Anorex-a-Gogo 6-7/41 - 22 Октября 2013 - World of MCR Fanfiction

Главная » » Anorex-a-Gogo 6-7/41

08:56

Anorex-a-Gogo 6-7/41

Карма

У меня нет машины. Ну, не совсем так. У меня есть машина. Но это ещё и автомобиль Оуэна, и мы делим его друг с другом. Самый честный способ сказать об этом, просто признать, что я отказываюсь ездить в одной машине с ним. Да и в любом случае, он обычно не позволяет мне её брать.

Но в воскресенье я просто нуждался в автомобиле. Потому что Майки позвонил мне и спросил, не хочу ли я приехать и провести с ним время. И я понял, что на самом деле это отличный способ свалить из дома, и от свирепых взглядов мамы и Оуэна... хорошо, Оуэна в целом.

И то, как далеко я собирался зайти, чтобы заполучить машину, было удивительно.

– Оуэн?

Оуэн даже не отвёл взгляд от того, что смотрел на ноутбуке, и очевидно, это было порно. Я мельком взглянул на это и испытал жуткое отвращение. Это была куча голых женщин, которым заткнули рты и привязали к стульям. Они все были в ужасе, в их стеклянных глазах сверкали слёзы. Оуэн трахается со мной, и Оуэн трахается с девушками. Для него это не имеет значения. Я знаю только то, что он больной садист-ублюдок, трахающий своего брата, и я никогда не захочу увидеть его другую сторону.

Я чуть повысил свой голос:

– Эм, Оуэн?

– Что? – ворчит он, поднимая на меня свои голубые глаза. И я просто теряю дар речи. Он до смерти пугает меня одним только взглядом.

– Н-ничего, – бормочу я, и разворачиваюсь, чтобы уйти, отказавшись от моих планов с просьбой подвезти меня к Майки.

Похоже, я иду пешком.

Я не знаю, почему у меня такая карма, но она просто ужасна. Я был бы согласен даже на одно маленькое облачко с дождём, но она послала мне целую грёбаную бурю. И мне повезло пройти под ней около двух километров.

Я мог бы упомянуть сейчас, что не верю в Бога. Если бы Бог на самом деле существовал, он бы никогда не позволил Оуэну творить со мной и другими людьми такие вещи. Он никогда не позволил бы папе бросить нас. И, чёрт, он бы сделал меня немного худее!

По крайней мере, Он мог бы ниспослать всемогущую молнию, которая ударит в меня и избавит от боли и бремени, которым является моё существование.

Но никакой такой удачи мне не предвидится.

Всё, чем Он в конечном счёте одаривает меня, так это мокрая насквозь чёлка и одежда, которая облепляет меня сейчас, как вторая кожа.

С таким озлобленным настроением я подхожу к дому Уэев, дрожа от холода, пока дождь бьёт меня по лицу. И мне кажется, что я промёрз до костей, и мне больше никогда не будет тепло и сухо.

Дверь открывает не Майки. Это Джерард, его длинные волосы заправлены за уши, а глаза почти что закрываются, как будто он только проснулся. И на нём нет ничего, кроме пижамных штанов, которые низко посажены на его девчачьих бёдрах.

При виде меня, недовольного и дрожащего на их дверном коврике, на котором написано "WE COME", потому что буква "L" была выцарапана кем-то или стёрта, его губы расплываются в ухмылке. Видимо, он считает её единственным выражением лица, достойным меня.

– Фрэнки? – бормочет он, его голос хриплый ото сна. Он подавляет зевок и складывает руки на голой груди. – Ты просто стоял там под дождём?

Я злюсь на него, и стискиваю зубы, чтобы они не стучали так громко.

– Я, блять, шёл сюда пешком, мудак, – ворчу я.

– Обидчивый-обидчивый, – произносит он с насмешкой, подняв руки вверх, будто сдавшись. Он бросает на меня ещё один долгий взгляд, словно пытаясь решить, человек ли я, или просто мокрая крыса, которую подбросили на порог его дома. – А почему ты решил, что сегодня отличный день для прогулки по Джерси?

– Мой брат не захотел отвезти меня на своей машине, – вру я, не желая признаваться, что на самом деле просто идиот, который даже не попросил об этом.

