Последующие дни после того, как Майки увезли прочь, навсегда остались в моей памяти. Я бы хотел, чтоб они были такими же размытыми и искаженными, как и те, что я пережил до смерти моего брата, но мое желание так и не смогло стать чем-то более реальным. И сейчас каждую ночь меня преследуют одни и те же кошмары, которые покинут меня лишь тогда, когда я сам покину этот мир.
Я никогда не смогу досконально описать то, что тогда происходило. Эта жуть, творящаяся в больнице, смертельно больные люди в коридорах... до конца это можно понять, лишь самому пережив то же самое. Ночью я до сих пор вижу ужасные картины смерти моих друзей. Я слышу их крик, но я продолжаю заботиться о них до конца, просто чтоб проводить их в последний путь, каждого, одного за другим.
Нам понадобилось несколько минут, чтоб снова прийти в себя после того, как тело Майки увезли. Мы стояли там абсолютно опустошенные, словно наши сердца выжгли, оставив лишь дыры в груди, мы пытались смириться с произошедшим, но это казалось таким невозможным. Четыре человека, стоящих в дверном проеме, знали, что Майки уже никогда не вернется назад, и держаться уже не было сил. Он ушел вдаль по туннелю к яркому свету, туда, куда мы не можем пойти вместе с ним.
Первым из ступора вышел Фрэнк. Мужчина, лежащий на носилках прямо около двери, наконец-то заметил нас и тут же изо всех сил, что еще оставались в его ослабевших руках, схватился за футболку Фрэнка. Тот машинально отскочил назад, как раз туда, где стоял я, и мне пришлось удержаться за Боба, чтоб не свалиться с ног. Тогда мой взгляд совершенно случайно обратился на лицо того умирающего мужчины.
Он не был стар, но в то же время уже не был и молод. Его волосы были тонкими, а зубы кривыми, но, должно быть, он выглядел довольно симпатично, будучи в самом расцвете сил. Но все это не имело никакого значения. Мужчина был болен, и об этом свидетельствовала высохшая кровь на его одежде и носилках, на которых он лежал. Нехватка больничных принадлежностей стала уж слишком очевидной для меня, когда я заметил, что этот незнакомец все еще был одет в свой деловой костюм. Вдруг мужчина открыл рот, издавая звуки, похожие на какой-то болезненный скрежет, и они не могли не пугать меня.
- Грета? – прохрипел он. – Грета? Милая, прошу тебя, не уходи, мне так больно...
Фрэнк от неожиданности коротко вскрикнул, при этом резко отцепив от себя руку больного. Мы все поспешили вернуться обратно в палату Майки, захлопнув за собой дверь, но даже тогда я все еще достаточно отчетливо мог слышать голос мужчины.
- Грета? Милая, вернись. Мне так одиноко... так... одиноко.
Он повторял это снова и снова, и от его хрипа мне просто хотелось кричать, но вместо этого я отвернулся от двери, смотря на Фрэнка, стоящего у окна.
Мы втроем решили присоединиться к Айеро, чтоб побыстрее отвлечь себя чем-то от тех умирающих людей в коридоре. В комнате царила тишина, и единственным звуком нарушающим тишину был кашель Рэя. Мы все стояли там, пытаясь понять, что же произойдет дальше. Куда мы могли пойти, когда один из нас смертельно болен? Как мы должны были справиться со смертью Майки? Где нам хотелось бы быть, когда заболеет каждый из нас? Может быть, нам стоило тогда просто выпрыгнуть из того окна и покончить со всем раз и навсегда? Тишина овладевала нами, овладевала всем вокруг, пока я не решил стать первым, кто разобьет ее.
- Ребята... что теперь?
Из головы все еще не выходил Майки, он занимал каждую мою мысль, но я знал, что несмотря ни на что нам пора действовать. Майки был мертв, но я остался живым, и пока я еще был здоров, я был обязан позаботиться о моих друзьях. Они нуждались во мне так же, как и я нуждался в них.
После того, как я задал свой вопрос, на меня обратилось три пустых взгляда. Парни не так ничего и не сказали, потому я решил побудить их к разговору еще парой слов.
- Мы должны остаться здесь? Или... или уйдем куда-нибудь в другое место?
