Глава 1
POV Frank
Я вижу, каким взглядом он смотрит на нас время от времени. Недоумевающие глаза каре-зеленого оттенка, появляющиеся из-под длинной челки и оценивающие по очереди то меня, то Джамию. Считает, что мы какие-нибудь прихожане из церкви, помогающие обездоленным и каждый вечер забирающие к себе домой несчастных детей и голодных котят с улицы. Словно прежде ему никогда не протягивали руку помощи, или он всегда отказывался ее принимать. Парень явно не любит демонстрировать свою слабость, хочет казаться сильным и независимым в глазах взрослых и сверстников — впрочем, как и все подростки в период эмансипации. Сколько ему? По всей видимости, около четырнадцати. Время, когда бушуют гормоны, и, кажется, что весь мир настроен против тебя. Наверняка у него проблемы в отношениях или конфликты с постоянно пьющим отцом. Мне это знакомо. Думаю, нужно будет с ним поговорить. Не дело бросаться под поезд... а еще Джамия, совсем забыв о своем положении, побежала на помощь! Если бы я вовремя заметил, конечно, опередил бы ее, но мои мысли блуждали в другом месте. Надеюсь, пережитый стресс никак не отразится на ребенке.
Поезд вновь делает остановку. Голос из динамика объявляет следующую станцию — нашу. Жена улыбается мне усталой улыбкой и кладет голову на мое плечо. Я легко обнимаю ее правой рукой, беря пакеты с продуктами в левую, и киваю парню, который, похоже, близок к тому, чтобы уснуть. Вообще мы обычно не ездим на метро в такое время, но Ленни, мой друг, как раз сегодня взял взаймы мою машину. Надеюсь, она уже стоит возле дома, иначе мне завтра надо на чем-то ехать к Марте. По-моему, сегодняшний вечер очередное подтверждение, что пользоваться подземным транспортом не самая хорошая идея. Сам я не привык передвигаться по городу на метро — мое детство прошло в бедном квартале Детройта, и единственное, что у нас было, старенький пикап и автобусы, ходившие по расписанию.
Прежде чем мы достигаем станции, легко моргает свет, и помещение на несколько секунд погружается в полумрак холодного синего оттенка. У меня странное ощущение, что мы меняем курс и оказываемся внутри космического корабля. Сидим в матовом свечении флуоресцентных ламп и ждем чего-то — вечные жертвы непреложной неизвестности. Синего цвета воздух проткнут прозрачным молчанием. Вместо зрительных контактов — транс, вместо нас самих — застывшие силуэты. И только одна фигура движется. Подрагивая губами, парень медленно поворачивает в голову в сторону соседнего вагона. Я наблюдаю за его смиреной позой, пальцами, теребящими низ куртки... Лицом, отражающимся в мутном стекле.
Он еще такой ребенок, но у него пугающе взрослый взгляд.
Когда мы резко останавливаемся, я тут же прихожу в себя и замечаю, что привычный свет вернулся, и мы будто вновь окунаемся в реальность. Стоп. Приземление. Помогая Джамии подняться, я беру пакеты, и мы окликаем парня, задумчиво смотрящего в одну точку. Он вздрагивает, молчаливо переводя на нас глаза, поспешно встает и послушно покидает вагон вместе с нами. Похоже, ему действительно негде провести эту холодную мартовскую ночь.
А холодно неимоверно. Кутаясь в куртки, мы быстрым шагом пересекаем широкую дорогу и двигаемся в направлении нашего дома. Время от времени я и Джамия бросаем на парня молчаливые взгляды, в то время как тот пытается отключиться от внешней действительности, игнорируя любые наши слова и действия. Он морально разбит, ему нужно время, чтобы прийти в себя. Сейчас главное, узнать, кто его родители — им как никому нужно быть в курсе, что произошло с их сыном.
— Не буду звонить Марте, скорее всего, они уже спят, — говорит Джамия, заходя в квартиру и включая свет.