– Солнце светит, птички щебечут, так что ты подумал: "Какой прекрасный день, думаю, что пройдусь пешком", – произносит он с сарказмом, и я хочу стереть с его губ эту грёбаную ухмылку.

Но теперь я не могу даже чётко видеть, так сильно меня трясёт. Я даже не уверен, что верно расслышал его, потому что стук моих зубов громко отдаётся в ушах.

Взгляд Джерарда смягчается через мгновение.

– Ладно, давай, Пэнси, тебе лучше зайти внутрь. Я не хочу объяснять Майки, почему его маленький друг умер от переохлаждения на пороге нашего дома.

Дом Уэев мог бы стать восьмым чудом света, просто никто не обнаружил его. Снаружи он выглядит просто... серым. Как и все дома в Джерси, особенно в такой день. Но вы заходите внутрь и как будто оказываетесь в другом измерении. В глаза бросаются стены, увешанные различными картинами художников, о которых я никогда не слышал. Некоторые из них выглядят так, как будто они из музея Камасутры, другие настолько ужасающие, что мне хочется отвернуться. Но вместе они все, кажется... сочетаются.

Глядя на стены, ну, на ту часть стен, которую вы можете увидеть, кажется, будто человек, работавший над ними, просто решил бросить всё на половине. Одна стена почти полностью лавандового цвета. Но кто-то прекратил красить её ближе к концу, так что там она просто белая. На другой стене есть несколько чёрных полос, но ничего больше. Последняя стена выглядит так, как будто кто-то облил её каждым цветом краски, который только можно представить.

Есть три дивана, но ни один из них не сочетается друг с другом. Из одного вываливается наполнитель, другой сделан из дорого выглядящей кожи. Последний диван кажется действительно удобным, но вы знаете, что он поглотит вас, как только вы на него сядете.

Мне нравится дом Уэев. Это единственное место, в которое я чувствую, что вписываюсь. Они как будто собрали всё никому не нужное, и украсили этим дом.

Джерард смотрит на меня со счастливой улыбкой во всё лицо.

– Ты выглядишь как маленький ребёнок рождественским утром, Пэнси, – сказал он, и я понял, что улыбаюсь, по-настоящему улыбаюсь, и смотрю на их дом так, будто хочу жениться на нём.

Затем я погружаюсь в свои мысли и вспоминаю, что Рождество всего через месяц или около того. Что я подарил маме в прошлом году? Ах, да, книгу. Помню, я пролистал её, это была какая-то тупая романтическая история, где ветеринар влюбляется в одну из своих сотрудниц, довольно милую блондинку, которая любит животных, но немного тормознутую, потому что с ней произошёл несчастный случай, когда она занималась дайвингом. Как я сказал, книга была реально тупая. Но, думаю, я купил её, потому что у неё был счастливый конец, и тогда, ещё в прошлом году, я верил в них. Предполагаю, я верю в них и сейчас, но не считаю, что счастливый конец ждёт и меня.

Моя мама подарила мне новую гитару.

Оуэну я подарил какой-то музыкальный альбом, даже не помню, чей. В ту ночь он сказал мне, что не оставит на мне видимых шрамов, это и станет его подарком.

От этого воспоминания меня пробрала дрожь, и я рванул обратно в настоящее, пытаясь унять её. Джерард, кажется, всё же заметил это, судя по тому, как он смотрел на меня. Как будто он смог прочитать мои мысли.

– Чёрт возьми, успокойся, Фрэнки. Я не думаю, что мама будет благодарна тебе за эпилептический припадок в гостиной.

Я вцепился в свою мокрую одежду, отчаянно ища хоть одно сухое место, кусочек тепла.

– Я д-думал, ты с-сказал, что т-твои родители уш-ш-, – я даже не смог договорить слово, мне было слишком холодно.

– Ушли? Ну да, – просто ответил он. На его лице было выражение жалости, но в тоже время, всё происходящее явно веселило его. Затем, он как будто резко вышел из комы или транса и сказал: – Майки здесь нет.

– Что? – я думал, что это выйдет громко и удивлённо, но мой голос звучал потеряно и брошено.

