Что в моём понимании "пойти на всё ради кого-то"? Я и не задумывался раньше, пока сам не столкнулся с необходимостью это сделать.
Наверное, в первую очередь – умереть. Я во всех красках мог представить себе то, как приму на себя пули, предназначенные не мне – пусть даже не Джерарду, а тому же Майки, Рэю, Линдси, да кому угодно. Затем – солгать. Я лгал. Я уже лгал дважды. Оба раза дяде – наверное, единственному человеку, который мне должен быть близок, пока я не исцелён. И затем – ещё сотни, тысячи случаев, в которых я готов взять вину на себя, лишь бы моему любимому человеку было хорошо...
Только лишь на подлость мне не хотелось идти. Не хотелось, но пришлось.
[center]***[/center]
Остаётся один день до моего восемнадцатилетия, и Джерард считает, что это самое время для того, чтобы стащить ключ у Джамии – она действительно работает в медцентре, но я не особо удивлён. Как я буду воровать ключи, я придумываю сам, и это действительно подло, но, боже, я всё делаю ради Джерарда, ради его и нашей Любви.
– Только мне придётся поцеловать её, – предупреждаю я, когда мы с ним уже собираемся в медцентр. Он переодевается, а я, уже почти готовый, сижу в кресле. – Ты не будешь против?
Джерард закатывает глаза.
– Господи, Фрэнк. Я верю тебе, и ты это прекрасно знаешь, – он снимает с себя домашнюю футболку и надевает чистую белую рубашку на голое тело. – Делай что хочешь, серьёзно. Главное, чтобы ты был честен с собой. Понимаешь?
Я киваю.
– Да.
– Ты же не разлюбишь меня оттого, что поцелуешь её? – он хмурится, и я быстро отрицательно мотаю головой.
– Нет, конечно, Джи. Что за глупости?
– Вот и я о том же, – он расслабленно смеётся, застёгивая последние пуговицы рубашки. – Только одна просьба...
Я заинтересованно поднимаю брови, но молчу.
– Одна просьба, – он задумчиво чешет нос, – не опускайся до секса. Пожалуйста.
– Джи-и! – тяну я. – Джи, боже...
Я поднимаюсь с кресла и подхожу к любимому человеку поближе, обнимая его за пояс. Жалостливо улыбаюсь, глядя ему в глаза – он напряжён, сосредоточен, и мне хочется согнать всё это с его лица, поэтому я приподнимаюсь на мыски и коротко целую его в губы.
– Я тебя люблю, ты понимаешь? Или, может, ты забыл, что я говорил тебе в одну из наших первых ночей? Я хочу и буду получать удовольствие с тобой. Только с тобой, – ласково щёлкаю его по носу. – А если ты сомневаешься во мне, то... Знаешь, мне обидно.
Я состраиваю обиженную мордашку, и он расслабленно смеётся, чмокая меня в лоб и обнимая за плечи.
– Нет, я не забыл.
– Всё равно мне обидно, что ты можешь быть такого мнения обо мне, – добродушно ворчу я. На самом-то деле, мне даже приятно, что он так волнуется за меня, за мои чувства к нему. Но разве могу я показать ему это?
– Не выпендривайся, – он смеётся – раскусил. Что ж, ладно. Я лишь улыбаюсь и вновь целую его в уголок губ, пальцами машинально расправляя и без того отутюженный воротник рубашки.
– Ты потом объяснишь мне, зачем тебе ключи? – я тут же становлюсь серьёзнее. Он уверенно кивает.
– Да. И ещё, пожалуйста, проверь, насколько хорошо там открывается окно. То окно, что в сторону Ограждения, понимаешь?
Я киваю, покрепче прижимаясь к нему.
– Да. Только, Джи, – я прищуриваюсь, – почему именно медцентр?
– Да всё проще простого, – пожимает плечами мужчина. – У медцентра Ограждение – бетонная стена, лишь сверху на ней колючая проволока, но и это легко решается. И ни черта она не под напряжением, потому что сотрудники Better Living слишком уверены в своих силах. На самом деле, это так и есть, потому что... – он вздыхает, – потому что участок земли между медцентром и Ограждением заминирован.
