Когда Джерард входит к пекарню, время замирает. Он движется так медленно и грациозно, будто он – самое правильное, что только мог создать бог. Абсолютно идеальные пальцы зарываются в смольные пряди, откидывая их с лица назад одним бесконечным движением, приковывающим взгляды всех дам в помещении. Влажность падает, температура растет до обжигания, пока кожаная куртка художника распахивается и задирается вместе с серой футболкой, пока левая рука мужчины всё ещё в его волосах. Ткань обтягивает его впалый живот, а сзади оголяется бледная поясница с низко посаженными джинсами, позволяющими особо любопытным и жаждущим горячего рассмотреть родинку, находящуюся у самой кромки резинки нижнего белья.
Далее происходит скачек во времени, и вот уже обе руки брюнета находятся на джинсах, немного сбоку и сзади, пока ловкие пальцы хватаются за шлёвки, подтягивая сползающую одежду. Где-то сзади звенит опоздавший колокольчик, пока бариста смотрит на мужчину голодным взглядом, продолжая лить молоко в уже давно наполнившуюся кружку. Сухие губы Джерарда размыкаются, позволяя увидеть самый край влажности его рта и представить, насколько же там горячо, пока блестящий язык скользит от края до края, увлажняя розовые губы.
В следующую секунду всё прекращается. Уэй кладет обе руки с локтями на прилавок и наклоняется немного вперед, опираясь полностью только на одну ногу, от чего задница выглядитс лишком вызывающе. Бледные пальцы снимают с лица чёрные солнцезащитные очки, и пронзительный взгляд устремляется на блондинку, стоящую прямо перед мужчиной, пока губы снова приоткрываются, и Джерард делает намеренную паузу в секунду, наконец позволяя зазвенеть собственному голосу.
- Багет, - всё, что говорит художник, всё ещё держа очки в руках.
- Что? – неловко переспрашивает блондинка, сморгнув и опомнившись, тут же заливаясь краской во всё лицо.
- Багет, - повторяет свой заказ мужчина, не сводя зеленых глаз с лица девушки, пока та начинает неловко дергать руками в поисках чего-то, что даже ей неизвестно. В итоге, она сбивает сахарницу, и та разбивается о пол где-то по ту сторону прилавка. – Пожалуйста, - вежливо добавляет Джерард, усмехаясь и всё же отводя взгляд от бедной девушки, чтобы положить перед собой очки.
Пока блондинка спешно запаковывает мужчине самый свежий французский багет в любимую художником коричневую упаковочную бумагу, Уэй аккуратно заправляет волосы за ухо, открывая красивую скулу и специально наклоняя голову под таким углом, чтобы дневной свет из окна падал на открытую сторону его лица, затемняя вторую, позволяя носу и ресницам откидывать тень. Девушка спешно кладет перед Джерардом ещё тёплый хлеб, смущенно упираясь глазами куда-то в пол и боясь даже взглянуть на того самого невероятно красивого мужчину, который приходит сюда каждый четверг, а иногда по вторникам. Сегодня он выглядит для неё особо сногсшибательно в этой кожаной куртке и с этим дорогим одеколоном.
- И три кофе, пожалуйста. Один капучино и два американо, - художник растягивает губы в загадочной улыбке, обнажая ряд мелких зубов и кладя деньги на прилавок.
Сегодня он старается быть особо обольстительным. Блондинка снова кивает и поспешно отходит к кофе-машинам, переступая через хрустящий сахар на полу. Джерард принимает скучающее выражение лица, повернувшись к высокому прилавку боком и опираясь о него полностью одной рукой, оглядываясь назад и встречаясь глазами с Майки, стоящем у входной двери. Он тут же закатывает глаза и отворачивается к окну, успев беззвучно цокнуть языком.
- Ваш кофе, - произносит девушка, привлекая внимание художника, вновь улыбнувшегося ей как можно более открыто.