– Эм, он ушёл около часа назад, когда ты так и не пришёл. Он позвонил тебе домой, но мама сказала, что ты ушёл. Думаю, он отправился искать тебя.

Я не знал что ответить, чувствуя, что могу заплакать. Дождь был не причём. Кроме того, что теперь мне придётся идти домой и снова мокнуть. пожалуйста, если Бог есть, пусть дождь прекратится.

Громкий раскат грома и молния прозвучали, как ответ мне. Типо "Пошёл ты, Фрэнки".

– Вот дерьмо. Я так долго добирался, потому что мне пришлось идти пешком, – я замолчал, чувствуя, что это было похоже на то, будто я оправдываюсь, а я не оправдываюсь. На самом деле нет.

Джерард взглянул на моё мрачное лицо и рассмеялся.

– Знаешь, ты можешь остаться здесь. Я не выгоняю тебя под дождь или ещё что-то, я просто говорю тебе, что моего брата здесь нет. Ты можешь остаться и подождать его, – предложил он, всё ещё посмеиваясь. – Если, конечно, у тебя нет дел поважнее.

Он, очевидно, просто добил меня, потому что, уверен, он знал, что у меня нет дел поинтереснее и поважнее. Это было написано на моём лице, чувствовалось в поникших плечах. Какого чёрта вообще, я же не смогу пройти ещё два километра под проливным дождём?

– Ждать, – пробормотал я с горечью. – Я буду ждать.

Он кивнул и зашагал по коридору.

– Пошли, тогда я дам тебе что-нибудь, чтобы переодеться, Пэнси, – бросил он через плечо, призывая меня идти за ним.

Мы зашли в комнату Майки, дверь была широко открыта. Она была захламлённая, как и моя собственная комната, как и другие комнаты каждого подростка на планете Земля.

– Я не думаю, что тебе подойдёт какая-нибудь одежда Майки, этот ребёнок похож на грёбаный прутик.

Оу. Это немного задело меня. Мой желудок сегодня отдыхает. В мои планы не входит обед.

– Наверное, я мог бы найти пару своих старых джинс, которые тебе всё-таки подойдут.

Скажем "нет" ужину. На самом деле я начал чувствовать, как яйца, которые мама заставила съесть меня утром, неуклонно поднимаются по горлу, стремясь вырваться наружу.

– Эмм, мне нужно воспользоваться ванной комнатой, – выдавил я, держась за живот. Джерард окинул меня взглядом, немного нахмурившись.

– Нет, Фрэнки, ты не станешь это делать, – пробормотал он. И я понял, что не стану. Я почувствовал себя лучше. Не на 100 процентов, но лучше.

– Л-ладно, – прошептал я, радуясь, что он не собирается углубляться в этот вопрос. Он знал мой секрет, но не собирался растрепать его всем.

В итоге я переоделся в чёрные джинсы Джерарда, простую белую футболку и красную толстовку. Каким-то образом мне удалось унять дрожь достаточно надолго, чтобы застегнуть джинсы.

– Хочешь что-нибудь поесть? – спросил Джерард, когда мы были на кухне.

Я покачал головой. Мой желудок громко заурчал. Предатель.

Он посмотрел на меня внимательно, будто пытался разглядеть мои внутренности.

– Ты уверен? – медленно уточнил он.

– Да, – пробормотал я. Но мой ублюдок желудок, казалось, решил протестовать и во чтобы то ни стало быть услышанным. – Заткнись, – прошептал я.

– Что? – сказал он, улыбаясь.

Ой. Разве я сказал это вслух? Я покраснел.

– Ничего. Я не голоден. – Его глаза потускнели.

– Хорошо, – спокойно ответил он. – Ну, я собираюсь сварить себе кофе и поджарить блинов. Я приготовлю несколько лишних, на тот случай, если ты проголодаешься, ладно?

Я просто кивнул, будучи слишком взволнованным и смущённым, чтобы задаться вопросом, куда делся мой голос. Я отправился в гостиную и сел на диван, сразу утонув в подушках. Было бы отлично, если бы я мог погрузиться в него ещё глубже и оставаться незамеченным до тех пор, пока Майки не вернётся...