Я округляю глаза.
– За... Заминирован? Джи, а как...
– Чшш, – он прикладывает палец к моим губам, заулыбавшись, и я послушно замолкаю. – Не сейчас. Ночью, мой мальчик. Я всё расскажу тебе ночью, – он наклоняется и чмокает меня в щёку, прошептав, – и поздравлю с Днём рождения.
Я ёжусь, улыбаясь.
– С тортом?
– Само собой. Только без стриптизёрши, извини, – смеётся он, и я усмехаюсь тоже, утыкаясь носом в его плечо. Джи взъерошивает мои волосы, чмокая в макушку, и наконец отстраняет от себя, заставляя меня тихо вздохнуть. – Пора, Фрэнк.
Я киваю. Улыбка медленно, но верно сползает с моих губ.
– Я люблю тебя, – тихо, но совершенно искренне шепчу я, и он кивает, коснувшись пальцами моей щеки.
– И я тебя тоже.
А дальше всё идёт почему-то быстро – очень быстро: мы едва успеваем попрощаться с Майки и Рэем, как оказываемся уже в машине Джи. Я понимаю, что без сопровождения сотрудника Better Living мне в медцентр не попасть, поэтому чертовски благодарен ему за сопровождение и за поддержку. До этого серого здания нам ехать не так долго, но расстояние всё же чувствуется, особенно потому, что мы едем молча, даже не включая радио. Я замечаю, как напряжён Джи, и боюсь даже слово сказать, чтобы вдруг не помешать его размышлениям; он впивается пальцами в руль едва ли не до побеления костяшек, стискивает зубы, покусывает губы – мне даже страшно видеть его таким, но я понимаю, чего стоит ему всё происходящее.
Поворот, светофор, переулок, ещё поворот, ещё светофор – и на нас наконец выплывает серая громада, стоящая, как точно подметил Джи и как раньше не замечал я, у бетонной стены Ограждения. Джерард останавливается в метрах ста от входа, на стоянке служебных машин, и глушит мотор, вопросительно глядя на меня.
– Фрэнк?
Я киваю в знак внимания. Он быстро нервно облизывается.
– Ты готов?
– Да, – еле слышно говорю я. Не выдерживаю и тянусь к нему, в полной уверенности, что за тонированными стёклами автомобиля нас никто не увидит; он принимает мою игру, хоть и не на долгое время – наш поцелуй выходит коротким и смазанным, но даже сам факт того, что я касаюсь губ любимого мужчины, пускает по моему телу волну тепла. Джи первым разрывает поцелуй и улыбается мне, погладив меня ладонью по щеке.
– Значит, так. Ты – на обследование перед восемнадцатилетием. Я – твой сопровождающий. Ничего лишнего, помнишь? Ничего лишнего и ничего личного, – на последнее слово он ставит особое ударение. – Нас с тобой ничего не связывает.
– Нас с тобой ничего не связывает, – эхом повторяю я, – ничего лишнего и ничего личного.
Уголки его губ приподнимаются в ответ, и Джи некрепко сжимает мою руку.
– Но я буду любить тебя до тех пор, пока не остановится моё сердце, а если твоё остановится первым – я остановлю своё тоже, – вдруг быстрым шёпотом произносит он и, не давая мне опомниться и хоть как-то вдуматься в эти слова, выходит из автомобиля, захлопывая за собой дверь. Я спешно вылезаю тоже, и Джи ставит машину на сигнализацию, тут же, не оглядываясь, уверенной походкой идя к медцентру. И я, идя сзади, для себя с искренним восхищением снова отмечаю, как прекрасен этот человек. Даже в официальной форме, даже в белоснежном деловом костюме работника Better Living – он восхитителен, чёрт возьми.
Я люблю его. И, пожалуй, если он вдруг перестанет дышать, я также остановлю, я остановлю своё сердце, я перестану дышать тоже.
Я готов, Джи. Я готов.
