Поцелуй никогда не бывает просто поцелуем. Иногда это обещание. Иногда это ложь. Поцелуй может что-то начинать, может заканчивать. Иногда поцелуй это крик о помощи. В других случаях знак отказа. Поцелуй может быть приветствием и так же легко прощанием. Это может быть пожелание доброго утра или спокойной ночи. Это может быть извинение или прощение. Это может быть сладкая месть. Иногда это может быть даже магия.

Но поцелуй никогда не бывает просто поцелуем. 

Своим поцелуем Джерард ищет, а я - прячусь. Я чувствую это в том, с какой силой его губы прижимаются к моим, почти грубо. В том, как крепко его руки держат моё лицо, и у меня нет совершенно никакой возможности увернуться. Я чувствую это в том, как его язык проталкивается через мои приоткрытые губы и жадно исследует рот. Джерард ищет ответы на вопросы, которые не станет задавать вслух. А я прячу от него эту информацию, так же скрывая и себя. Я хорошо умею прятаться, я делаю это практически всю свою жизнь. Он ничего не найдёт, уверяю.

Тебя не целуют часто, когда ты невидимый. До этого я целовался дважды.  Но ни один из тех поцелуев никогда не имел ничего общего с поцелуем Джерарда. Первый был в шестом классе с девушкой по имени Алексис Далтон. Она просто подошла ко мне в коридоре и поцеловала. Сказала, что просто хотела узнать, на что это похоже, а потом ушла и больше никогда снова со мной не заговаривала. Это был мой первый поцелуй, в котором я, считай, не участвовал. Второй поцелуй был с Эйвери Андерсоном в девятом классе. Это был пугливый, застенчивый поцелуй в кладовке, потому что Оуэн решил открыться мне, и рассказал, что он гей. Затем он поцеловал меня, но я ему не отвечал. К тому времени моей жизни я стал уже настолько онемевшим, что меня не волновало даже его лицо, выражавшее боль; я просто вытер губы рубашкой рукава и вышел из этого, так сказать, шкафа.

Так что я пытаюсь не позволять своим мыслям уплывать слишком далеко, я на самом деле могу целовать его в ответ, потому что это единственный поцелуй, являющийся для меня настоящим. Мои разбитые, опухшие губы постепенно немеют, пока его губы мягко касаются моих. Но это совсем другое онемение. Приятное онемение.

Но для меня это загадка: почему вдруг Джерард заинтересовался мной? Почему он успокаивает меня, пока я плачу на грязном школьном полу? Почему он отвозит меня к прекрасной реке на незаконных основаниях? И самая большая загадка, почему его глаза полу прикрыты и затуманены, когда он отстраняется?

Я отклоняюсь немного назад, а Джерард подаётся вперёд, чтобы быть со мной на одном уровне. Он улыбается как герой, смотрящий на своих фанатов. 

– Дыши, Фрэнки, – шепчет он.

– Что? – я понимаю, что действительно задыхаюсь, начиная вдруг большими порциями глотать прохладный воздух.

Он убирает мою чёлку, я всегда это ненавидел, но когда это делает он, то заставляет меня расслабиться от его прикосновения. 

– Ты должен дышать, – повторяет он, и я краснею, пытаясь вдыхать необходимый кислород немного незаметнее. – Ты очаровательный, Пэнси.

– Что... к чему это?

– О, Пэнси, ты ещё глупее, чем выглядишь?

– Что это значит?

– Это значит, что ты должен заткнуться и поцеловать меня снова.

Но я не могу. Я не могу поцеловать его, не могу быть инициатором. 

Улыбка Джерарда не исчезает совсем, но что-то мелькает во взгляде. Может быть, сомнение или разочарование.

– Или нет, – говорит он, поворачиваясь лицом к реке. Он сидит, скрестив на коленях руки и сосредоточенно избегая встречаться со мной глазами.

Я чувствую себя ещё более пустым,  как только его рука больше не держит мою руку, его губы не на моих губах, а его глаза не смотрят на меня. Выражение его лица тщательно формируется во что-то, напоминающее безразличие, но я-то знаю всё о маскировке. Я узнаю боль, которую он старается спрятать.

– Нет, Джерард, я-

– Фрэнки, всё было классно, называй как угодно. Давай... давай просто уйдём отсюда, ладно? – говорит он, встаёт и шагает туда, откуда мы пришли.

 Я смотрю ему в след, пока он не исчезает за деревьями, а затем поворачиваюсь обратно к реке. В воде отражается побитый, нахмуренный мальчик. И, чёрт возьми, он выглядит голодным.

Камень, который я бросаю, врезается в моё лицо, разбивая водную гладь. Он погружается под воду с такой лёгкостью, что я ему завидую. Моё отражение пропадает, рябь распространяется от середины реки. Через момент всё снова становится спокойно, как будто ничего и не происходило. Я хочу, чтобы моя жизнь могла также быстро стать спокойной, но этого не произойдёт. У меня есть ощущение, что рябь в моей жизни - наименьшая из проблем, и я должен бояться того, что скрывается под водой.