Одного этого предложения хватило, чтоб наконец-то вывести моих друзей из транса. Три пары глаз тут же стали блуждать по покрытой кровавыми пятнами кровати, и с каждым мгновением в них нарастал ужас, казалось, будто парни только сейчас очнулись после долгого сна и увидели какой кошмар их окружает.
Тишина опять охватила помещение, но на сей раз она не была мертвой, она была полна мыслей.
Рэй постоянно и беспрерывно кашлял. Мы все смотрели на него, потому что вдруг поняли, что решение, куда мы пойдем, зависит именно от него. Рэю становилось хуже с каждым проходящим часом, и мы посчитали правильным дать ему выбирать, где он хочет умереть. Пока он кашлял, думаю, мы все знали, каким будет его ответ.
- Я не хочу оставаться здесь, - сказал он сорванным и хриплым голосом. – Только не после того, что случилось с Майки. Это место хуже, чем ад.
Мы хорошо слышали человеческие крики сквозь тонкие больничные стены, но почему-то вдруг мне показалось, что этих криков немного меньше, чем раньше.
Майки, почему ты должен был умереть здесь? Как ты чувствовал себя, постоянно слыша эти крики до самой последней секунды своей жизни, как ты не сошел с ума тут?
- Я тоже так думаю. Они здесь больше ничем не смогут нам помочь, - добавил Боб.
Крики в моей голове усиливались, становясь все громче и громче, и я уже точно знал, что готов оказаться где угодно лишь бы не быть здесь. Кроме того, оставаясь в этой комнате, я оставался один на один с призраком моего брата, и я понимал, что просто не выдержу наблюдать за смертью еще одного своего друга в этом месте. Какая-то часть моего сознания была занята мыслями о только что сказанных друг другу словах, пока другая его часть терялась в воспоминаниях о моем брате, возвращаясь в те далекие времена, когда ему еще было восемь.
- Вы знаете, что я собираюсь сказать, - сказал Фрэнк, и в его голосе чувствовалась усталость. Он говорил как мужчина, переживший достаточно горя и трагедий за предельно короткое время. Мы все переживали то же самое, хотя все еще были не способным до конца это осознать.
- Я не хочу больше находиться в комнате, где умер Майки, - тихо сказал я, вспоминая моего брата еще маленьким улыбающимся мальчиком.
- Тогда решено, - прохрипел Рэй, и мы все кивнули в знак согласия.
- Ладно... но куда нам идти? – на этот раз заговорил Боб.
- Больные люди будут повсюду, - Фрэнк спокойно озвучил уже хорошо известный нам факт.
- Я... когда я уже буду не в состоянии двигаться, думаю, мне хотелось бы быть в нашем автобусе. По крайней мере, это единственное место, которое мы действительно знаем, - Рэй говорил о своей смерти так спокойно и так невозмутимо, что нарастающее внутри меня безумие так и хотело закричать, да, автобус. Почему бы не закончить эту историю там, где она началась? По-моему здесь все более чем логично.
- Ребята... сегодня они начали использовать арену в качестве импровизированной «больницы», - тихо сказал Фрэнк. – Как вам это? Но я уверен, что автобус еще не тронули... пока что. У нас еще есть время.
Я удивился, откуда Фрэнк все это знает, но затем подумал, что, должно быть, он узнал об этом тогда же, когда и о том, как сейчас происходит процесс захоронения.
Мы все на минуту задумались. Был ли смысл покидать одно место переполненное смертью, чтоб сменить его на другое. Где бы мы ни были, все, что мы услышим, это крики и рыдания по тем, кто однажды был любим, по тем, кто теперь навсегда потерян. Так будет везде. Болезнь распространялась, медленно и опасно, как гангрена. Скоро все должны были быть мертвы, и этот ад заполнит собой весь мир, заразив абсолютно всех.
В конце концов, мы осознали единственную и простую правду. Если мы все умрем так же, как и Майки, то этого не избежать, куда бы мы не пошли.
- Нам нужно добраться до автобуса до того, как там не подумали, что мы все уже мертвы, и не забрали его, - сказал я, давая нам окончательный и однозначный ответ.
Больше слов не требовалось. Мы особенно хорошо находили общий язык с тех пор, как мой брат заболел, мы понимали друг друга с полуслова, и этого было достаточно. Парни уже начали двигаться, когда я даже не успел договорить предложение до конца. Фрэнк открыл дверь и вышел в коридор, а сразу же за ним последовали Боб и Рэй. Я один не сдвигался с места, смотря на перепачканную кровать. Я хотел убежать оттуда, покинуть эту комнату так быстро, как только мог, но он не отпускал меня.