В своих самых смелых фантазиях я держу его за руку, когда мы входим в здание медцентра, а он с непроницаемым выражением лица показывает идентификационную карточку стоящим на охране дракулоидам. В своих самых смелых фантазиях я благодарно чмокаю его в щёку у всех на глазах, когда он пропускает меня через турникет по своей карточке – я показываю, насколько сильно люблю этого человека, насколько я против сложившегося глупого режима. В своих самых смелых фантазиях я целую его в губы, как только мы сворачиваем в коридор, ведущий к кабинету Джамии, но в суровой реальности я лишь ровняюсь с ним и мизинцем своей левой руки касаюсь мизинца его правой. Вижу, как на непроницаемом каменном лице расплывается довольная улыбка, и чувствую, что он сжимает своим мизинцем мой, тут же отпуская.
– Смотри, как бы ты за своевольности не попал на экзекуцию к кому-нибудь из сотрудников Better Living, – негромко говорит он, и я еле слышно смеюсь.
– К тебе, что ли?
– Чшш, – он хмурится, – я серьёзно. Здесь камеры.
Про камеры он говорит как раз вовремя – когда мы останавливаемся у закрытой двери кабинета Джамии, и я удивлённо смотрю на Джерарда.
– Камеры? А как... А в кабинетах тоже?
Я вижу, как по лицу Джи расплывается улыбка, и ощущаю зарождающуюся надежду. Ну нет же. Нет. Он не мог подвергнуть меня такому риску.
– Именно в кабинете Джамии Нестор камер нет по эстетическим соображениям. Порой она заставляет пациентов раздеваться догола, – Джи подмигивает мне, и я тихо облегченно выдыхаю. – Но с тобой такого не случится. Не тот случай.
– А в каком случае она заставляет это делать? – интересуюсь я.
– Только тогда, когда к ней приходит семейная пара с намерением завести ребёнка. Не думаю, что ты подходишь под это определение, – на его губах играет улыбка. Я в ту же секунду впервые допускаю мысль о том, что у нас с Джи вообще не может быть детей, но тут же отгоняю её от себя: приютим. Как он и Линдси приютили Джейн. Всё будет в порядке.
– Тогда я... Пойду, – я неуверенно кладу ладонь на дверную ручку, и Джи молча кивает.
– Я буду ждать тебя здесь.
Я улыбаюсь ему и надавливаю на дверную ручку. Она словно нехотя поддаётся мне, но я всё же открываю дверь, тут же прищуриваясь от действительно ослепительной белизны стен кабинета – они, к тому же, ещё и освещаются чисто белым светом из-под потолка. Шикарно. И Джамия тоже вся в белом, одни лишь её чёрные волосы контрастируют с этим монотонным цветом.
– Привет, – неуверенно говорю я, закрывая за собой дверь, и Джам расплывается в улыбке, вставая из-за стола.
– Привет, Фрэнки, – её улыбка почти искренняя, и её приветственные объятия почти наполнены каким-то чувством, что заставляет меня еле слышно вздохнуть. Потому что всё наиграно. Потому что почти. Почти, почти, почти. Потому что не хватает эмоций. – Я тебя ждала всю последнюю неделю, а ты решил оттянуть на самый последний день, – она коротко смеётся, а я силюсь улыбнуться – меня начинает грызть совесть за то, что я готов сделать.
– У меня были дела, – уклончиво отвечаю я, и она понимающе кивает, отпуская мои плечи и окидывая меня быстрым взглядом с головы до ног.
– Ясно, – это "ясно" – отличительная черта всех исцелённых, как я уже заметил. – Нет каких-то особых пожеланий перед обследованием, Фрэнк? – она отходит от меня, и я только хочу сказать "нет", как вдруг вспоминаю просьбу Джерарда.
– Джам… Есть, да. Открой, пожалуйста, окно, а то мне жарко, – под её удивлённым взглядом я стараюсь всё ещё как можно непринуждённее улыбаться и не выдавать того, что, на самом деле, у меня по спине мурашки от прохлады кабинета бегают. – Ну, хотя бы минут на пять.
