The last performance.

Я пуст. Вокруг копошатся десятки людей и делают последние проверки и настройки. Все на нервах, ведь сегодня наш последний концерт. Нет, не подумайте, что группа сворачивается и уезжает в Канаду, просто это – последний день тура, последний день когда мы выйдем на сцену и взорвём вам мозг, что вы ещё неделю будете ходить словно одурманенные дымом марихуаны.

Я стою в центре сцены и  смотрю на небо. Вижу сотни звёзд, рассыпанных по нему, словно горох, вижу пару мерцающих огней самолётов, растворяющихся в черноте. Откуда-то справа доносится вопрос. «Сколько времени?», а я лишь качаю головой и произношу « Без понятия». Я потерял ему счёт, я вижу только бездонную пропасть.

Вы когда-нибудь задумывались, что будет с вами, когда вы умрёте? Нет? Тогда если вам интересно, то потом обязательно купите мою книжку, которую я так же обязательно напишу, как только свалю из этого шоу-бизнеса. Сегодня – конец нашего договора, это мой последний выход.

Не хочется думать, что больше никогда не увижу эти тянущихся ко мне рук и горящих глаз; в конце концов, я же не говорил, что вообще заброшу всю эту муть?

Нет, но сначала надо будет отойти. Вернуться к Джамие и забыться на пару месяцев.

Джамия, я не думал о тебе так долго. Прости, но я ничего не чувствую.

Кажется, эта сука-любовь сожрала моё нутро.

- Фрэнки,- рука Майкла приземлилась на моё плечо. Она тёплая; жаль, что мне будет не хватать тебя, стручок,- ты как, в порядке?

Я кивнул ему вперёд.

- Правда, здесь красиво?

 Я почувствовал на спине его ехидный взгляд.

- Мечтатель,- готов поспорить, он усмехнулся.

Моё сердце было вдребезги разбито. Эти дни музыка была моим единственным наркотиком, и каждое моё пробуждение – лишь желание получить дозы. Я изливал душу колонкам и кричал в ночь; боялся темноты, но смотрел ей в глаза, как сумасшедший. Я готов был драть на себе волосы, чтобы только выплеснуть всё нажитое за эти года.. И я это сделал. Теперь, я словно пустая бутылка, ничего не чувствую, ничего не хочу.

Это словно чувство голода, но когда пустота не где-то в районе пищеварения, а прямо в сердце. И, хотя сейчас всё кажется таким простым и понятным, я знаю, что это не конец. Последние дни я не видел Джерарда ни разу, стараясь даже не выходить из своего номера. Я боялся снова встретиться с ним глазами и дать даже повод чему-то в моём сердце очнуться. И я сделал это. Я практически не ел и отощал настолько, что ремни приходилось застёгивать на последнюю дырку. Я спал и по ночам уходил в студию, где свидетелями моего ничтожества было только её мертвое молчание. Мои крики не слышал никто кроме меня самого. Мою боль я просто вбивал в пол и на следующий день был не в силах даже встать. Но каждую ночь что-то тянуло меня туда. И я снова, и снова испытывал всё это.

Да что я вру – мои колени избиты в кровь и сейчас они ноют так, что хочется лезть на стену. Локти и плечи практически не шевелятся. Не знаю даже, как я досюда добрался.

Да, даже сегодня я умудрился ещё не встретиться с Уэем. Сославшись на патологическую занятость, я поехал на автобусе и прибыл сюда только полчаса назад, когда все были уже готовы. Все обсуждали предстоящее представление, а я стоял здесь, посреди сцены и ждал. Ждал, когда же всё закончится.

- Фрэнк!- Боб, старый добрый Боб. Я так рад тебя видеть,- Ты как?

- Жив и трезв,- я устало улыбнулся и расправил плечи, которые отозвались тупой болью. Мы минуту стояли в абсолютной тишине, но вдруг я произнёс,- ну что, вот и пришёл тот день?

Он нахмурился и приобнял меня за плечи. И я был даже не против - сейчас это было лучшее, на что был способен каждый из нас.

- Не говори так,- улыбается он, хотя я вижу, с каким трудом ему даётся это, казалось бы, простое движение,- мы же не навсегда прощаемся.

