- Ох черт, территория для правительства, мать вашу, - выкрикнул Фрэнк, отчего я не смог сдержать легкой улыбки. Вокруг был сплошной пустырь, там не было абсолютно ничего, кроме нескольких автобусов и одного мужчины, сидящего на металлическом стуле. Как только он увидел нас, то сразу же подскочил со своего места и побежал к воротам. Судя по его виду, он был действительно удивлен увидеть еще кого-то здорового.
- Эй, кто вы? – крикнул он, приближаясь к нам. – Вообще-то вход сюда воспрещен, - сказал он, и по идее его слова должны были предостерегать нас, но в его голосе слышались нотки радости, видимо, от того, что он говорит с кем-то, кто пока что не болен. Я все еще был немного на взводе после разговора с той старухой, потому в этот раз нас выручил Фрэнк.
- Привет, эм... мы из группы, которая выступала тут пару дней назад, My Chemical Romance. Послушайте, мы были в больнице, а теперь мы бы просто хотели вернуться обратно в свой автобус. Видите, он стоит вон там, слева. Мы просто хотим вернуться куда-то в такое место, которое мы знаем, понимаете?
Мужчина задумчиво посмотрел на нас. Его светлые волосы были подстрижены так, как у многих сорокалетних мужчин, но черты его лица были мягкими и добрыми. В конце концов, он улыбнулся и открыл нам ворота, демонстрируя, что в этом ужасном мире все еще можно надеяться на что-то хорошее.
- Конечно, только заходите быстрее, - заботливо проговорил мужчина. – Моей дочери очень нравилась ваша группа. И я... я очень сожалею о том, что случилось с вашим басистом, это должно быть очень тяжело для вас.
Майки. Я опустил голову.
- Спасибо, эм... – сказал Фрэнк, пытаясь как можно более тактично сменить тему разговора.
- Мортон. Мортон Грегори. И не волнуйтесь, никто не трогал ваш автобус. Я так и думал, что вы вернетесь, - сказал он, и мое настроение понемногу улучшалось после того, как его испортила та старуха.
- Спасибо, Мортон. Ээ... женщина возле входа сказала нам, что сюда разрешен вход только для правительства. Это правда? Потому что я почему-то никого тут не вижу, - Фрэнк будто бы все это время ждал, когда нас запустят внутрь, чтоб задать этот вопрос и наконец получить на него ответ.
- Оу... Джой? Ей просто нравится нести всякую чушь. Мы всего-навсего получили приказ о том, чтоб записывать имена каждого, кто приходит сюда, и как-то всех организовать, пока мы еще здоровы. Я нахожу места, а Джой занимается всем остальным.
Четверо из нас в один момент переглянулись, думая об одном и том же. Джой?! Я действительно не мог понять, как такому человеку как она могли дать такое имя. Невероятно. Даже Рэя это удивило. И Мортон, кажется, без особого труда догадался о чем мы думаем, он будто читал наши мысли.
- Как я посмотрю, она уже успела вас достать, - засмеялся он. – Но не переживайте, я поговорю с ней, если она будет создавать какие-то проблемы. Во всяком случае, мне приятно, что вокруг меня есть люди, которые все еще могут ходить, - это последнее, что сказал мужчина перед тем, как мы разошлись. Он снова сел на свой стул, когда увидел, как Фрэнк пытается открыть дверь. Мортон больше не сказал ни слова.
Мы помогли Рэю встать с инвалидной коляски и подняться по ступенькам. Он уже был довольно слаб и с трудом мог передвигать ногами, его кашель звучал так же плохо, как и у Майки, а его волосы стали влажными от пота. Я не хотел проходить через весь этот кошмар снова, но чем дальше, тем очевидней становилось, что Рэй умрет еще быстрее, чем Майки.
Я до сих пор горжусь тем, что был в состоянии помочь Рэю дойти до его койки, даже несмотря на то, что следы от крови, которой кашлял Майки, никто так и не смыл с пола. На мгновение я будто бы снова вернулся в прошлое. Перед моими глазами опять появилась картинка того, как Майки блюет прямо передо мной, и я кричу, не переставая, весь перепачканный в его крови и желчи. Я могу похоронить в себе эти воспоминания, закрыть их глубоко в себе, статься не думать о них, но они никогда не исчезнут полностью, я могу лишь спрятать их на какое-то время. И хотя вокруг ковра, в который уже впиталась кровь, летали мухи, для меня пятно все еще выглядело свежим, таким, каким оно было в тот день, когда и появилось. Это зрелище вселяло в мое сердце тревогу, но я старался не подавать виду, что со мной что-то не так. Я должен был держать себя в руках.
А знаете, что самое смешное? Мы даже не задумывались тогда, куда делись остальные парни из нашей команды, все, кто был вместе с нами в туре. Я имею в виду, разве никто не должен был прибраться в нашем автобусе после случившегося? Наверное, трагедии заставляют людей мыслить избирательно, уделять особое внимание некоторым событиям, в то же время другие отодвигая на второй план, но в любом случае, мне стоило поинтересоваться, где и как люди, с которыми мы долгое время находились бок о бок, переживают эти тяжелые дни. Хотя... может быть, я уже знал, где они... Где-то в глубокой черной яме, засыпанной землей.