– Хорошо, – легко соглашается она, быстрыми шагами подходя к окну, вставая на цыпочки – я прикидываю, что Джерарду с его ростом этого сделать не придётся, – и открывает окно. Оно поддаётся легко, и только тогда я действительно замечаю, как близко находится бетонная стена Ограждения.
Меня даже невольно передёргивает, в мозгу зарождается мысль: "А тебе это нужно, Фрэнки? Тебе нужно менять нормальную жизнь на существование за этой стеной вместе с тем человеком, которого ты, может быть, и не знаешь совершенно?", и я даже морщусь от этого. Нужно, нужно, нужно! Даже при отсутствии нормального отопления, света, пропитания – мне это нужно. Лишь бы с ним, лишь бы рядом. На самом деле – где угодно. Лишь бы нам никто не мешал.
– Ты в порядке? – окликает меня Джамия, видя, что я задумался, и я тут же улыбаюсь, присаживаясь на стул за столом, напротив неё.
– В полном. Просто задумался.
– О чём? – она улыбается, делая какие-то записи в тетради по правую руку от себя, и я отвечаю фактически, честно:
– О будущем.
– О будущем? – она всё с той же улыбкой приподнимает брови, не отрываясь от записей, и лишь на пару секунд бросает на меня взгляд. – О нашей свадьбе? – Джамия еле слышно смеётся, а я даже вздрагиваю: чёрт возьми, свадьба!
Свадьба, которая должна произойти в ближайший месяц после Исцеления, подготовку к которой начинают недели за две до него… Я совершенно забыл о свадьбе. Я забыл обо всём. Правы авторы Положения об Исцелении – Любовь лишает рассудка, вытесняет все здравые мысли, и голову занимает лишь любимый человек. Вот я и думаю всё время о Джерарде и о планирующемся побеге.
Неловко получается.
– Нет, о свадьбе я ещё не думал, – с некоторым запозданием отвечаю я, и Джам вскидывает на меня полный удивления взгляд. Я, жалостливо улыбнувшись, отвожу глаза. – Я думал только о том, где… Где мы будем жить, как мы будем жить и так далее.
Снова, в общем-то, правда.
– Странно, – девушка будто в некотором замешательстве. – Перед Исцелением всё неисцелённые только и думают о свадьбе, о женитьбе, о замужестве – кому как повезёт. На обследовании только об этом и говорят. – Она движением головы просит меня дать ей руку, и я послушно протягиваю её, давая Джам обработать смоченной каким-то раствором ваткой мой безымянный палец. – Ладно, в любом случае, не страшно. – Джамия натягивает на лицо некое подобие улыбки, когда делает тонкой иглой короткий прокол в подушечке пальца, тут же собирая на стёклышко кровь. – Я сама всё обдумаю, видимо, все тяготы семейной жизни будут на мне, – она снова коротко смеётся, и я еле слышно вздыхаю. – Так, это анализ крови… Доктор Дэс сказал, что ты прекрасно прошёл Подготовку к Исцелению. Что держался молодцом, что всё вышло максимально хорошо, – она вновь улыбается, а я изо всех сил стараюсь не округлить глаза, потому что я не проходил Подготовку. Я не смог пройти её. Там, в лабораториях, произошёл взрыв, меня оттуда вытащил Джерард… И тут я, чёрт возьми, понимаю.
Доктор Дэс Дефайенг.
Доктор Дэс. Назначивший Джерарда моим наставником. Не сказавший мне, на какую кнопку жать. Не пустивший Джамию на Подготовку. Явно наладивший и загладивший ситуацию с казнью Джерарда.
– Откуда у тебя удостоверение, и почему они не знают о том, что ты должен быть казнён?
– Все вопросы и благодарности – доктору Дэсу Дефайенгу.
И ещё Джерард говорил, что у него есть прикрытие среди вышестоящих, что я знаю этого человека, что сам его как-нибудь вычислю.
Всё это – доктор Дэс Дефайенг.
Эти мысли пролетают в моей голове быстрее пули, заставляя меня удивлённо выдохнуть. Джамия на это вновь реагирует едва слышным смешком.
