Джерард был поражён тем, что ему удалось достичь Рощи, ни разу не упав: он бежал так быстро, как только мог бежать на каблуках, а глаза его застилали слёзы, мешая смотреть под ноги. Не один человек обернулся в его сторону, когда он проносился мимо, но никто не попытался его остановить.
Он не позволил себе ни секунды отдыха, пока не оказался на обговоренном месте встречи с Майклом, поэтому выглядел сейчас неважно: раскрасневшийся, запыхавшийся, взмокший, жадно глотающий воздух, хватающийся рукой за болящий бок. Когда его, пытающегося отдышаться и остановить слёзы, пока они не начали бежать ручьём, коснулась чья-то рука, он, испугавшись, подскочил на месте.
– Джерард, что за… – начал Майкл и тут же, нахмурившись, запнулся, так как увидел лицо Джерарда, очень вовремя повернувшегося к брату. – Что случилось?
– Я расскажу всё дома, – произнёс Джерард, принимая протянутый Майклом платок, чтобы вытереть слёзы. – Пожалуйста, уедем же отсюда.
***
Фрэнк вышел за ворота как раз к тому времени, когда она садилась в экипаж, сопровождаемая высоким худощавым мужчиной в чёрном пальто. Ревность взяла своё, и Фрэнк лишь благодаря неведомому чуду удержался от того, чтобы подбежать к ним и высказать всё здесь и сейчас. Мужчина – его лица не было видно, но зато было что-то смутно-знакомое в том, как он держал осанку, – забрался в экипаж вслед за дамой, и Фрэнк тотчас же повернулся к ряду пустых карет, ждущих клиентов у Воксхоллских Садов. Успокоив совесть извозчика приличной суммой денег, Фрэнк указал на отбывающий экипаж и велел следовать за ним.
Они остановились на плохо освещённой улице у дома, очень плотно обвитого плющом, и Фрэнк, спустившись из экипажа на землю, опять ощутил то тянущее чувство, словно здесь он уже когда-то был. Преследуемая им карета уже уехала, а её пассажиры, по всей видимости, скрылись как раз в этом доме. Поднявши голову, Фрэнк широко распахнул глаза: от удивления и разочарования одновременно.
Он знал этот дом, знал, кто взошёл в экипаж вслед за дамой, с которой он, Фрэнк, совсем недавно танцевал.
Это дом Майкла Уэя.
И снова зазвучал голос остатков здравого смысла, пытаясь надоумить Фрэнка уйти, чтобы обдумать всё позже, на свежую голову, без лишних эмоций и суеты.
А потом под самой крышей загорелся свет, привлекая внимание Фрэнка к приоткрытому для свежего летнего воздуха окну и широкой выступающей плите под его створками. Достаточно широкой, как показалось Фрэнку, чтобы на ней можно было стоять.
Он не был уверен в том, что плющ выдержит его вес, но, ухватившись сразу за три особенно толстых стебля, Фрэнк всё-таки решил попробовать взобраться наверх с помощью этого импровизированного каната. Экипаж уже скрылся в конце улица, поэтому Фрэнк мог не бояться, что кто-то увидит его. Несколько раз он оскальзывался, думая, что сейчас точно упадёт, но в самый последний момент ноги находили, за что зацепиться, и Фрэнк, облегчённо выдохнув, продолжал медленно и неуклюже двигаться вверх. Несмотря на все опасные моменты, он всё-таки добрался до спасительного выступа, который действительно был достаточно широк и крепок, чтобы выдержать Фрэнка. Он пробрался на самый край, надеясь, что из окна его не видно, и затих.
– Я же говорил, что это плохая идея, – слышен был голос Майкла, переполненный не то жалостью, не то злостью. – В следующий раз будем действовать по моему плану.
– Не будет никакого «следующего раза», – прозвучал, вроде бы, голос той дамы, но более низкий и грубый, чем раньше. И, конечно же, было слышно, что она плачет. – Избавь меня от своих издёвок.