- Джерард? – мягко позвал меня Боб. Мой мозг уже перестал реагировать на хаос, происходящий в коридоре, я будто бы ничего не слышал, я просто сидел и смотрел на кровать, зная, что означает наш уход отсюда, и мне было тяжело с этим смириться. Майки.
Я молчал, и Бобу пришлось вернуться обратно в палату. Он подошел ближе, положив руку мне на плечо, словно пытаясь меня как-то утешить, а я нервно кусал нижнюю губу и до боли сжимал кулаки, непрерывно думая об этой кровати и о том, чем именно она является для меня.
- Джерард? Нам пора идти.
- Да, - прошептал я, но так и не сделал ни малейшего движения, чтоб выйти из палаты. Вместо этого я вспоминал тот день, когда Майки женился, когда он был до безумия счастлив. Покинуть это помещение значило конец определенной эры в моей жизни. Здесь моя жизнь перестала быть счастливой, превратившись в одну сплошную попытку смириться с происходящим вокруг кошмаром. Здесь умер мой брат, и здесь навсегда осталась огромная часть меня. Уходить отсюда не менее тяжело, чем видеть, как увозят прочь тело моего брата. Покинув это место, от Майки Уэя не останется никаких следов, никаких напоминаний о боли, которую ему пришлось пережить, кроме испачканных кровью простыней. Останутся лишь воспоминания, мимолетные воспоминания.
В реальном времени прошло не так уж и много времени, прежде чем я снова начал двигаться, не более тридцати секунд. Но мне казалось, что прошла целая вечность. Остальные ребята старадали так же, как и я, но Майки был моим братом, и это значило очень многое, делая мою потерю куда более болезненной. Мне просто нужно было собраться с силами и побороть это онемение, которое заполнило все мое тело. В конце концов, я все же встал на ноги и направился в сторону двери. Я остановился лишь раз, отдавая дань памяти моему брату этими считанными секундами и тихо вздыхая.
- У нас с тобой было слишком мало времени.
После этого мои воспоминания снова стали размытыми, словно прокрытыми дымкой. Я помню, как шел по коридору к лифту, стараясь не смотреть в стеклянные глаза уже мертвых людей и не вдыхать ту отвратительную вонь, которая стояла повсюду. Мы остановились только один раз, когда Фрэнку пришлось переступать через труп мужчины, чье тело упало из койки
- Все в порядке. Просто не смотри, - я прошептал Фрэнку и положил ладонь ему на плечо, пытаясь вселить в него хоть немного уверенности. В ответ он только слабо улыбнулся.
- Во всех них теперь я вижу Джамию.
- Тебе станет лучше, когда мы уйдем отсюда, поверь мне, - сказал я, стараясь как-то успокоить Фрэнка. Это не сработало должным образом, но все же он сдвинулся с места, снова начиная идти вперед. Но, честно говоря, я сам не знаю, как заставил себя тогда передвигать ногами. Даже сейчас единственное слово, приходящее на ум, при воспоминании о той больнице – ад. Она была словно одной большой могилой, переполненной криками и страданиями. Медицинского персонала в поле зрения не было, и все те бедные люди остались там один на один со смертью в компании таких же измученных смертельным недугом, как и они сами. Не было ничего странного в том, что они кричали настолько громко.
«Майки, по меньшей мере, мы все были рядом с тобой в последние минуты твоей жизни», - думал я, чтоб хоть как-то унять свою душевную боль.
Я немного побаивался, что лифт перестанет работать или случится еще что-нибудь плохое в таком роде, но, к счастью, нам повезло. Я стоял самым последним, когда стальные двери открылись, и чуть не упал, когда Рэй, стоявший впереди, с криком испуганно отскочил назад. После этого еще пару минут он безостановочно кашлял, и вдруг я увидел, что его так испугало.
Это была мертвая медсестра, чье тело безжизненно распласталось на полу лифта.
- О, господи, - тихо проговорил Фрэнк, но по его голосу было слышно, что он чертовски напуган. Боб не сказал ни слова, находясь в немом шоке, а затем, закрыв глаза, все же прошел вперед. В конце концов, мы все зашли в эту передвигающуюся между этажами могилу, потому что как-никак ехать в лифте с мертвой медсестрой лучше, чем идти по коридорам, больше напоминающим ад.