- Благодарю, - Джерард достает из кармана куртки черный маркер и что-то пишет на одном из бумажных стаканов, вскоре поднимая голову и пододвигая стакан обратно к удивленной блондинке. – Это тебе, - мужчина усмехается, быстро надевая темные очки назад и криво улыбаясь смущенной девушке, от ситуации растерявшей все слова. – Позвони мне!
Художник отходит от прилавка спиной вперед, не отводя взгляда от блондинки и жестом показывая ей телефон возле собственного уха, в свободной руке крепко держа два стакана с кофе в бумажной подставке. Девушка приоткрывает рот от удивления, не веря в собственную сбывающуюся тайную мечту.
В следующую минуту всё меняется. Улыбка Джерарда меняется с супер-обольстительной на просто кривую, сильнейшая аура харизмы спадает, оставляя только легкое свечение вокруг, а животная сексуальность и вовсе уходит, уступив место ноткам сдержанного флирта в каждом движении тела. Художник выходит на улицу, где его уже дожидается брат, на этот раз одетый не в свой любимый официальный костюм. На нём очень узкие и низко сидящие черные джинсы, обтягивающие его костлявые ноги и наверняка мешающие нормально передвигаться, какой-то обычный коричневый свитер и простая тёмная куртка с оранжевым замком, которую Джерард раньше никогда не видел. Майки выглядит без костюма младше на пару лет, так что художник хмыкает себе под нос, подмечая, что теперь его брат выглядит лет на девятнадцать.
Март близится к концу, о чём свидетельствует пригревающее солнце и потеплевшие порывы ветра, распахивающие куртку. Не без грусти, Джерард вспоминает, что скоро его день рождения, и ему бы очень не хотелось, чтобы день Х, где вновь соберутся все его дряхлые родственнички, которые «помнят его ещё когда он под стол ходил», совпадал с днём его рождения. Мужчина поднимает глаза к небу и просто просит высшие силы, чтобы этого не произошло. Только не эти два дня вместе.
- Так вот как это работает. Ты просто грёбанная секс-машина, Джерард, - фыркает Майки, забирая у Джерарда свой кофе и следуя за ним к чёрной машине, оставленной ста метрами вниз по улице.
Брюнет усмехается, сунув свободную руку в карман брюк, нащупывая там связку ключей. Сегодня выходной, но люди вокруг продолжают куда-то спешить. Этот город будто никогда не останавливается, но Джерард прислушивается к себе и не замечает никакой усталости. Наверное, ему никогда не надоест этот быстрый ритм жизни, потому что он просто вне этого потока. Он – наблюдатель. Художник может находиться посреди течения, и никто не будет замечать его, потому что все люди слишком заняты собой. Также он может влиться в эту бурную реку, имитировать спешку и сжатый график работы, но это будет только игрой – не интересно. Итак, Джерард не отвечает брату абсолютно до тех пор, пока они вдвоём не забираются в салон его машины, где пахнет кожей и сигаретами.
- Просто скажи, для чего это было. Ещё немного, и ты соблазнил бы даже меня, - Майки тихо хмыкает, сосредотачиваясь на кофе и делая несколько небольших глотков, наблюдая за несущимися по дороге машинами через лобовое стекло, пока художник даже не собирается заводить автомобиль.
- Ты не в моём вкусе, Майкл. Я дал ей свой номер, сегодня вечером она обязательно позвонит. Всё это часть одного большого плана, - Уэй выдыхает, неуверенно улыбаясь и отдавая свой кофе в руки брата, всё же вставляя ключ в зажигание и проворачивая его до приятного и знакомого до дрожи урчания авто.
- План чего? – младший Уэй заинтересованно вскидывает брови, повернув голову к брату и не сводя пристального взгляда с его лица, пытаясь разгадать его затею, но Джерард ничего не отвечает, сворачивая с обочины и вливаясь в поток машин.
Они едут молча ещё несколько секунд, и Майки чувствует, как напрягается, потому что он помнит каждый раз, когда его брат не хотел посвящать его в собственные планы, и, о, всё это заканчивалось просто ужасно. Катастрофой!