– Ладно, ладно, – вздохнул Майкл. – Прекрати рыдать, твоё лицо выглядит просто отвратительно.
– Ну так помоги мне выбраться из этих чёртовых вещей – тогда и умою его.
От тех картин, что тут же всплыли в воображении, Фрэнк яростно краснел от ревности. Решив, что хуже, чем в его мыслях, на самом деле всё обстоять уж точно не может, Фрэнк осторожно шагнул вбок по узкому выступу, наклонился и заглянул в окно.
***
Джерард и без Майкла знал, что выглядит отвратительно: он продолжал тереть заплаканное лицо платком, но тщетно – тот только больше размазывал косметику и слёзы по щекам. К тому же, он всё ещё был одет, хоть и наполовину: платье было наспех расстёгнуто и спущено на бёдра, чтобы Майкл мог взяться за шнуровку корсета.
– Что это за звук? – вдруг остановившись, спросил Майкл.
– Звук? – переспросил Джерард, в очередной раз всхлипнув.
– Да, что-то за окном… Ладно, наверное, мне показалось, – ответил Майкл, и Джерард уже был готов спросить, на что тот звук был похож, как вдруг раздался ещё один, только гораздо более громкий… Словно кто-то стучал по стеклу и что-то кричал.
А потом через открытое окно в комнату Джерарда буквально ввалился Фрэнк.
Джерард в ужасе застыл так, как застывают испуганные выстрелом животные, а Фрэнк всё ошеломлённо оглядывался, зачем-то отряхивая свои брюки.
Майкл первым нарушил звенящую от напряжения тишину:
– Фрэнк… – начал было он, шагнув навстречу другу – а Фрэнк переводил взгляд с Майкла на Джерарда и обратно. С каждым мгновением недоумение на его лице всё больше начинало походить на злость.
– Во имя всего святого, что это такое? – требовательно спросил он.
– Я предупреждал тебя, – Джерард содрогнулся от взгляда, которым одарил его Фрэнк. Скрестив руки на груди, будто это могло спрятать его непотребную одежду, он продолжил, – Я предупреждал, что такая правда тебе не придётся по нраву.
Фрэнк пристально смотрел Джерарду в глаза, и, в итоге, спросил:
– И с самого начала то был ты? – голос его был низок и зол. – Каждый раз?
Джерард, не выдержав его испепеляющего взгляда, уставился на пол, кивнув в ответ.
– Ублюдок, – выплюнул ему Фрэнк, и Джерард снова поднял на него глаза – но тот уже смотрел на Майкла. – Я сидел здесь и изливал тебе душу, а ты просто взял и… – его голос дрогнул и оборвался. Фрэнк изо всех сил сжал кулаки. – Вы двое после вдоволь поглумились надо мной, наверное.
– Нет, – перебил его Джерард. Шагнув вперёд и чуть ли не запутавшись в приспущенном платье, он чувствовал себя неловко донельзя – словно ночной кошмар всё никак не кончался. – Обо мне ты думать можешь что угодно, но Майкл здесь не при чём: он изначально хотел, чтобы я рассказал тебе правду.
– И почему я должен верить? – Фрэнк приподнял бровь, а Джерард поморщился от яда в его тоне. – Да даже если так, он был обязан всё сказать мне сам.
– Фрэнк… – Майкл выставил перед собою руки в примирительном жесте. – Ты прав. Я помогал ему, хотя не должен был, и это невозможно оправдать.
– Так почему же-
– Он – мой брат, – ответил Майкл как можно проще.
– Твой… твой брат? – недоверчиво переспросил Фрэнк, оглядывая их двоих. Запустив руки в волосы, он беспомощно засмеялся. – С ума сойти.
– Фрэнк, – Джерард с опаской потянулся к нему, касаясь кончиками пальцев его руки.
Тот отшатнулся, подняв руку, будто бы желая ударить Джерарда.
– Нет, – с безумной яростью прошипел Фрэнк. – Не смей меня трогать.