Несмотря на то, что мы не вполне понимали, где мы находимся, когда вышли из лифта, мы без раздумий продолжили наше движение.
Дойдя совсем близко к выходу, вдруг я услышал, как чей-то хриплый голос зовет меня по имени. Я не знаю, зачем я обернулся, хотя и не хотел с кем-либо разговаривать тогда, кроме моих друзей, я просто хотел как можно быстрее выбраться из этой больницы, но тогда на какое-то мгновение мне показалось, что этот голос принадлежит Майки. Но, конечно, это не мог быть он. Это был Доктор Джеймс, сидящий на полу, рядом с кроватью.
Ему не нужно было много говорить, чтоб я смог понять, что он болен. Тогда он был на первом этапе болезни, но его кожа уже блестела от пота, а кашель был глубоким и мокрым. Доктор сказал, что он рад видеть, как я ухожу из этого здания. И когда я спросил его, почему он сам не ушел отсюда раньше, он ответил, что врач не имеет права бросать своих пациентов, особенно в таких тяжелых случаях. Пока мы говорили, Рэя начало трясти от напряжения, болезнь сильно ослабила его, и доктор заметил это.
Последние слова Доктора Джеймса, обращенные ко мне, были простыми:
- Возьмите инвалидную коляску, ваш друг не сможет долго продержаться на ногах.
Рэй всячески отказывался от коляски, но он знал, что это бесполезная борьба, и в итоге все-таки сдался, усевшись на кресло возле входной дверь, опять заходясь в мучительном кашле. Его кашель был похож на кашель Майки на более ранних стадиях, и это заставляло мое сердце биться чаще, а кровь холодеть в венах.
Майки, почему? Почему это происходит с нами? Почему я должен отказаться от своей прекрасной и счастливой жизни, которой начал жить совсем недавно?
Мы подождали пять минут, прежде чем покинуть больницу. Пусть мы так отчаянно стремились убраться подальше от того места, нам нужно было дождаться, когда у Рэя пройдет очередной приступ кашля. А я в это время пытался считать в своей голове, чтоб наконец-то перестать думать о брате. Рэй заболел рано утром, а Доктор Джеймс говорил, что симптомы гриппа продолжаются от одного до трех дней перед тем, как состояние значительно ухудшается. У Рэя есть время до вечера или, в лучшем случае, до среды, совсем немного времени, чтоб быть готовым к смерти.
Наконец-то прекратив кашлять, Рэй прикрикнул на нас, чтоб мы не стояли на месте и двигались дальше. Я восхищаюсь им за это. Зная, о своей скорой смерти, он не терял сил и старался держаться до самого конца, даже больше, чем Майки. Потому что Майки попросту не был готов к тому, что что-то подобное произойдет с ним.
Я понятия не имел, как вернуться туда, откуда мы пришли, но, к счастью, у Боба была идея на этот счет. Когда я ехал в машине скорой помощи с Майки, я совершенно не смотрел на дорогу, и с тех пор я даже не знал, где именно нахожусь, но вот у парней было время изучить карту. Наш долгий путь обратно к автобусу – это то, что не стоит детального описания. Я действительно не считаю, что затекших запястий от инвалидной коляски, Рэя постоянно пытающегося встать на ноги и изнемогающего уже через пару минут ходьбы, больных людей, так и оставшихся лежать на улицах, достаточно, чтоб вдаваться в подробности, или чего-то еще, о чем бы я хотел вспомнить снова. Потом нам даже пришлось ограбить продуктовый магазин... если это, конечно, можно назвать ограблением. Там не было никого из работников, а мы на самом деле нуждались хоть в какой-нибудь в пище, потому взяли немного полуфабрикатов и чипсов, оставив на кассе несколько долларов в случае, если вдруг кто-то наблюдал за нами.
Мы шли дольше, чем планировалось изначально, но везти инвалидную коляску оказалось не так уж легко, и это значительно замедляло движение. К тому же мы сами чувствовали себя уже мертвыми внутри, и настроения идти быстрей не было. Мы думали о Майки, Рэе, о всех, кого любили и кто теперь болен или даже мертв. Мысли о Лидси сменялись мыслями о Майки, и так по очереди, а вместе с тем мое настроение становилось все хуже и хуже. Я не мог не вспомнить, как мы впервые занимались любовью с моей женой, и от этой мысли мне попросту хотелось кого-то убить, потому что к тому моменту она уже должна была быть мертва. Я пытался позвонить ей снова, но услышал лишь автоответчик. С тех пор я больше не пытался.