- Я чувствую, что это как-то связано с нашим семейным ежегодным праздником. Давай, Джи, признайся, что я угадал, - Майки пытается придать лицу непроницаемое выражение, уставившись на брата немигающими глазами.
Он должен знать, чтобы в этот раз предотвратить беду. Но Джерард молчит.
- Да ладно тебе! В 15 лет ты решил покурить травки, и у тебя было такое же выражение лица, а в итоге мама обзвонила все больницы и поехала искать тебя по городу ночью, - восклицает Майк, понимая, что расколоть брата будет не так уж сложно, как только лицо Джерарда искривляется от неприятных воспоминаний. – А в 18 ты не возвращался домой три дня, и нам пришлось написать заявление в полицию, только потому что ты решил переночевать в борделе!
- Хватит ворошить моё грязное прошлое, - выдыхает художник, смирившись с настойчивостью брата и, приоткрыв окно, одной рукой подкуривает сигарету. – Я собираюсь пригласить её в качестве своей девушки на семейное сборище.
Майки молчит некоторое время, действительно удивленно глядя Джерарда, не узнавая в нём собственного брата. Сперва он не находит слов, сжимая в обеих руках кофе, и всё, что он может сказать, это сдавленное:
- А Фрэнк?
Художник морщится, потирая лоб пальцами руки, в которой находится сигарета, тем самым показывая Майки, что это одна из самых неприятных тем и причин сейчас. Былого приподнятого настроения будто и не было десять минут назад, и всё, чего хочет сейчас Джерард, так это вернуться в свою квартиру и никогда больше не заводить этот разговор с братом. Но брюнет продолжает ответственно вести машину, выдыхая дым в окно и не поворачивая голову в сторону пассажирского сидения, не желая испытывать волну стыда за собственные поступки.
- Вы же вроде бы как вместе с этим парнем, уже достаточно долгое время как для тебя. Ты даже привел его в собственную квартиру. Больше одного раза! – Майки намеренно выделяет последнюю фразу интонацией, чувствуя напряжение в спине, которая даже не касается спинки сидения. Сейчас он должен помочь брату не совершить ошибку. – Конечно, это не моё дело что у него там за семейная жизнь, я не хочу копаться в грязном белье и лезть в вашу личную жизнь, я просто хочу сказать, что он кажется мне хорошим парнем, если ты доверяешь ему. Он не заслужил такого поступка, - Джерард болезненно морщится, понимая, что его брат сейчас говорит как его собственная совесть внутри, заставляя все органы внутри сжиматься, переворачиваться, скручиваться в узел от мысли о том, насколько эгоистично поступает сейчас Уэй. – Почему бы тебе просто не выйти наконец из шкафа, Джи?
Последние слова слетают с уст Майки на облаке усталости, накопившейся с годами. Художник напрягается, его брови сходятся вместе на переносице, а зубы сжимаются, пока мужчина не отводит взгляд от дороги. Гребанный Майки Уэй сейчас звучит чертовски правильно, и Джерард уже жалеет о том, что вообще встретился с братом сегодня. Он рушит все его планы!
- Это не так просто, Майки, - бормочет под нос брюнет, выбрасывая окурок в приоткрытое окно и возвращая руку на руль, останавливаясь на красный свет.
- И что от этого изменится, Джи? Ты говорил мне, что тебе всё равно, что о тебе говорят те люди, которых ты видишь раз в год. Ты даже имен их не запоминаешь, признайся. Они и сейчас говорят о тебе неприятные вещи, сильно ухудшить ситуацию у тебя уже не выйдет. А родители… - Майки запинается на секунду, размышляя над ситуацией, - Ты ведь давно живешь отдельно и самостоятельно. Всё, что может произойти, так это то, что ты окончательно испортишь отношения с отцом. Мама, уверен, поймет тебя. Не сразу, но она обязательно примет тебя обратно в дом, даже если папа запретит ей. Джерард, - младший брат вновь вздыхает, делая глоток немного остывшего кофе и смягчается, глядя на брюнета с ноткой жалости и понимая. – Я единственный в семье, кто знает то, что ты гей. И мне больно смотреть, как ты мучаешься с каждым годом больше и больше. Процесс уже необратим, они начали сплетничать об этом ещё три года назад, так что, просто подтверди их догадки, дьявол. Утри им нос!