Джерарда больше испугали его слова, чем угрожающий жест – и он, споткнувшись, сделал неловкий шаг назад. Майкл вдруг возник между ними, отодвигая Джерарда за свою спину.
– Думаю, тебе пора, Фрэнк, – отрезал Майкл.
Фрэнк опустил руку и, будучи по-прежнему злым, попытался остудить свой пыл.
– Хах, думаю, ты прав, – спустя мгновение ответил он и, едва повернувшись к окну, был схвачен за руку Майклом.
– Ради всего святого, через дверь. Я не позволю тебе, готовому рвать и метать, спускаться через окно – иначе ты определённо свернёшь себе шею.
Фрэнк нахмурился, но всё-таки позволил Майклу увести его из комнаты. Уходя, он даже не взглянул на Джерарда.
Джерард же продолжал держаться вплоть до момента, когда дверь за этими двумя закрылась: словно марионетка, которой одним движением срезали все нити, рухнул на пол бесформенной кучей юбок приспущенного платья. Он не рыдал – только неудержимо трясся, а, почувствовав способность двигаться снова, лишь обнял свои колени и уткнулся в них лицом, пытаясь вспомнить, как же ему дышать.
– …Джерард?
Он мог представить вещи, что сделали бы этот вечер ещё более ужасным, но голос матери превзошёл всё, о чём он думал.
Сначала в голову Джерарду пришла мысль просто продолжить сидеть в этом же положении, сделав вид, что оклика он не услышал. Призрак надежды на то, что это сработает, и его мать уйдёт, всплыл в закоулках его сознания, но вместо попытки воплотить его в жизнь Джерард, судорожно глотнув воздух, поднял голову.
Миссис Уэй стояла в дверном проёме в халате и домашних тапочках, глядя на своего сына со смесью недоумения и беспокойства.
– Я слышала голоса, – произнесла она и, вскинув бровь, продолжила, – и, думаю, должна быть причина тому, как ты одет… Однако я не вполне уверена, что мне эту причину стоит спрашивать.
– Эм, – Джерард завёл руки за спину, пытаясь расшнуровать корсет до конца, но получилось у него только сильнее запутать шнурки. – Я могу объяснить…
Миссис Уэй пересекла комнату и стала за его спиной. Мягко коснувшись его рук, она развела их в стороны, говоря:
– Оставь это мне. Лучше начни объяснять.
***
За время, пока снимался корсет и вещи убирались в сундук под кроватью, пока Джерард переодевался за ширмой в ночную рубашку и смывал с лица остатки смазанной косметики, история была рассказана полностью. Мать его слушала терпеливо и внимательно, подбадривая и убеждая продолжать говорить, когда Джерард запинался, сомневаясь; даже увидев в его сундуке не одно платье и не одни туфли, она лишь вскинула бровь, не прерывая его рассказ. Единственным поводом на время оставить историю было возвращение Майкла после того, как он проводил Фрэнка до ближайшего свободного экипажа. Увидев в комнате Джерарда их мать, он не смог решить, стоило ему выразить свой тихий ужас или, может быть, лишь беспомощно и нервно засмеяться – поэтому, когда миссис Уэй сказала ему отправляться спать, пока он снова не нашёл способ помочь брату ввязаться в какую-нибудь болезненную ерунду, Майкл безропотно принял её наставление.
Подходя к концу истории, где нужно было описать реакцию Фрэнка на правду, столь внезапно ему открывшуюся, Джерард снова ощутил ком в горле, ломающий его голос, и слёзы в глазах, застилающие его зрение. Миссис Уэй, едва увидев его состояние, тут же сказала, что ему нужна чашка крепкого чая, и велела ему спускаться на кухню, где она сама всё и приготовит: будить слуг по такому поводу ей казалось нецелесообразным и бесчеловечным.
Когда они оба сидели за столом, а перед ними стояло по чашке горячего чая, она заговорила.
– Я всегда знала, что ты… отличаешься от остальных, – произнесла она нежным, спокойным голосом. – Особенным, как сказала бы твоя бабушка. Мне кажется, за это она всегда любила тебя чуточку больше.