Солнце уже заходило за горизонт, когда мы наконец-то добрались до пункта назначения. Рэя морозило, хотя на улице было достаточно тепло как для апреля, и он начал жаловаться, что сидение на инвалидном кресле слишком твердое. Мы все были слишком заняты своими воспоминаниями, что сначала даже не замечали, насколько изменилось все вокруг нас.
На земле валялся мусор, много мусора на ряду с кровавыми пятнами рвоты. Все выглядело настолько захламленным и грязным, что мой желудок скрутился от отвращения. Неужели такое могло произойти всего за пару дней, что мы были с Майки? Но даже это не было худшим, что нам пришлось увидеть. Когда мы добрались до входа, нам открылась картина того, как множество больных людей лежат у дверей, а рядом за столом сидит пожилая женщина. Как только она увидела Рэя, тут же подскочила со своего места, будто собиралась вот-вот напасть на нас.
- Вы должны зарегистрировать его, - недовольно сказала старушка, а моя грусть постепенно стала превращаться в злость. – А еще нам нужна ваша инвалидная коляска, теперь это официально имущество государства. Да и тем более она изначально не была вашей, так ведь? Сейчас у нас нет свободной комнаты, но вы можете подождать, когда одна из кроватей освободится. Это не займет много времени.
- Вы можете заткнуться хотя бы на минутку! Мы здесь не для того, чтобы оставить Рэя с остальными умирающими людьми, - злобно проговорил я, абсолютно взбешенный и раздраженный тем, что женщина сказала нам. Мы должны отдать ей коляску? Бред собачий. Да мы даже не знаем, кто она такая! Фрэнк и Боб заметили мою нарастающую ярость, и постарались как-то меня успокоить. Обычно я никогда так не злился, но это не был обычный день. Ничего уже не будет как обычно.
- Сэр, я не хочу слушать ваше нытье. Я была проинструктирована отправлять всех больных людей на арену и конфисковывать любое имущество, которое могло бы быть полезным для Соединенных Штатов Америки. А теперь пойдемте со мной! – ее темно-каштановые волосы спадали на лицо, и даже это ужасно выводило меня из себя.
- Нытье? – я взорвался от гнева. – Какого хрена? У Вас нет ни малейшего права указывать мне, что делать. А теперь извините нас, но мы уходим.
Я решил повести группу за собой обходным путем к воротам, но эта ненормальная успела схватить меня за руку. Я знаю, что, возможно, ей пришлось увидеть слишком много смертей за последнее время, но даже сейчас, думая о том, насколько высокомерно она себя вела, мне хочется что-то разбить или ударить.
- Сэр, я тот самый человек, который будет указывать Вам, что делать, Вы понимаете меня? И сейчас я говорю вам остаться здесь! Вы не имеете права уходить за ворота, это места для правительства и чиновников! – а вот это уже было слишком, и хорошо, что Боб поспешил вмешаться в разговор.
- Мисс, мы поняли, что у Вас есть работа, которую Вы обязаны выполнять, - Боб сказал это так вежливо, как только мог. – Но, видите ли, мы из группы, которая играла тут пару дней назад, My Chemical Romance. Наш автобус до сих пор находится на площадке за воротами, там остались вещи, которые нам нужно забрать, - и хотя он говорил спокойно и вежливо, женщину, похоже, это ничуть не тронуло и не впечатлило.
- Ага, а я Фрэнк Синатра. Послушайте, пока вас не арестовали, лучше пойдите со мной!
Копы действительно могли бы арестовать нас за это?
Лицо старухи уже покраснело от злости, а Боб сжал кулаки, но вместо того, чтоб что-то ответить ей, он повернулся к нам, сказав простое:
- Пойдемте отсюда.
Без лишних слов мы спустились вниз по улице, а затем вышли на заднюю часть площади, старуха уже не могла поймать нас, даже если бы захотела. Когда мы добрались до нужного нам места, Фрэнк вдруг засмеялся, так, как он всегда это делал, на мгновение забыв обо всем, что произошло, и смотря на единственного человека, находящегося в нашем поле зрения поблизости.