- Скорее дай им новую пищу для того, чтобы молоть языками, - раздраженно выплевывает Джерард, вспоминая все эти ненавистные лица и голос каждого человека, который не может оставить его в покое один раз в году. – Дело не в их отношении ко мне, Майки. Больше всего на свете я не хочу разочаровать родителей ещё больше. Посмотри на меня, - художник немного повышает голос и говорит быстрее, эмоциональнее, наконец молча согласившись поговорить на эту опасную тему. – Я, - одна из его рук касается собственной груди, - не удавшийся художник. Родители хотели, чтобы я поступил на финансиста или юриста, как ты, они рассказывали о моих успехах всем знакомым, а затем я облажался, подав документы туда, куда велело мне сердце, а не их желание, именуемое «перст судьбы». Тогда они смогли смириться, но сейчас, когда с полным образованием я так и не стал хоть чуточку знаменитым художником, я стал в их глазах просто никем. Я сын-несбывшаяся-родительская-мечта. Я – разочарование. Если они узнают, что их сын долбится в зад и сам имеет мальчиков, их просто хватит удар! – Джерард вскрикивает, и его голос повышается, становится звонким и немного визгливым, как это бывает, когда его переполняют напряженные эмоции. – Я, блять, просто не хочу разочаровывать их ещё больше. Рано или поздно мне придется жениться, чтобы успокоить их. Когда-нибудь я стану слишком старым для того, чтобы заниматься мужскими задницами постоянно. Мне придется отступить.
Джерард останавливает машину, сжимая руками руль и тяжело вздыхая, чтобы утихомирить пожар в груди, не угасающий с самого подросткового возраста. Ему будто снова 17 лет, он снова полный лузер в школе, все смеются над ним, а родители не видят настоящего сына за слоем жира. Или же просто не хотят увидеть.
- Джи. Они всё равно любят тебя. И будут любить, каким бы ты ни был, - тихо произносит Майки, потянувшись к брату и опуская руку на его плечо.
И Джерарду хочется, чтобы эти слова были как бальзам на загнивающую рану, чтобы они исцелили его хотя бы на один день, но этого не происходит, и художник просто роняет голову на руки, сложенные на руле. Темные волосы спадают вниз, закрывая лицо, и Майки гладит брата по плечу, наблюдая за тем, как ровно вздымается спина брюнета от мерного дыхания. Майк прекрасно помнит, через какой подростковый ад пришлось пройти его брату, и он до конца не уверен, справился ли с этим Джерард. Внешне, возможно, да, но никогда из его памяти не выйдут все те обиды, случавшиеся с ним ранее. И всё, что может делать Майки, это только гладить его по плечу, потому что он знает, он знает, но не понимает.
- Просто подумай над тем, чтобы пригласить Фрэнка. Если он действительно важен тебе, хотя бы немного, то ты должен попытаться. Хотя бы расскажи ему всё, - добавляет младший Уэй, и по его тону художник понимает, что на этом разговор завершается, чем он безумно благодарен брату, умеющему вовремя отпустить напряжение.
- Он ни за что не согласится пойти со мной, - немного поразмыслив, отвечает брюнет, откинувшись на спинку сидения и поворачивая голову к брату. – Он упертый как осёл, а ещё он обиделся.
- На что? – Майки действительно удивляется этому факту, не понимая, чем его почти идеальный в поведении брат может обидеть человека. – Ты нагрубил ему?