— Ставлю на то, что Лили уломала ее на мороженое после ужина, — со смешком отвечаю я, пропуская вперед парня и закрывая дверь.
— Не стесняйся, — жена берет у парня куртку и улыбается, — проходи в кухню, я налью тебе чай. Или, может, ты хочешь принять душ?
Я пока не уверен в том, что парень обладает даром речи — он еще ни разу не заговорил при нас. Однако уже в следующую секунду он откашливается, задерживаясь на мне взглядом, и коротко произносит, обращаясь к Джамии:
— Могу я пойти спать?
Зная, что не дотянется до крючка, жена отдает куртку мне и показывает парню, чтобы тот шел за ней.
— Ляжешь в комнате Лили, нашей дочери. Она сегодня ночует у моей сестры, просим по субботам с ней посидеть, когда...
Они уходят, а я с двумя пакетами иду прямиком на кухню. Время уже давно за полночь, и желание погрузиться в долгий крепкий сон дает о себе знать. Я громко зеваю и, открывая холодильник, начинаю выкладывать туда необходимые продукты. В голове параллельно выстраивается план завтрашнего дня: съездить за Лили, по пути завести вещи в химчистку, узнать насчет кредита...
— Давай я сама, — через какое-то время прерывает мои мысли появляющаяся в дверях Джамия.
— Иди спать, дорогая, — устало говорю я в ответ, доставая второй пакет молока. — Вам с малышом нужно больше отдыхать.
Чувствую теплые ладони жены на своих плечах.
— Не спросила насчет его родителей?
Она отрицательно качает головой и тихо шепчет:
— Завтра узнаем. А сейчас посиди с ним, пока он не уснет. Хочу, чтобы сегодняшняя ночь прошла спокойно.
Уже поздно. Отуманенные сном дома и улицы замерли в безмолвии. Предельно тихо. Я осторожно открываю дверь комнаты... Бесшумно захожу внутрь. Вижу, как немые тени тонкими полосами омывают потолок и стены. Таинственно-голубой и глубокий чёрный. Они идут параллельно друг за другом, спускаясь к полу. Растворяясь там — в гипнотическом пространстве.
Он не спит. Лежит с открытыми глазами и смотрит куда-то вдаль. Кажется, сквозь стены и само время. Я пододвигаю кресло и сажусь напротив парня. Такое чувство, что он не замечает меня — просто лежит, почти не моргая и не шевелясь. Лишь блестящие слезы периодически падают на подушку, а губы слегка приоткрываются, чтобы глотнуть воздуха...
Чтобы прошептать:
— Дэнни...
Я хочу поговорить с ним, но слова застревают в горле. Собираюсь начать, но не произношу ни звука. Молчание. Наверное, я слишком устал. Вздыхая, я скрещиваю руки на груди и опираюсь о спинку стула. Кто он? Почему он оказался на той станции с желанием прыгнуть под поезд? Что с ним произошло? Мне сложно судить — я вижу этого парня первый раз в жизни. И я знаю, ему не нужны мои жалость и советы, пропитанные нотациями. Он витает где-то у себя, в своем мире, куда мне вход воспрещен. Да я бы и не стал врываться туда без причины. Зачем мне это нужно?
Время идет. Секунды, минуты, часы... Мы с ним вдвоем сидим в темноте, точно прячемся от людей и событий, чужих и близких нам. Это как задернуть штору или залезть под одеяло — во мраке чувствуешь себя особенно спокойно и защищенно. Момент, когда позволяешь себе выдохнуть или просто опустить веки. Может, поэтому только ночью мы настоящие — нам не нужно скрываться, убегать от чужих взглядов и бояться осуждения. Ты один на один с темнотой, которая укроет тебя, даст тебе часы спасения. А дальше с приходом дня тебе уже будет легче.
Он смотрит вперед, а я — на него.