Когда Рэй наконец-то улегся на свою чистую кровать, то ему понадобилось не больше двух минут, чтоб погрузиться в чуткий и беспокойный сон.
Боб аккуратно и заботливо закрыл занавес, отделяющий койку Рэя от остальных, после чего мы втроем принялись отмывать ковер. К своему собственному удивлению я справлялся с этим без особых проблем. Несмотря на то, какой хаос в тот момент творился в моей голове, выглядел я абсолютно спокойно, активно принимая участие в нашей коллективной работе. Возможно, я даже выглядел слишком холодно и равнодушно, но разве Боб и Фрэнк тогда многим отличались от меня? Они ведь не могли знать, что нам троим когда-нибудь придется оттирать от ковра кровь моего уже мертвого брата. До конца своей жизни я буду помнить, как мои крики переполняли пустой автобус, пока я прижимал к себе тело Майки.
В конце концов, на ковре осталось лишь светло-розовое пятно, но выглядело оно уж куда лучше, чем до нашей работы. По крайней мере, теперь исчезла эта отвратительная вонь. Но, честно говоря, чистка ковра забрала у нас достаточно сил, и мы все чувствовали себя вымотанными и уставшими. В итоге мы втроем устроились за небольшим столиком в передней части автобуса, смотря друг друга, словно на незнакомцев.
- Я собираюсь включить радио. Нужно послушать, что происходит, пока у нас еще есть такая возможность. Вы же понимаете, что так не будет продолжаться вечно, - сказал Фрэнк, и почему-то эти слова запомнились мне навсегда.
Я даже не подозревал, что Фрэнк выберет радиостанцию из Иллинойса. Пока он возился с нашим странным радио, пытаясь словить сигнал, мне даже в голову не могло прийти, что из всех станций он выберет именно эту. Сначала мы даже не поняли, в чем дело, просто сидя там и слушая музыку в пол уха, особо не вслушиваясь в нее. Напряглись мы только тогда, когда услышали до боли знакомую мелодию, играющую перед началом новостей. Первым делом мы переглянулись, а затем наши взгляды устремились к радио – мы все еще не верили своим ушам. Создавалось такое впечатление, что в последний раз мы слушали эту станцию когда-то очень давно, когда-то в предыдущей жизни.
- Добрый вечер, и это Кэти Харрис с чрезвычайными вечерними новостями. Поступили новые сообщения, что в Детройте, а так же и в нашем городе с завтрашнего дня будет введен военный карантин. Об этом стало известно до того, как центры Невады и других зараженных штатов подверглись той же процедуре.
- Также я напоминаю вам о запрете нарушения карантина. Транспортные передвижения полностью запрещены. Воспрещен выезд и въезд в зараженные города. Нарушения данных условий карается смертью.
Мы смотрели друг на друга в немом шоке. Взгляд Боба так и говорил что-то вроде: «Правда? Вы, наверное, просто шутите над нами?». Но после этого секундного замешательства три пары глаз снова уставились на радиоприемник. Тот выпуск новостей настолько заинтересовал меня, что я абсолютно перестал думать о Майки, в первый раз за несколько часов из моей головы будто бы испарились все мысли о нем.
- А сейчас я могла бы рассказать вам какую-то ерунду вроде той, что если вы больны, то вам следует оставаться дома. Конечно, я бы обязательно рассказала вам об этом, но почти все из моего начальства мертвы или находятся при смерти. В этом больше нет никакой потребности. Но пожалуйста, не пытайтесь покончить со своей жизнью до того, как придет ваше время. Двое из наших диджеев уже покончили жизнь самоубийством, и скоро я останусь совсем одна на этой станции. Просто не спешите прощаться со своей жизнью. Спасибо.
- С вами была Кэти Харрис, до свидания.
Голос девушки затих и заиграла старая песня Aerosmith, а мы так и остались смотреть друг на друга, отчаянные и беспомощные. На самом деле не было ничего удивительного в поведении Кэти Харрис и в ее высказываниях в прямом эфире. Давайте посмотрим на это реально, у кого бы не сдали нервы в таком положении? Но вот новость о том, что в Детройте объявлен военный карантин не внушала никакого оптимизма. Я пытался подумать о том, что произойдет дальше, пытался успокоить себя тем, что я не проживу намного дольше остальных в этом кошмаре.
Черт возьми, мои самовнушения оказались самой настоящей ложью.
Та ночь была напряженной и тихой. Что нам нужно было делать, когда мы знали, что до конца нашей жизни осталось всего-то ничего? Мы не могли нормально разговаривать друг с другом, мы не могли слышать как мучается Рэй. Потому мы сделали то, что делают все обыкновенные люди, когда хотят попросту закрыться в своем маленьком мире. Мы все разошлись по своим кроватям.