Мне требуется некоторое время чтобы вернуться туда, где Джерард оставил машину. Это намного сложнее, не говоря уже о том, что намного неприятнее, искать дорогу через лес в одиночку. Моё тело болит, и эта боль распространяется вспышками. К тому времени, как я выхожу из леса, все хорошие чувства, которые я испытывал до этого, покидают меня, и я теперь просто расстроенный пессимистичный мудак.

До тех пор, пока я не замечаю Джерарда.

Он сидит на водительском сиденье, вцепившись в руль так сильно, что кожа на костяшках пальцев натянулась. Его глаза закрыты, а губы искривлены, будто ему больно. Его голова упирается в подголовник. Вдруг он вздрагивает, сжимает пальцы в кулак и ударяет им по рулю. Он бьёт несколько раз, прежде чем опускает голову на середину руля. Раздаётся долгий и громкий сигнал. И Джерард замирает, оставаясь совершенно неподвижным.

Смотреть на это больно. Больнее, чем продираться через лес.

Я не думаю, что он заметил меня. Когда я подхожу к машине, он просто говорит: "Прости, что оставил тебя там", но его голос звучит слишком жёстко и формально.

Он не пытается снова взять меня за руку. Он почти не разговаривает, только спрашивает, где я живу. И когда мы подъезжаем к моему дому, он даже не смотрит на меня.

Как я могу всё исправить? Как мне вернуть то, что было на реке?

– Ну, эм, спасибо, что забрал меня из школы, и э-э, свозил на речку, – говорю я, запинаясь и заламывая руки.

– Да, – бормочет он, закуривая сигарету. Он глубоко затягивается и потирает виски. Его глаза закрыты.

– Ну... – я не знаю, что ещё сказать, но я не совсем готов выйти из машины и так всё оставить.

– Фрэнки, чего ты хочешь?

– Н-ничего, – в шоке я откидываюсь на спинку кресла.

Он смотрит на меня, его глаза вспыхивают злостью, и сам он выражает разочарование. Затем оно исчезает, и его лицо перекашивается.

– Я просто... – шепчет он, не поднимая глаз, – я просто думал, что ты ответил на мой поцелуй.

Этот момент решающий. Он выжидающе смотрит на меня, но мне просто нечего ответить. Всю свою жизнь я от всего отказывался и стремился к тому, что бы быть по-настоящему невидимым. Я типичный эгоистичный, ненавидящий себя подросток, который не хочет ничего, кроме как остаться незамеченным и нетронутым. Но... но сейчас я готов пожертвовать всем ради... ради чего? Ради парня, которого даже не знаю? Я действительно собираюсь рискнуть всем ради чего-то, что потенциально разрушит моё хрупкое существование?

Да, блять, собираюсь.

– Джи, – выдыхаю я, – я ответил.

И затем он целует меня, мои пальцы путаются в его и без того растрёпанных волосах, и я решаю, что возможно, мой поступок не был столь самоотверженным, как я думал...

***

Фрэнк Энтони Айеро поцеловал Джерарда Артура Уэя, они вместе укатили в закат, и с ними больше никогда не случалось ничего плохого. Жили они долго и счастливо. Верно?

Неверно, друзья мои.

Резкий стук в окошко Джерарда заставляет нас обоих отпрыгнуть друг от друга. Моя голова ударяется о стекло, из-за чего она начинает болеть  сильнее. Мой ремень безопасности возвращается обратно на место.

Автомобиль Джерарда это довольно старомодный кусок дерьма. У него есть шкала радиоприёмника, чертовски огромное заднее сиденье, и окна, стёкла в которых опускаются с помощью кнопки. Это такой автомобиль, который был ещё у вашего пра-пра-прадедушки.

В любом случае, Джерард разозлён. Я слышу, как он ругается себе под нос, одной рукой рассеянно потирая мою голову, которой я ушибся, а другой начинает открывать окно. Стекло опускается с протестующим скрипом.

– Какого хрена тебе нужно? – выплёвывает он.

Я не вижу, кто это, только большой силуэт, стоящий перед дверцей. Я начинаю сам потирать свою голову, а рука Джерарда исчезает и что-то ищет в кармане. Он достаёт почти пустую пачку сигарет. Господи, этот парень, похоже, выкуривает двенадцать пачек в день.

– Мне нужен он, – глубоким голосом говорит этот парень, и в моём тело всё застывает до последней капли крови. Мгновенно возвращается знакомое ощущение онемения, и моё сердце практически останавливается.

– И кто ты блять такой? –  также вежливо спрашивает Джерард, возясь с зажигалкой. Он затягивается и медленно выдыхает дым в окно. Я уверен, что он делает это с целью позлить нашего гостя. И это реально не самая лучшая идея. Парень с глубоким голосом явно не счастлив. Совсем нет.

– Я его брат, – отвечает Оуэн спокойным голосом, который просто сочится злостью. При этом лицо Джерарда выражает шок. Он смотрит то на меня, то на Оуэна, пытаясь найти какое-то сходство.

– Я не знал, что у тебя есть брат, Фрэнки, – его голос звучит удивлённо.