Он молчит, а я соглашаюсь с ним молчанием.
Мы никто друг другу. И сейчас это так странно и правильно — вместе слушать тишину.
*
Видимо, я не замечаю, как проваливаюсь в сон, и когда утренние лучи солнца касаются моего лица, я пробуждаюсь от неприятно ноющего тела. Уснуть сидя в кресле — не лучший вариант проведения ночи. Кидаю быстрый взгляд на наручные часы, которые не снял со вчерашнего вечера, и понимаю, что Джамия, вероятно, уже готовит завтрак. Что ж, самое время вставать.
Когда перевожу взор на кровать, где, укутавшись в одеяло, спит парень, не сразу осознаю, что происходит. Мне нужны пара минут и ряд коротких вспышек — холодная подземка, звук поезда, яркий свет, — и я вспоминаю события вчерашнего вечера. Я киваю сам себе, перематывая в голове то, как оказался здесь, и поднимаюсь. Кресло старое, и выходит достаточно громко. Парень, переворачиваясь на другой бок, почти сразу распахивает опухшие глаза и бросает на меня озадаченный взгляд. Я даю ему время понять, где он находится, а пока ставлю кресло на место.
— Как спалось? — невзначай спрашиваю я, подходя к окну и открывая шторы. — Не замерз?
Приподнимаясь, он некоторое время сонно смотрит на меня, а потом опускает голову и коротко кивает.
— Все отлично.
Отлично, значит. Оборачиваясь к нему, я бодро развожу руками. Думаю, будет нелишним показать оптимистичный настрой.
— Новый день — новые возможности, так? — Я улыбаюсь. — Что бы ни случилось, всегда есть утро, которое расставит все на свои места.
Он откашливается, жмурясь и прикладывая руку ко рту, а после свешивает ноги на пол.
— Считаете, передвижение солнца что-то меняет? — В его голосе, еще не огрубевшем, слышится легкая хрипота. — Это очередная иллюзия.
— Очередная? — переспрашиваю я.
Левая бровь парня изгибается.
— А, думаете, их мало? — Непоколебимый взгляд подростка направлен на меня. — В нашей жизни?
Ясно, любит пофилософствовать. Полагает, что в своем возрасте знает больше остальных. Все мы такие до тех пор, пока не ныряем во взрослую жизнь и не начинаем думать совершенно наоборот. Я качаю головой с прежней улыбкой и отвечаю:
— Лично в моей жизни нет никаких иллюзий достаточно давно. Я уверен в тех, кого выбрал, и том, что делаю.
Мне кажется, что на губах парня промелькивает усмешка — почти незаметная, превращающаяся в одно из тех мгновений, в которых почти сразу начинаешь сомневаться. Отворачиваясь, он встает и начинает заправлять кровать. Я наблюдаю за ним около минуты, пока не слышу, как жена зовет меня по имени. Помогая парню найти одеяло, я направляюсь к двери.
— Вы можете одолжить мне денег на дорогу?
Голос парня заставляет меня обернуться.
— Я бы хотел поехать домой.
Мне нужно время, чтобы попытаться найти ложь в его взгляде. Но не похоже, что он врет. Впрочем, я совсем его не знаю, чтобы утверждать.
— Я сам отвезу тебя, — произношу я.
Парень просто кивает в ответ, глядя на меня хронически уставшими глазами, и я понимаю, что за все наше знакомство он ни разу не улыбнулся. Не изобразил даже подобие улыбки.
— Тогда отлично, — говорю я, открывая дверь и пропуская его вперед. — Позавтракаем и поедем.
Мы выезжаем в районе десяти. Скоро Бронкс остается позади, и пред нами вырастает Манхэттен — гламурный и шумный. Обилие стеклянных небоскребов, точно сошедших с макета города, мозолящая глаза реклама всех цветов и размеров, тысячи автомобилей и желтых такси, а также постоянное скопление людей самых разных рас и национальностей. Парень подсказывает мне дорогу, а я лавирую меж нескончаемых машин и надоедливых пешеходов. Отовсюду звучит музыка, водители сигналят друг другу, люди натыкаются на твой капот.