На этих словах Джерард склонил голову, улыбаясь чуть грустно, и обернул ладони вокруг чашки, чай в которой всё ещё был слишком горяч, чтобы его пить.
– Я никогда не потребую, чтобы ты притворялся, пряча того, кем ты являешься, но остальные люди не так понимающи. Ты должен знать это едва ли не лучше меня.
– И я знаю, – ответил Джерард. – Знаю. Просто я… хотел представить, что было бы, если вещи выглядели бы иными. Хотя бы ненадолго.
– Понимаю, – кивнула миссис Уэй, тихо добавляя, – даже лучше, чем ты думаешь. Но далеко не всем желаниям, пусть даже понятным и ясным для других, нужно потакать. – она сурово взглянула на сына. – То, как жестоко ты обманул этого молодого человека, ужасно, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, чем он может отплатить тебе, если захочет.
Сердце Джерарда сжалось, когда он вник в слова матери. Об этом он не задумывался: раньше казалось, что нет на свете ничего хуже ярости во взгляде и голосе Фрэнка и того, как он отшатнулся от прикосновения Джерарда.
– Ты знаешь, что мы с твоим отцом никогда не придавали особого значения сплетням и репутации, и о репутации нашей семьи не волновались соответственно, – продолжила миссис Уэй. – Однако, если правда откроется всем, для всех нас настанут нелёгкие времена.
Джерард сделал слишком большой глоток чая, обжёгший его язык, и кивнул:
– Мне стоило подумать об этом сразу. Я попрошу Майкла поговорить с Фрэнком: его шансы убедить его сохранить произошедшее в тайне явно больше моих.
Миссис Уэй утвердительно кивнула, потягивая собственный чай, и снова подняла задумчивые глаза на сына:
– Не то чтобы это сняло с тебя ответственность за твои действия, но… ты ведь в каком-то роде увлечён этим молодым человеком, не так ли?
– Не думаю, что это имеет значение, – пренебрежительно отмахнулся Джерард, но, понимая, что мать не прекращает пытливо смотреть на него, закрыл глаза и вздохнул. – Да.
Он услышал, как она встала, а после почувствовал её пальцы, нежно перебирающие волосы на его голове: так она частенько делала в его детстве.
– Это пройдёт, – тихо сказал он, пытаясь сделать вид, что глаза его не щипало от наворачивавшихся слёз. – Всегда проходило.
По мере взросления Джерард понимал, что, если он не может изменить себя и свои пристрастия, то может хотя бы дать своим привязанностям и увлечениям сойти на нет, запасшись достаточным количеством терпения. Будь то первый мальчик, ему понравившийся, или одноклассник, что охотно целовался с Джерардом в уединённой темноте, но не делавший ни шага в его сторону на публике – всё проходило со временем.
Миссис Уэй тяжело и сочувствующе вздохнула, снова пропуская его волосы между своих пальцев.
– Я не скажу тебе, что чувствовать так, как это делаешь ты, неправильно; я не стану читать тебе морали, которые ты наверняка уже неоднократно слышал. Но меня волнует, будешь ли ты счастлив.
– Я справляюсь, – соврал Джерард, и они оба знали, что здесь нет ни доли правды, но причины его несчастья лежали глубже, чем простые симпатии, и этим вечером он не хотел обсуждать их с собственной матерью.
– Как скажешь, – голос её не прозвучал убеждённо, но давить на сына она не собиралась. Вернувшись на своё место, миссис Уэй продолжила пить чай. На некоторое время воцарилась тишина.
– Есть у меня некоторые вещи, что я припрятала, – снова заговорила она. – Украшения, драгоценности, заколки и расчёски – на случай, если вы с Майклом когда-нибудь подарили бы мне внучек. Я бы не хотела, чтобы ты носил всё это вне дома, но, если тебе что-то понравится…
Джерард выдавил улыбку, покачав головой.
– Спасибо, но с женскими вещами покончено.
|