Мой желудок урчал. Хотя это было больше похоже на рёв. Уверен, Джерард слышал это даже в кухне.

Я встал и посмотрел в его сторону. Он был занят, и для него не было никаких причин, чтобы заявиться сюда. Мне удалось убедить себя, что я буду один в течение нескольких следующих минут.

И я, как идиот, начал танцевать Самозабвенного Анорексика по середине гостиной Уэев. Всё было бы, наверное, просто отлично, если бы одной из своих рук я не задел лампу в форме летучей мыши, стоящую на краю стола, и она, практически пролетев через всю комнату, не разбилась бы об стену.

Вот дерьмо.

Джерард вышел из кухни, держа лопаточку в руках. При виде тяжело дышащего меня и разрушенной лампы на ковре, его густые брови приподнялись. Настоящий вид, выражающий: "Что за хрень?". И он снова начал смеяться.

– Фрэнки, ты ужасно неугомонный, знаешь это? – сказал он, кладя лопатку на стол.

Да ты не первый, кто говорит мне это.

Он опустился на колени и стал собирать осколки, кладя их аккуратно в руку. Чувствуя свою вину, я подошёл и начал помогать ему.

Через несколько секунд он тихо сказал:

– Я пойду проверю блины, ладно? Как думаешь, сможешь держаться подальше от неприятностей в течение одной минуты? – Джерард ухмыльнулся.

Я отчаянно краснел, когда он говорил со мной так, как будто я был глупым неуклюжим ребёнком. Хотя я вроде им и был, но мне не хотелось, чтобы со мной так разговаривали.

– Заткнись, – пробормотал я, почувствовав себя плохо. Я разбил лампу, он собрал осколки, и я сразу стал идиотом из-за этого? – Со мной всё будет в порядке, просто иди, – вздохнул я.

Он вернулся на кухню, выкинул осколки в мусорку. Джерард что-то напевал. Я напряг слух, пытаясь расслышать, что именно, но блины, шипящие на сковороде, всё перекрывали. Боже, они так вкусно пахнут...

– Блять! – я упал на задницу, и довольно большой кусок битого стекла от лампы распорол мою ладонь по всей длине диагонально.

И карма снова кусает меня за задницу.

Это, наверное, самое подходящее время для того, чтобы упомянуть, что я ужасно брезглив и подвержен тошноте. И также я грёбаный недотёпа. Как вы можете представить, эти качества ужасно сочетаются.

Некоторые сказали бы, что я просто невезучий.

Это был недолгий момент, когда я просто сидел там, кровь капала на мои джинсы (джинсы Джерарда), на ковёр, текла по моему запястью под моей толстовкой (толстовкой Джерарда). И мне было ужасно больно. И затем я начал кричать. Моя голова закружилась, живот сжался, и что-то в глубине сознания подсказало мне, что если я не попаду в туалет в ближайшее время, то буду блевать здесь, смешивая рвоту с кровью на почти что чёрном ковре.

На мои крики из кухни выбежал Джерард. Он взглянул на меня, мою руку, и его лицо стало бледным, выражающим абсолютный ужас.

– Какого чёрта, Фрэнки? Я оставил тебя одного на две секунды, и ты чуть не отрезал себе руку?– орёт он.

А я всё ещё продолжаю кричать, словно больше не могу контролировать голосовые связки. Я чувствую вкус желчи в горле, но не могу сдерживать тошноту, даже если бы захотел. Всё, что я могу делать, это смотреть на свою вытекающую кровь.

К счастью, Джерард замечает, что я выгляжу ужасно бледным, потому что следующее, что я чувствую, как он тащит меня по коридору, а я всё ещё продолжаю истошно вопить.

А затем меня тошнит, но унитаз оказывается прямо передо мной. Я больше не вижу крови, но мой желудок всё ещё яростно себя опустошает. В моём животе больше ничего не осталось, но меня скручивают спазмы, и моя чёлка в рвоте, это отвратительно. Но Джерард успокаивающе потирает заднюю часть моей шеи, бормоча что-то про то, какой я ужасно неугомонный.

И это заставляет меня улыбаться.