Временами я ненавижу Нью-Йорк.
— Черт побери, смотри, куда идешь! — почти кричу я красящей губы на ходу девушке, в которую чуть не врезаюсь.
Бросая на меня грозный взгляд, она показывает нам средний палец и с гордо поднятой головой продолжает свой путь. Я молча вздыхаю и, переводя взор на светофор, жму на газ. Чертовы ньюйоркцы.
— Надо было мне сесть на метро, — тихо язвит под ухом парень, видя, с каким мучением я передвигаюсь по городу.
— А ты торопишься на важное совещание? — в ответ кидаю я.
— Нет, но ваша жена сказала, что вам нужно забрать дочь до полудня, — спокойно напоминает тот, показывая мне циферблат своих наручных часов и давая понять, что я нехило опаздываю.
Почти всю дорогу мы молчим. Я пару раз пытаюсь поднять тему, чтобы нарушить гробовое молчание между нами, но парень, без интереса смотрящий в окно, ограничивается короткими фразами. Смотря на него время от времени, я то и дело прокручиваю в памяти прошлую ночь и имя, которое он без конца повторял. Дэнни. Мне не особо интересно, кто это, да и спрашивать было бы неуместно, поэтому стараюсь выбросить из головы те несколько часов, включая инцидент в метро. Это все ни к чему. Все равно мы сейчас попрощаемся и больше никогда не увидимся. Просто один странный вечер и подросток с суицидальными наклонностями.
— Остановите там, — просит парень, показывая на один из домов.
Отвлекаясь от своих мыслей, я киваю и, проезжая несколько метров, глушу мотор. Слегка выглядывая, вижу огромный многоквартирный дом, несколько пафосный и строго охраняемый. А парень отнюдь не бедняк, я посмотрю.
— Ты живешь здесь?
Парень, снимающий ремень безопасности, неохотно отвечает:
— Да, временно здесь. Скоро переедем.
— Твои родители сейчас дома? — интересуюсь я, замечая, что он как можно скорее хочет вылететь из машины.
— Скорее всего, только мама.
— Ты не против, если я поговорю с ней?
Долго ответа ждать не приходится. Парень, пожимая плечами, бросает тихое «мне плевать» и, открывая дверь, выпрыгивает из салона. Мне ничего не остается, как последовать за ним. Идея поговорить с его родителями пришла мне в голову вчера, но утром я еще согласовал ее с Джамией, и она меня поддержала.
На самом деле я ожидаю увидеть какую-нибудь сцену между не ночевавшим дома ребенком и обеспокоенным родителем, но когда двери открывает миловидная брюнетка лет тридцати в красивом белом костюме и встречает парня нейтральной фразой «привет, дорогой», я прихожу в некоторое недоумение. Тот что-то небрежно бросает ей в ответ, тут же переступает порог дома и оставляет меня наедине с женщиной. Ее жемчужные сережки красиво переливаются в искусственном освещении коридора, а густо накрашенные глаза вопросительно оглядывают меня.
— Добрый день, — произносит она. — Чем могу помочь? Если вы журналист, то по поводу интервью договаривайтесь, пожалуйста, с менеджером.
Я отрицательно качаю головой, давая понять, что никак не отношусь к прессе, и вижу, как брюнетка настораживается. Мы представляемся друг другу, и когда я удостоверяюсь, что Донна мать парня, начинаю рассказ, не приукрашивая и не приуменьшая детали. Миссис Уэй внимательно слушает меня, то и дело прося, чтобы я говорил тише, и кивает, потерянно глядя на стену. Уверен, любой матери тяжело узнать подобное, но родители, так или иначе, должны быть в курсе проблем своего ребенка.