– Не ожидал? Ну как же? Доктор Дэс говорил, что ты даже крови очень мало потерял, – кажется, что она мной гордится. Я смущённо улыбаюсь. – Ладно, теперь давай пройдём второй… И последний тест, – она чуть прищуривается, разглядывая свои же записи в тетради. – Это будет быстро. Мне лишь надо проверить твою реакцию на кое-что. – Она захлопывает тетрадь и встаёт, делая приглашающий жест в сторону узкой железной койки. – Снимай всё до пояса, ложись. И закрывай глаза. А главное – молчи, чего бы я тебе ни говорила.
Я снимаю одежду и тут же ощущаю, как моя кожа от проникающего в окно ветра покрывается крупными мурашками. Джамия тоже замечает это, поэтому тут же закрывает окно; я вижу у неё в руках что-то похожее на шапочку, что мне на подготовке надевал доктор Дэс, но решаю лишних вопросов не задавать и всё-таки молча ложусь на кушетку, с трудом сдерживая недовольное шипение от соприкосновения кожи с холодным металлом.
– Закрой глаза, – говорит Джамия, и я выполняю её просьбу, чувствуя, что она и вправду надевает мне на голову ту шапочку из проводков и присосок. Следом за этим я ощущаю ещё несколько таких присосок на своей груди, а затем – просто тишина.
Эта тишина длится неизвестный промежуток времени, показавшийся мне вечностью, а затем я слышу… Имя.
– Майки.
Я невольно ёрзаю, не понимая, что всё это означает, и Джамия неожиданно грубо шикает на меня:
– Лежи смирно! Иначе ритм собьётся.
Я замираю, поджимая губы.
– Криста, – говорит она, и я чувствую невольный холодок по спине при упоминании имени погибшей при Исцелении девушки. – Рэй. Линдси. Джамия.
Она делает паузу. Я слышу её громкий вздох. Вздох облегчения? Возможно. Вздох разочарования? Тоже возможно.
– И… Джерард.
А тут меня словно пронзает молнией. Молнией, вошедшей мне в макушку и рассеявшейся на мириады крохотных разрядов внизу живота. По телу бежит какая-то смесь холода и тепла, а под сердце словно что-то колет. Но колет так больно и приятно одновременно, что я даже губу прикусываю.
Любовь. Любовь. Любовь.
Я несмело открываю глаза, скашивая взгляд на Джамию, и вижу, как она смотрит на меня. С какой растерянностью, отчаянием, непониманием. Замечая мой взгляд, она отирает лицо рукой и отводит глаза, что-то записывая в своей тетради.
– Вставай, – негромко и совершенно без эмоций говорит она. – Снимай шапочку и отдирай присоски.
Я медленно сажусь, делая всё так, как она сказала. Я почему-то боюсь заговорить с ней – у меня ощущение, будто она обо всём догадалась. Я очень жалею сейчас, что исцелённые не могут по-настоящему ярко выразить своих эмоций, но тут же понимаю, что если я вижу, насколько она огорошена, то это и есть самая высшая степень того, что она чувствует.
А ей сейчас нехорошо. Совсем нехорошо.
– Джамия, – несмело окликаю я её, и она тут же отрывается от своих записей, поднимая на меня голову.
Она улыбается. Как и надо. Как и стоит исцелённым.
– Да, Фрэнки?
– Джам… Что там? – я встаю с кушетки и надеваю на себя футболку, не сводя взгляда с девушки. Она растерянно переводит глаза с меня на свою тетрадь, затем на какие-то странные узоры на мониторе и пожимает плечами.
– Пока что ничего.
Я подхожу к её столу, но не сажусь. Она вздыхает, не глядя мне в глаза – словно избегает этого, а затем тоже поднимается со стула.
– Обними меня, – выдыхает она. Быстро и еле слышно. Я не понимаю, зачем это, но послушно приобнимаю Джамию за плечи, на что она утыкается носом мне в плечо. – Фрэнк.