Мой желудок, наконец, прекращает сжиматься, и Джерард спускает воду в туалете, пока я прислоняюсь к обклеенной обоями стене. На них какие-то рыбёшки. Мои волосы спутаны, и голова болит в том месте, где Джерард схватил меня за волосы, чтобы как раз вовремя дотащить до туалета. Голова кружится сильнее, чем когда-либо, а горло саднит от крика.

Я вспоминаю о своей руке. И совершаю самую тупую ошибку, когда смотрю не неё. Я снова вижу кровь, и тошнота возвращается с новой силой. Джерард берёт мою порезанную руку и подносит к своему рту. Последнее, что я помню, как он проводит языком вдоль пореза, а затем теряю сознание.

Больница

Одна из самых страшных вещей в мире - очнуться и не знать, где ты находишься. Проснуться в чужой постели в комнате, которую ты никогда раньше не видел с провалом в памяти. С провалом, потому что ты на самом деле не знаешь, что произошло за это время, и как долго ты валялся без сознания.

Моя рука монотонно пульсирует, и я чувствую, как будто она отделена от остального тела. Но я всё ещё ощущаю её. Я сонно открываю глаза и пытаюсь сфокусироваться на руке, которая теперь является глыбой бинтов. Я мумифицирован.

– С возвращением в жизнь, Пэнси.

Я поворачиваю голову и вижу Джерарда, с сияющей ухмылкой. Он сидит на столе, держа в руке тарелку с блинами.

Я чувствую, что мои волосы влажные. Сначала я думаю, что это из-за дождя. Затем вспоминаю, что меня рвало. Как давно это было? Когда я нерешительно касаюсь своих волос, Джерард подходит и садится рядом со мной на кровать.

– Я сполоснул твои волосы, – говорит он небрежно, как будто такие вещи случаются с ним каждый день. – Это было отвратительно, они были все в рвоте.

И я понимаю, что произошло на самом деле. Разбитая лампа, осколки, я режусь, кричу, меня тошнит. И бедному Джерарду пришлось всё это терпеть. Подавленный, я зарываюсь лицом в подушку и хочу только одного - умереть. Она пахнет сигаретами, дешёвым одеколоном и совсем немного чем-то сладким. Сущность Джерарда. Как ни странно, это расслабляет меня.

Затем до меня доходит. Подушка Джерарда. Кровать Джерарда. Я лежу в постели Джерарда.

Я тут же вскакиваю, и моя мумифицированная рука начинает болеть с удвоенной силой от того, что я пошевелил ей. Перед глазами плавают чёрные пятна, я как будто вижу тоннель, по сторонам всё затемнено, и есть только одно пятно света. Это обеспокоенные глаза Джерарда.

– Эй, садись обратно, – говорит он, но его голос звучит далеко и приглушённо. Он толкает меня рукой в грудь обратно к кровати, и я чувствую, что моя голова снова оказывается на подушке. – Знаешь, я собираюсь отвезти тебя в больницу, ладно? Я думаю, нужно наложить швы, и ещё я немного волновался из-за того, сколько крови ты потерял.

Что? Нет! Я ненавижу больницы! Для кого-то, вроде меня, это худшее место. Для того, кто просто хочет быть невидимым.

Но Джерард уже поднимает меня с кровати, перекидывает мою руку себе через шею, чтобы мне было легче. А потом помогает мне выйти из дома, но мои ноги всё ещё не функционируют нормально и больше похожи на желе, так что он в основном тащит меня. Голова всё ещё кружится, и руки мёрзнут, но места, которых он касается, просто горят. Так сильно, что я хочу кричать...

И в конечном итоге я сижу на холодной, жёсткой кушетке в отделении неотложной помощи, ожидая врача, который извлекает игрушечного пожарника из носа какого-то ребёнка, который посчитал, что это хорошая идея туда его засунуть.

– Я действительно не думаю, что мне это нужно, – ворчу я, указывая на капельницу и иголку, протыкающую мою вену. Наверное, это для того, чтобы восполнить мою потерю крови.

– Зато твои щёки наконец-то приобретают цвет, – говорит Джерард, недолго касаясь моей щеки. – Это хороший знак.