- Нет. Я брал его сотовый. Ну и да, немного переборщил с интонацией. Ладно, Майки, просто иди, - Джерард отмахивается от брата, забирая у него свой кофе и допивая остатки в несколько глотков.
Младший мужчина выбирается из салона под лёгкий моросящий дождь, что было странным, потому что солнце продолжало светить. Майки наклоняется, заглядывая в салон и устремляя серьезный взгляд прямо на Джерарда, копавшегося с приемником.
- Просто поговори с ним об этом, - художник вскидывает голову, и на его лице написана шутливая злость и мысленный посыл «Ты ещё здесь?», поэтому Майки быстро прощается и с улыбкой закрывает дверь автомобиля, тут же направляясь в сторону своего дома, где они с Алисией снимают квартиру.
- Черт возьми, этот парень просто воплощение святости, - бормочет себе под нос Джерард, чувствуя себя искренне благодарным младшему брату за всё, что тот для него делает.
Мужчина почти сразу же съезжает на дорогу и отправляется в офис компании, чтобы отдать некоторые рисунки в издательство. Его работа с этим автором почти закончена, и он чувствует некое облегчение, потому что образы в его голове складываются только в один – Фрэнк. Всё, о чём он думает, рисуя инопланетных женщин в серебряных костюмах и с перепонками между пальцев – Фрэнк. Всё, что он видит перед глазами, изображая межпланетную войну – губы Фрэнка. В голове всплывает его дыхание, тихое, спокойное, почему-то такое сладкое, и Джерарду хочется просто прикоснуться к мягким волосам мужчины, прилечь рядом, провести так все выходные. Он бы слушал тишину собственной квартиры, наполнялся ею днём, рисуя ночью, пока Фрэнк спит. Они могли бы смотреть кино, лежа на его большом диване, который стоит посреди гостиной, потому что этот неугомонный взрослый парень наверняка не смог бы пролежать ничего не делая больше трех часов.
~~~
Джерард сидит на своём красивом белом диване с коричневым пледом, сжимая в одной руке бокал вина, а в другой сотовый. Он смотрит на список контактов, листая вниз и делая небольшой глоток напитка, чтобы согреться, потому что он сидит здесь абсолютно босой, в кромешной темноте. Художник думает, что за окнами стемнело всего за полтора часа, пока он готовил ужин и смотрел новости, а ещё делал наброски последних рисунков для книги. На большее его не хватило, поэтому ещё полчаса он всматривался в свою последнюю картину, пытаясь выискать там образы и думая о том, что он был слишком резок с Фрэнком. Его замечание, конечно, ударило Джерарда ниже пояса, но Уэй не думает, что мужчина сказал что-то действительно плохое, действительно оскорбительное. Скорее всего, он просто выразил своё мнение вслух.
Джерард собирается позвонить Фрэнку и извиниться за своё поведение. Прямо сейчас. Этот парень с большими глазами нужен ему, так что он просто собирается попросить прощения и закрыть эту тему. Он скучает. Гудки отдаются в трубке томными секундами, и художник начинает сомневаться, что на его звонок вообще ответят, но его сердце бьется абсолютно спокойно, потому что он всегда сможет позвонить ещё раз. Или множество раз.
- Да, - раздается в трубке тихий мужской голос, и в этих низких колебаниях Уэй без труда узнает уставшего, немного смущенного, а также сконфуженного Фрэнка, который сейчас пытается быстро взять себя в руки. – Да, я здесь, Джерард.
- Фрэнк, - отчего-то бормочет брюнет, прислонив тыльную сторону указательного пальца свободной руки к губам, слегка покусывая кожу, будто нервничая. – Фрэнк, прости, я был не прав.
- Всё в порядке, я не должен был так говорить о том, что ты делаешь. Это всё стоит больших усилий, и я повел себя как свинья, к тому же, я много раз говорил, что ничего не смыслю в искусстве, - Фрэнк говорит быстро и почему-то очень тихо, будто стараясь скрыться от чего-то.
