совершенно не злящееся лицо. Вытер руки и быстро разобрался с пахом, подтягивая резинку белья и застёгивая молнию с ремнём.
- Прости, - сказал я позже, комкая клочки испачканной бумаги в один большой ком. – Я не собирался, но было слишком приятно, - нехотя признался я тут же повернувшемуся Джерарду. Он уже снова завёл машину, заставляя её мерно похрапывать на холостых оборотах.
Он перегнулся над ручником и поцеловал меня в край губ, оставляя несравненный запах спермы на моём лице.
- Всё в порядке, - ответил Джерард, опуская ручник и переключая скорость. Машина медленно выезжала на проезжую часть, и до гипермаркета впереди было уже рукой подать. – Мне понравился этот первый раз. Надо будет как-нибудь повторить, - закончил он, кинув на меня косой взгляд из-под ресниц.
Я мог лишь смотреть на его отражение в боковом стекле, краснеть, смущаться и пытаться переварить то, что всё-таки произошло на этом грёбаном сидении всего несколько минут назад.
|