Я замираю, когда его рука отдаляется от моего лица, и он просто отправляется бродить по комнате. Открывает все баночки и ящики, ковыряясь в них. Делает пирамидку из ватных дисков и пытается построить что-то из осветителей для горла. Наконец, он подходит обратно ко мне и опирается на кушетку.

– Сильно больно? – спрашивает он, глядя на иглу, протыкающую мою кожу, тянется к ней, но почти сразу отдёргивает руку. Помню, Майки как-то сказал, что его брат в ужасе от иголок.

Я пожимаю плечами.

– Не очень, – бормочу я с равнодушным видом. Ладно, может я пытаюсь произвести на него хоть какое-то впечатление.

Джерард смотрит вверх и улыбается.

– Ты милый, Пэнси, – говорит он.

Прежде чем я успеваю ответить, в комнату возвращается врач, натягивая новую пару резиновых перчаток. Так или иначе, мне повезло, потому что я просто не знаю, как стоит реагировать на слова Джерарда.

– Хорошо, мистер Айеро, – говорит доктор с потрясающей улыбкой. – Давайте ещё раз взглянем на вашу карту.

Я не могу не заметить, как он красив, даже если это довольно скучная и шаблонная красота. Ему, может быть, немного за двадцать, он классический блондин с голубыми глазами и идеальной белозубой улыбкой. Затем я перевожу взгляд на Джерарда, который, кажется, не обращает совершенно никакого внимания на врача и выглядит гораздо привлекательней, чем этот доктор Вежливость.

– Итак, вы порезали себе руку, – говорит доктор, добродушно посмеиваясь. – Ну, я наложу швы и сделаю прививку от столбняка, просто на всякий случай.

Джерард заметно вздрагивает, хотя это не его сейчас будут протыкать иголками.

В следующую минуту доктор разматывает бинты, которые Джерард наложил до этого, и я отворачиваюсь, потому что они уже довольно грязные, в кровь попала куча бактерий и вирусов и моя ладонь выглядит раз в десять хуже. Он дезинфицирует рану и вкалывает местную анестезию, протыкая кожу настолько медленно и ужасно, что в уголках собираются слёзы, но я смаргиваю их. Я не буду плакать.

Мне и до этого накладывали швы, раза четыре, точно. Когда ты такой недотёпа, как я, то такие вещи становятся обыденными. Врач начинает зашивать порез, но моя рука немного онемела, так что я чувствую только странное дёргающее ощущение. Тем не менее, я не смотрю на это, потому что знаю, что могу снова потерять сознание. Джерард находится рядом со мной, и хоть мои глаза закрыты, я могу ощущать его присутствие. А затем он берёт меня за руку, и хоть я не чувствую физической боли, мне становится спокойнее.

Доктор накладывает шестнадцать стежков. И я знаю, что не смогу играть на своей гитаре несколько недель.

– Я сейчас вернусь, Фрэнк. Мне просто нужно взять вакцину от столбняка, – говорит Доктор Привлекательность и выходит из комнаты.

Джерард и я не смотрим друг на друга, но он всё ещё не отпускает мою руку. Я плохо её чувствую, как будто она не принадлежит мне. Но в какой-то степени, то, что он всё ещё её не отпускает, является для меня доказательством. Доказательством того, что после всех лет, после всего того, что со мной произошло, я всё ещё могу что-то чувствовать. Я могу чувствовать.

– Тебе страшно? – спрашивает он тихо. Мы оба смотрим на какой-то плакат, висящий прямо перед нами и напоминающий о том, что нужно регулярно проходить обследование простаты.

Страшно? Очень.

Это пугает мой здравомыслящий (или не очень) мозг. Я боюсь, что он отпустит мою руку, если я посмотрю на него, или пошевелюсь. И по правде говоря, мне страшно вновь стать онемелым.

Теперь, когда я знаю, как это, чувствовать вещи, когда к тебе кто-то прикасается, я не хочу возвращаться в то состояние, когда не чувствуешь вообще ничего. Мне нужно большее.

Я знаю, что он имеет в виду совсем не то, о чём я думаю, но всё-таки шепчу: "Да", и он сжимает мою руку чуть крепче.