- Ты дома? Извини, я отвлекаю тебя, я просто… - Джерард не успевает договорить, перебитый собеседником.
- Я не дома.
- Ты в порядке? – Джерард напряженно замирает, ощущая легкий приток беспокойства к груди, его спина напряглась, точно натянутая спина. – Мне забрать тебя?
- Нет, Джи, просто… - Фрэнк запинается, продолжая говорить так же тихо, почему-то называя художника сокращенным именем, почти не замечая того, будто он был действительно не в себе. – Просто открой дверь.
Брюнет молчит в трубку около десяти секунд, слушая дыхание Фрэнка. Он не задает никаких вопросов, хотя они – первое, что всплывает в его голове. Джерард отбрасывает телефон на диван и поднимается на ноги, уверенным шагом направляясь к входной двери. В коридоре до невозможности темно, и мужчина запинается о собственную обувь, вслепую отпихивая её подальше к стене, ища ключи на полочке у зеркала. Звон в тишине, недолгий поиск замочной скважины, оглушающие щелчки в тишине, и металлическая дверь распахивается наружу, заставляя человека перед ней отступить немного назад.
Фрэнк выглядит обычно. Он просто стоит здесь, в полной темноте, потому что свет на лестничном пролете ещё не включили, и всё, что поддается взгляду Джерарда, это лишь силуэт и смутные очертания лица. Оба молчат, мгновения кажутся секундами, секунды вечностью.
- Джи, прости, я был не прав, - первым произносит Айеро, и всё, что чувствует в следующую секунду художник, это его теплые и влажные губы на собственных губах и мужские руки, держащие его за футболку на груди.
И, о, господи, это будто пение тысячи ангелов в голове у них обоих. Губы Фрэнка пахнут вишней, они влажные, красивые, мягкие, настойчивые, нужные, они – всё. Художник незамедлительно отвечает на поцелуй, громко втягивая воздух через нос, втягивая Айеро в квартиру и наощупь захлопывая дверь, заставлять их оказаться в полной темноте. Даже если они откроют глаза, они не увидят ничего, кроме блеска чужих глаз напротив, и это похоже на волшебство, на самый настоящий эскапизм – они не могут оторваться друг от друга, будто желая утонуть в этой темноте вместе, растягивая моменты до вечности. Это их большой секрет, их тайное счастье, пока руки Джерарда оказываются на холодных щеках Фрэнка, так крепко, чтобы он ни за что не смог отстраниться от художника. Не сейчас, не в эту минуту, когда он так скучал по этим губам. Уэй не может насытиться, будто его попросили остановить дыхание на целую минуту, и сейчас мужчина перед ним – его кислород, которого он был лишен всего лишь какую-то минуту, которая казалась хуже двенадцати лет каторг или рабства.
Джерард рывками стягивает с Фрэнка его джинсовую куртку, и та падает на пол, звякнув железными пуговицами о паркет. Айеро стягивает с брюнета футболку, пока руки художника уже расстегивают чужой ремень. Они продвигаются на два шага вглубь квартиры, но этого недостаточно, и в какой-то момент Джерард оказывается зажатым между дверью в ванную и Фрэнком, целующим его шею так жарко, что кожа будто горит, заставляя художника часто дышать. Всё вокруг – Фрэнк. Его запах забился в нос, его губы везде, и Джерард просто позволяет этого происходить, закрыв глаза и откинув голову назад, зарываясь пальцами в такие мягкие каштановые волосы.
Они целуются ещё несколько минут, исследуют губами скулы, лоб, губы, подбородок, шею, уши, плечи, грудь, оба наполовину раздеты и полностью возбуждены. Фрэнк теряет свои джинсы где-то в кабинете возле стола, пока Джерард оставляет на его плече ряд крупных засосов, поднимаясь к шее. Их тела так близко, они горячие, будто кто-то вскипятил их кровь, и всё, чего они хотят – превратиться в одно живое существо. Холодный рабочий стол неприятно упирается Фрэнку в бедра, и он резко меняется местами с художником, заставляя его ошеломленно вздохнуть и опереться руками о стол позади себя. Айеро выжидающе смотрит в глаза брюнету, не ища там никаких ответов на вопросы, которых сейчас нет, пока его руки уверенно расстегивают домашние джинсы Джерарда. Есть только они, двое горячих мужчин, которые хотят быть друг с другом больше всего на свете, и в этом нет ничего постыдного. Больше нет.