— Джерард сказал, что переночует у друга, — не смотря на меня, шепчет женщина, когда я заканчиваю.
Значит, его зовут Джерард.
— Я... — голос Донны дрожит. — Я ведь даже предположить не могла...
— Не вините себя, — отвечаю я. — Подростковый период всегда протекает сложно. Предугадать что-то почти невозможно.
Женщина только вздыхает и, еще раз пожимая мне руку, произносит:
— Спасибо. Если я могу как-то вас отблагодарить...
— Все в порядке.
Думаю, мы не сделали ничего сверхъестественного, чтобы заслужить награду.
— Тогда можете оставить свой домашний номер? Хочу лично поблагодарить вашу жену.
Я пишу ей контакты на клочок бумаги, и мы, желая друг другу доброго дня, расстаемся. Выходя из дома на Десятой авеню, я останавливаюсь, чтобы поднять глаза вверх — на отражающие ясное солнце окна квартир. Наверное, я ожидаю увидеть фигуру Джерарда в одном из них, но из-за ярких лучей дневного светила почти сразу бросаю попытки что-то разглядеть и направляюсь обратно к машине. С этим теперь покончено.
*
— Сказку! — восклицает Лили, нежась в постели и обнимая своего любимого слоника. — Прочитай еще одну сказку!
— Нет, Лили, — мягко говорю я дочери, целуя ее в лоб, — больше никаких сказок. Засыпай.
— Ну, пап!
— Давай, закрывай глазки, принцесса Лилий. Смотри, твой слоник уже видит сны. И потом, если уснешь сейчас — я завтра куплю тебе твои любимые хлопья.
Срабатывает как заклинание — девочка тут же зарывается в одеяло и утихает. Я осторожно выхожу из комнаты, где еще вчера провел целую ночь, и иду в спальню. Джамия уже лежит в кровати и читает какой-то журнал, подложив под спину две подушки. При виде меня она снимает очки и подзывает рукой поближе.
— Как ты говоришь, зовут этого мальчика, который ночевал у нас? — любопытствует она.
— Джерард, — отвечаю я. — Фамилия Уэй.
Разворачивая передо мной журнал, жена показывает мне на фотографию какого-то статного мужчины. Я присматриваюсь.
— Это Дональд Уэй, — наконец узнаю я. — Мэр города.
— Да, и тут написано, что у него есть 13-летний сын по имени Джерард. Думаешь, совпадение?
Я округляю глаза. Тут мне становится ясно, почему Донна вдруг решила, что я журналист, и почему постоянно просила, чтобы я говорил тише. Неожиданно. В голове промелькивает мысль, какой бы поднялся скандал в СМИ, если бы кто-то вчера в подземке узнал в парне-недосамоубийце сына мэра Нью-Йорка.
В следующую секунду в доме неожиданно звонит телефон. Мы с Джамией вопросительно переглядываемся — уже достаточно поздно для любых звонков.
Быстрым шагом я дохожу до кухни и беру трубку, параллельно закрывая дверь, чтобы не разбудить своим голосом дочку.
— Да, — тихо говорю я.
На том конце провода слышатся всхлипы и невнятная речь.
— Я слушаю. Говорите четче.
— Фрэнк... Мистер Айеро... Я не знала, кому позвонить... О, Господи...
К своему ужасу, я узнаю голос Донны Уэй и понимаю, что что-то произошло. Во рту вмиг пересыхает, и я опускаюсь на рядом стоящий стул.
— Что случилось? — уже громко спрашиваю я. — Говорите.
— Джерард... — сквозь рыдания произносит женщина. — Я зашла к нему в комнату... А он... Боже... Он лежал на полу... Без сознания... А рядом... там рядом пустой пузырек из-под таблеток...
Мое сердце учащает удары.
— Я вызвала скорую, но...
Я замираю, задерживая дыхание.
— Он не дышит... Мой мальчик не дышит.
Глава 3
|