Когда доктор Типичный-Американец возвращается со шприцом, я чувствую, как Джерард напрягается рядом со мной. Он хочет уйти, это заметно по тому, как он чуть заметно задерживает дыхание и по дрожащей руке.

– Ты не обязан оставаться, – бормочу я, не встречаясь с ним взглядом. Он слабо улыбается.

– Нет, я могу с этим справиться.

Я знаю, что он просто пытается успокоить меня и быть со мной милым.

Я не уверен, что больнее, - то, как игла, протыкает моё плечо, или то, с какой силой Джерард сжимает мою руку, будто сейчас переломает в ней все кости. Что бы ни происходило, я всё ещё был съёженным, и не поворачивал голову. Джерард был так близко от меня, что моя щека касалась рукава его кожаной куртки. Запах был точно такой же, как у его подушки, но к нему прибавился ещё и запах старой кожи. Он полностью расслабил меня, и боль исчезла, уступив место приятным ощущениям.

А потом всё закончилось, доктор Милое-Личико выкинул использованную иглу и залепил пластырем прививку.

– Вот и всё, мистер Айеро. Рука может болеть несколько дней, но с вами всё должно быть в порядке. Если почувствуете тошноту, или вам будет очень плохо, то позвоните мне, и мы договоримся о приёме, хорошо?

Я кивнул. Теперь, когда я больше фактически не утыкался лицом в куртку Джерарда, все приятные ощущения исчезли, и я снова начал чувствовать себя дерьмово. Моя голова заболела, и ладонь, которую Джерард всё ещё держал, ужасно ныла.

В довершение ко всему, снова пошёл дождь, гораздо сильнее, чем раньше. Супер.

– Подождите здесь ещё несколько минут, я проверю другого пациента, потом вернусь, вытащу капельницу, и вы будете свободны.

Я снова кивнул, почувствовав себя вдруг действительно уставшим. Какая-то часть меня хотела отправиться домой, лечь в постель и просто уснуть. Но я же всё равно не смог бы отдохнуть. Моя мама суетилась бы надо мной, пытаясь узнать, что случилось. Оуэн, наверное, посмеялся бы над моей тупостью, а потом... Не знаю, что бы он со мной сделал.

С другой стороны, я бы, вероятно, в конечном итоге обманул бы их обоих.

От разглядывания комнаты меня отвлекло то, что Джерард, выпустил мою руку и отошёл в другую сторону комнаты. Мне сразу стало немного холоднее. Я чувствовал, что ускользаю от самого себя, снова становясь невидимым, потому что он оставил меня.

И я ведь этого хотел, верно?

Может быть.

– Мне жаль, что ты пострадал, – пробормотал он, но стоя не передо мной, а перед очередным плакатом. Я смотрел на свою руку, чувствуя холод и пустоту.

– Это не твоя вина. Как ты сказал, я просто неугомонный.

Он повернулся, и на его губах играла полноценная улыбка.

– Неугомонный Фрэнки, – сказал он, запрыгивая на кушетку и устраиваясь рядом со мной.

Что-то в моей голове не давало мне покоя, что-то, что я почти не помнил. Я и пол в ванной Джерарда, кровь, перед глазами всё плывёт. Джерард языком проводит по моему порезу.

Подождите, что?

Я наклонил голову и посмотрел на бледное лицо Джерарда, его сухие губы, изогнутые в улыбке. Он пялился на зелёную плитку, которой был выложен пол. Наверное, он почувствовал, что я смотрю на него, потому что поднял на меня глаза. Улыбка медленно исчезла с его губ. Думаю, его сбило с толку моё выражение лица.

– Ты в порядке? – тихо спросил он, чуть хмурясь в замешательстве.

– Ты л-лизнул меня? – пробормотал я, вспыхнув. Мой голос звучал изумлённо.

– Не мог бы ты повторить это?

Я мог только вообразить, как сейчас выглядело моё лицо, с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.

– Ты лизнул меня... прежде чем я потерял сознание! Ты взял мою руку и просто её, блять, облизал! – прокричал я, отодвигаясь от него.