– Я приёмный, – нетерпеливо говорит Оуэн, и я даже не могу сделать вдох, чтобы ответить. – Выходи из машины, Фрэнки.

Их взоры устремлены на меня. Оуэн убийственно мигает, требуя, чтобы я вышел. Джерард выглядит заинтересованным и запутанным. Почему я не сказал ему, что у меня есть приёмный брат?  Потому что Оуэн просто большой кусок дерьма, вот почему. У нас у всех есть свои секреты, и он мой самый большой секрет из всех.

– Мне нужно идти, – бормочу я, быстро расстёгивая ремень безопасности и одновременно с этим открывая дверцу машины. Я уже почти выхожу, когда рука Джерарда хватает меня и тянет обратно на сиденье.

– Эй, подожди, – говорит он мягко. Глазами он умоляет меня сказать ему, что, чёрт возьми, происходит. Когда он понимает, что я не собираюсь ему отвечать, то просто вздыхает. – Пока, Фрэнки, – бормочет он. Затем, Джерард притягивает меня для одного последнего долгого поцелуя.

Один последний поцелуй.

Оуэн выглядит просто одержимым мыслями об убийстве.

Я со вздохом вырываюсь, закрыв глаза, когда он кончиками пальцев проводит по моей щеке.

– Пока, Джи.

И затем я ухожу и от Оуэна и от Джерарда, в моё убежище, которое, надеюсь, меня спасёт.

Как только я захожу домой, сразу бегу на кухню. "Мам? Ты дома?" – зову я. Ответа нет. Я сморю на часы, сейчас всего лишь 16:17. Чёрт, мамы не будет дома ещё два часа, точно. И для Оуэна этого времени достаточно, чтобы что-то сделать со мной...

Я бегу к себе в комнату и запираю дверь. Затем иду в ванную и снова запираю дверь. Трясущимися руками я включаю душ, пытаясь сделать всё, чтобы Оуэн передумал и оставил меня в покое. Моя грудь вздымается, становится труднее дышать, это почти что приступ паники. Он сможет найти меня в любом случае...

Я слышу, что Оуэн вскрыл замок в моей комнате, и подходит к ванной. Он пытается открыть замок, и этот звук заставляет моё сердце сжиматься. Я усаживаюсь на закрытую крышку унитаза.

– Фрэнки, выходи, – приторно воркует он через дверь, поворачивая ручку.

– У-уходи, – выдавливаю я.

Замок щёлкает и поддаётся. Моё сердце останавливается.

Оуэн заходит, улыбаясь. Он смотрит на душ и выключает его. Молчание окружает нас своим удушающим дыханием. Затем он подходит ко мне, и его улыбка сменяется усмешкой.

– Ты. Только. Мой, – рычит он мне на ухо, схватив за ворот футболки. Я не сопротивляюсь, когда он выдёргивает меня из ванной и пихает на кровать.

– Но... но ты же сам сказал, что ты мой б-брат, – я тихо умоляю. Он жестоко смеётся.

– Мы не браться, Фрэнки. Ты знаешь это так же, как и я.

– Оуэн, – прошу я, – Оуэн, пожалуйста. – Я на самом деле никогда не отбивался от него.  – Пожалуйста, не надо.

–  Что ты делал с тем парнем?

–  Ничего.

Он улыбается, но его пронзительно голубые глаза остаются такими же холодными.

– Ты лжец, Фрэнки. Ты получишь то, чего ты заслуживаешь.

***

18:59.

Солнце медленно заходит за горизонт. Воздух снаружи стал ещё холоднее, но я больше ничего не чувствую. Это онемение отличается от всех, что были когда-либо раньше. Я ничего не чувствую - ни моих рук, ни туловища, ни ног. Думаю, что единственная причина, по которой я знаю, что моё сердце всё ещё бьётся, то, что я ещё жив.

Но не полностью.

Я на крыше, она находится совсем рядом с окном моей комнаты. Звёзды уже появляются в сумерках вечернего неба. Прямо сейчас я более одинок, чем когда-либо за всю свою жизнь. Все эти годы, что я проводил в одиночестве, прячась ото всех, они никогда ничего не значили. Я окружён красотой - появляющиеся звёзды, закат над горизонтом Джерси, ночь, ожидающая того, чтобы накрыть нас своей тяжёлой темнотой, – но я ничего не чувствую, кроме ужасного, опустошающего одиночества. Как кто-то может быть окружён таким городом, как этот, и чувствовать себя одиноким? Просто это совсем не правильно.

Есть только один такой мальчик. Он полностью разбит. Он закрывается от всего мира, уплывает, и кажется, что он без сознания. Только он не без сознания, он потерян. Он потерян, но никто не знает об этом, поэтому он молча уплывает прочь. Так далеко, чтобы вернуться обратно не было возможности.

Я свернулся калачиком на боку, безучастно глядя на должно быть красивый закат. Но для меня одного он выглядит кровавым.

19:00.

Солнце, наконец, опускается за горизонт. Я потерян. И я один в темноте.