– Да, Джам? – шепчу, сам при этом скашивая взгляд на тот её карман, в котором, по моему мнению, должны быть ключи. Их там нет. Значит, они в другом кармане. А, значит, её надо отвлечь.
– Ты правда хочешь этого? – тихо говорит она. Тихо и растерянно. Мне кажется, что она вкладывает в эти слова какой-то особенный смысл, но мне не хочется даже допускать мысли о том, что она знает.
– Чего я хочу?
Она молча быстро поднимает на меня голову, и я даже дыхание задерживаю: я вижу в её глазах… Слёзы. Самая крайняя степень отчаяния у исцелённых. То, что случается, дай бог, два-три раза в их жизни. Надо ещё уметь довести исцелённого до слёз.
А я что-то сделал и… Довёл. Причём я сделал что-то такое, чего сам ещё не осознаю.
Значит, надо сделать что-то в противовес?... И я делаю.
Я целую её. У меня нет ни крупинки чувства к этому человеку, который буквально обмякает у меня в руках. Но я целую, и она отвечает на поцелуй. Я скольжу руками по её бёдрам, там, где карманы белого халата – но и во втором кармане ключа не оказывается. Чёрт возьми. Чёрт возьми.
Она чувствует это и тут же отрывается от моих губ. Смотрит мне в глаза – испуганно, настороженно, будто исцелённость дала трещину, выпустила наружу ту самую неисцелённую, понимающую Джамию. И у меня что-то рвётся внутри – нет, я не чувствую к ней Любви, я люблю только Джерарда, верно люблю только его, но сейчас я вижу эту растерянную, перепуганную девчонку – и у меня самого слёзы на глаза наворачиваются. Мне жаль её. Мне так безумно её жаль. Мне так стыдно делать то, что я должен сделать.
– Ты любишь его, – шепчет она, глядя мне в глаза, – ты любишь его, любишь. Ты не переставал его любить. Ты не проходил Подготовку, нет, у тебя кровь заражённая, Фрэнк, и сердцебиение твоё так учащается, когда я говорю его имя… И о будущем ты думал, да, но не о том, что ожидает меня и тебя, а о том, что будет у <i>вас</i>… Господи, – она выскальзывает из моих объятий и опускается на стул, отрешённо глядя перед собой. – Господи, – повторяет она, закрывая лицо руками, – Господи, Фрэнк. Господи.
Я молчу. Я просто не знаю, что сказать. Я кладу руку ей на плечо, но она нервно дёргает им, и мне приходится убрать ладонь.
– Извини.
– Ты же знаешь, что я уже привязана к тебе, – она словно пропускает моё извинение мимо ушей, – поэтому… Хотя бы не надо было врать, Фрэнки, не надо.
Она отирает лицо руками и вновь смотрит на меня. Грустным, каким-то убитым взглядом. Я всё так же молчу.
– Что тебе было нужно сегодня?
– Ключ, – тут же честно отвечаю я, – от твоего кабинета.
Она тяжело вздыхает, затем наклоняется и открывает верхний ящик стола, доставая из него ключ и вкладывая мне в руку, не глядя на меня.
– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – быстро произносит она, не поднимая головы. – Так устроены исцелённые – желать счастья своим вторым половинкам. Но, знаешь… Я бы не отпустила тебя, если бы… Сама не любила.
Я понимающе киваю.
– Я помню. Спасибо тебе.
Она быстро мотает головой, словно в знак отказа.
– Уходи. Уходи, пожалуйста. И беги отсюда. Как можно скорее.
Мне хочется ещё раз ободряюще коснуться её плеча, но что-то удерживает меня от этого. Возможно, то, что она вновь поднимает на меня глаза, полные слёз.
– И не возвращайся. Чтобы я больше никогда тебя не видела.
Я могу лишь кивнуть. Я больше не в силах ничего сделать. Но я достал ключ, проверил, легко ли открывается окно. Я сделал всё то, о чём меня просил Джерард, а, значит, я готов.
Я готов бежать. И никогда не возвращаться. Чтобы меня и его больше никто никогда не видел.
|