В течение нескольких удушающих минут он выглядит таким же удивлённым, как я. Потом его лицо расслабляется, и на губах появляется лёгкая усмешка. Он смеётся и опускается на кушетку, заложив руки за голову. Его футболка задирается на несколько сантиметров, обнажая привлекательный бледный живот.

Я оборачиваюсь к нему, всё ещё пребывая в шоке.

– Почему ты лизнул меня?

Джерард пожимает плечами, лениво ухмыляясь.

– Ты был в крови.

– И поэтому ты лизнул меня?

– Я же должен был стереть кровь.

– Мы были в ванной! Ты... ты не мог воспользоваться раковиной или ещё чем-нибудь?

– Ну не могут же все быть такими умными, как ты, Фрэнки, – говорит он торжественно, прежде чем снова ухмыльнуться.

Я надуваю губы, снова поворачиваясь лицом к двери. Его улыбка висит в воздухе, как если бы это на самом деле можно было ощутить. Но дело в том, что прямо сейчас я представляю его язык, скользящий по моей коже. Не обязательно по окровавленной, не обязательно по руке. Просто его язык на моей голой коже.

Это, на самом деле неплохо выглядит.

Подождите, нет. Это ужасно выглядит. Я же ничего не чувствую. Ничего ни к кому не чувствую. Я - невидимый.

Доктор Красавчик возвращается в комнату, вынимает иглу из вены, прикладывая ватку и заклеивая лейкопластырем.

– Не волнуйся, Фрэнк, – говорит он с идеальной, как у Джерарда, усмешкой. Я не отвечаю. Я просто хочу убраться подальше... от всего и выхожу из приёмного покоя.

Тишина в машине Джерарда совсем не комфортная. Неудобная и наполненная напряжением. Ты можешь почувствовать это, когда делаешь вдох.

Ледяные капли дождя всё ещё бьют по автомобилю. Джерард включает печку, и из-за тёплого воздуха его щёки розовеют, что делает его ещё более красивым. Я уверен, что из-за него выгляжу, как помидор.

Он не разговаривает, но, кажется, удовлетворён тем, что ведёт машину молча, и ухмылка всё ещё играет на его губах. Я тоже не буду говорить, потому что прямо сейчас хочу быть невидимым, и правило №2 гласит, что разговоры не принесут тебе ничего, кроме неприятностей, и я твёрдо уверен в этом.

Так что мы держим наши рты на замке, не желая признавать события, произошедшие с нами за этот день.

Когда мы подъезжаем к дому Уэев, я замечаю Майки, который курит на крыльце. Он выглядит раздражённым, и я, вероятно, догадываюсь почему.

– Где вы двое были? – спрашивает он. Всегда странно слышать и видеть Майки сердитым, потому что он обычно непринуждённый и спокойный парень.

Джерард подходит к нему, вырывает сигарету из губ брата, и затягивается сам.

– Курить вредно, – ругает он Майки, выдыхая на него дым. Тот закатывает глаза, но не возражает.

– Это не ответ на мой вопрос. – Он смотрит на меня. – Фрэнки?

Я замираю, когда все взоры обращаются на меня.

– Эмм, – я запинаюсь, пытаясь поймать взгляд Джерарда. У меня получается, и это своеобразное соглашение не рассказывать о больнице.

– Мы выходили за попкорном для микроволновки, – говорит небрежно Джерард, держа в руках пачку попкорна с маслом. Я понятия не имею, откуда он её, чёрт возьми, взял, но на задних сиденьях его машины столько разного дерьма, так что я не удивлюсь, если он обнаружил там его прежде, чем вышли.

Майки поворачивается то ко мне, то к брату, то снова ко мне. Не думаю, что он верит нам.

– Хорошо... – наконец произносит он, всё ещё глядя на нас с подозрением. – Ну, раз у нас есть попкорн, то почему бы нам не посмотреть фильм или ещё что-нибудь?

Джерард делает ещё одну затяжку, прежде чем тушит сигарету о деревянные перила и выкидывает её куда-то в сад. Бормочет "Классно" и заходит в дом. Майки заходит следом, закрывая дверь. И затем на крыльце остаюсь только я, мокнущий под дождём, который всё ещё идёт.

И чёрт, я никогда не чувствовал себя более запутанным и смущённым.

Глава 8