Я помню, что той ночью я не мог уснуть. Я просто лежал в кровати, уставившись в потолок и задаваясь вопросом, куда уходит время. Тогда вся ночь была в моем распоряжении, целая ночь для размышлений, и я задавал себе множество разных вопросов. Где сейчас Майки? Существует ли загробная жизнь? Скольких людей забрала с собой эта страшная болезнь? Я спрашивал себя и плакал, плакал так тихо, что никто не мог меня услышать. А когда я наконец уснул, то мне приснились Линдси и Майки, стоящие по другой стороне от меня, за огромными черными вратами, смотрящие на меня глазами полными ужаса и тревоги.
Эта ночь была последней такой ночью на долгие недели, когда у меня была возможность думать о чем-то подобном. На следующий день Рэю стало намного хуже, и уже к полудню он начал блевать кровью. В тот раз Фрэнк был весь в его крови, в тот раз он, а не я. Но я никогда не забуду, как помогал ему отмыться от этой мерзости, потому что выглядел он просто отвратительно. На этом я, пожалуй, остановлюсь, и не стану вдаваться в подробности.
Мортон время от времени заходил к нам в автобус, чтоб занести какой-то еды и спросить как себя чувствует Рэй. Господи, если бы не он, то мы бы просто умерли там с голоду. Никто не хотел уходить и покидать Рэя. Я действительно очень благодарен Мортону за его заботу, за то, что он был достаточно добр к нам, делая все возможное, чтоб мы оставались живыми настолько долго, насколько это возможно.
Мы сидели с Рэем по очереди. Уже к средине ночи он начал кричать от боли, но перед этим мы решили спать посменно, потому что знали, что-то подобное рано или поздно должно произойти. Как это было с Майки, организм Рэя перестал принимать и усваивать пищу, отторгая и отчищаясь от нее. Но, по крайней мере, нам повезло, что Мортон нашел для Рэя какую-то пижаму, чтоб тот чувствовал себя хоть немного комфортней.
Когда я не следил за Рэем и не спал, я ходил поговорить с Мортоном. Сейчас какая-то часть меня считает, что мне следовало оставаться с Рэем все время, но, если быть откровенным, в таком случае я бы попросту сошел с ума. Мне нужен был хоть какой-то перерыв. Мортон много чего рассказал мне за те несколько раз, что я к нему приходил. Мы просто стояли и курили, я слушал истории о его дочери Дэниз и его жене Шарлотте. Он потерял их обоих всего лишь в течении нескольких дней, и это только одна грустная история из всех, что я услышал от него.
Я мог бы рассказать намного больше о тех последних днях перед смертью Рэя, но я просто не могу собраться с силами, чтоб сделать это. Вы должны понять, что я был слишком слаб тогда, и все происходящее казалось мне одним нескончаемым сном. Сначала Майки, потом Линдси и теперь Рэй. Все близкие мне люди покидали меня. Я терял их один за другим. Как я должен был пережить это? Я держался только потому, что я знал, что моя помощь нужна Рэю и Мортону, но во всем остальном жизнь казалась мне лишь тупой болью, от которой я старался абстрагироваться.
Двадцать третьего апреля я всячески боролся с собой, чтоб не закричать, чтоб не сдаться. Рэй умолял нас остановить его страдания, он умолял нас убить его. Он рассказал, где в нашем автобусе лежит обезболивающее, и попросил меня, чтоб я дал ему обе бутылочки. Он хотел, чтоб все закончилось безболезненно. Рэй видел, в какой агонии умирал Майки, он видел, как мой брат захлебнулся собственной кровавой желчью, и я не имею права винить его в том, что он не хотел для себя той же участи и искал более легких путей, но я все еще не хотел сдаваться. Я бы соврал, если бы сказал, что не принимал неминуемость смерти Рэя, что не осознавал, что он умрет, но почему-то где-то в глубине души я продолжал лелеять крохотную надежду, что ему станет лучше. Через что бы я ни прошел, я все равно хотел верить в чудо.
Рэй умер в 08:09 утра двадцать четвертого апреля. Как и Майки, он захлебнулся собственной желчью, и так же, как и Майки, он умирал в жуткой агонии. Он был мне не просто другом, он был кем-то вроде брата, и смотреть, как он умирает так же, как и мой настоящий брат, заставляло меня самого погибать изнутри.
После его смерти у меня уже не осталось слез, я не мог плакать. Я чувствовал себя опустошенным. Я ничего не ощущал, кроме грусти и злости на то, что некоторые вещи мне просто не в силах изменить. Вместо того, чтобы плакать, я забрался на свою койку, дрожа всем телом и не чувствуя ничего, совершенно ничего, кроме всепоглощающей пустоты.
В любом случае, мне кажется, что лучше уж рыдать до полного физического истощения, мне было бы легче, если бы я мог плакать.
|