Фрэнк опускается вниз, стягивая с брюнета джинсы вместе с нижним бельем, и всё это больше не кажется ему неправильным, как могло бы казаться месяц назад, как казалось бы ему это дико два меся назад. Мужчина поднимает глаза, чтобы увидеть оголенную шею художника и кожу, натянутую на ней до предела. Фрэнк будто видит, как бьется пульс внутри его Джерарда, когда он оборачивает руку вокруг его ровного члена, оттягивая крайнюю плоть назад. Айеро уверен, что слышит блаженный вздох откуда-то сверху, и он опускает глаза, чтобы следить за тем, что он делает. Член Джерарда кажется достаточно большим, он ровный и гладкий, что вызывает у Фрэнка неестественное желание прикоснуться к нему, провести по всей длине, что он и делает, мимолетно бросая взгляды вверх, пытаясь уловить реакцию художника на свои смелые действия.
Джерард бормочет что-то неразборчивое, пока мужчина более уверенно поглаживает его рукой, находясь губами в нескольких сантиметрах от оголяющейся головки. Айеро замечает, как напрягаются мышцы на руках художника, и он принимает это за верный знак, поддаваясь вперед и касаясь влажным поцелуем плоского живота, ощущая, как Джерарда непроизвольно втягивает его, продолжая издавать тихие вздохи и бормотания. Все эти звуки – чистый секс. То, что витает в воздухе, пока Фрэнк перемещается губами на основание члена, продолжая гладить его одной рукой. Не слишком быстро, но достаточно уверенно и ощутимо, чтобы сорвать с губ художника совсем короткий стон.
А через несколько минут они в постели. Абсолютно голые, разгоряченные, вспотевшие и одержимые друг другом, будто бесы вселились в них. Их тела скорее похожи на один сплошной клубок из плоти и кожи, из красных царапин на спине, нежных укусов и собственнических засосов на самых неожиданных местах. В квартире выключен свет, и не слышно ничего, кроме секса. Джерард прижимает Фрэнка к постели, снова целуя, целуя, целуя, хотя губы уже так онемели, что невозможно почувствовать что-нибудь. Всё тело горит от бесконечных поцелуев, терзающих и ублажающих, дразнящих и возбуждающих, манящих, и Фрэнк не может вымолвить ни слова, раскинув руки на простынях и изнемогая от желания. Ему кажется, вся эта сладкая пытка продолжается уже несколько часов, и он готов умереть, только чтобы Джерард никогда не останавливался. Фрэнк громко стонет, оповещая художника о своём полнейшем проигрыше и прося помилования без лишних слов. Он стонет, прерывисто дыша и чувствуя, как часто вздымается его грудная клетка, пока художник спускается самыми невероятными поцелуями от внутренней стороны колена мужчины до бедра, останавливаясь только на животе.
Фрэнк приоткрывает глаза и находит в себе силы, чтобы оторвать голову от постели и взглянуть на Джерарда – растрепанного, горящего, горячего, безумного, желающего. Он сидит между ног Айеро, закинув одну себе на плечо, только что покрывая её поцелуями. Фрэнк чувствует, как от этого зрелища ему сносит крышу, потому что художник выглядит невероятно сексуально, чертовски, блять, сексуально.
- Джерард, - зовет его мужчина, будто прося спасти. – Джерард, я хочу тебя. Умоляю, возьми меня, иначе я за себя не отвечаю, - Фрэнк заканчивает стоном, потому что Уэй касается губами его лодыжки, и это просто невероятно. – Джи-и-и!
|