- Ты прав.

- Ты обещал мне на Новый год розовые очки, помнишь?

Мы вместе смеемся, и на секунду погружается в воспоминания, где всё было ещё не таким чёрным.

- Ребят, вы всё ещё здесь?- звонкий голос Рэя заставляет обернуться, мы видим его и Майкса, бодро вышагивающих к нам.

- Да,- говорю я и смотрю на них с каким-то глупым выражением лица. Я просто не в силах улыбаться, мышцы не слушаются. Они видят это и просто встают рядом.

- Это ещё не конец, Фрэнк,- ободряюще произносит Рэй и встряхивает копной кудрей, это заставляет всех улыбнуться,- поверь, всё образуется.

- Да,- брякает Майки и вешается на меня и Боба,- мы же ещё обязательно соберёмся, правда?

- Шутишь? Конечно! Скоро моя свадьба, не забыл?- подмигивает Рэй, и вот мы все стоим в кругу и держимся друг за друга. Этот момент был каким-то особенным, никто не смел проронить и слова.

- Мы переживём это,- прошёптал Боб, и мы кивнули.

И только одного человека не хватало в этой картине.

***

И вот я снова стою перед вами, сжимая в пальцах гитару. Гомон, треск, тысячи голосов разносятся над поляной, словно рой пчёл. Все на свои позициях, и встали в боевую стойку; ждущие лишь  сигнала, чтобы ринуться в бой, словно голодные псы. Сейчас на душе каждого из нас лежит камень, который скоро превратится в прах, раствориться, как только мы доиграем эту глупую пьесу. Рэй на другом конце сцены ловит мой взгляд и подмигивает, я улыбаюсь ему в ответ и немного гордо окидываю взором сцену и своих друзей. Только сейчас я понимаю, что я не пуст и переполнен чувством детской радости и тяжестью предстоящего финала. Я буду чертовски скучать по этим выкрутасам и треску колонок, по лицам и рукам, не раз ловивших наши тела, летящие с края сцены. Я буду вспоминать это вечерами, и посыпать голову пеплом, собирать в памяти фотографии нашей компании и разочарованно вздыхать над листами бумаги. Ведь, наверное, всё это – было единственной моей настоящей и взаимной любовью за всю жизнь.

И вот, где-то внизу прокатывается волна возбужденного шёпота, визг и улюлюканье накрывают нас с головой и Джерард вырывается на сцену, выкрикивая в микрофон пожелания и приветствия. Я знаю, что он повернул голову и смотрит на меня, что сжимает губы, отрывает от моей тощей фигуры полный жалости взгляд и снова обращается ко всему миру, но мне это не интересно. Я в полной решимости смотрю вперёд и не могу ответить ему тем же. Мне не нужно его сожаление. Меня бесит его соучастие. Я буду гордо носить клеймо того, кто посмел влюбиться в Джерарда Уэя.

Начинается песня, и мы берёмся за дело. Сложно погрузиться в музыку; я просто качаю в такт игры бёдрами и вдыхаю прохладу вечера. Это успокаивает. Я чувствую запах недавнего дождя, сигарет и горелой резины, разносящийся над головами. Ощущение собственного тела пьянит, словно наркотик. Внезапно понимаешь, что футболка тебе на размер больше, и что гитарный ремень словно слетает с плеч. Понимаешь, что сейчас вместо тебя на сцене стоит лишь твоё привидение и открываешь глаза, чтобы ослепительный свет софитов дал тебе пощёчину и вернул к реальности; заставил снова бросить полный паники взгляд в небо и застыть. Почувствовать всё то, что сковывает твои конечности и разорвать, порвать в клочья, пока оно не порвало тебя.

Заставить себя посмотреть страху в глаза и повернуться..

И увидеть его глаза буквально в метре от себя.

И почувствовать, как в груди взрывается водородная бомба.

Как все замки и мечты покрываются тонкой сетью трещин и рассыпаются в твоих ладонях.

Его дыхание на шее, пьянящий запах и дрожащие колени.

Сила воли не бесконечно. Даже у такого универсального оружия есть свой предел. И мой, давно уже позади.

Он видит, как напряжено моё тело и подходит ближе. Строчка, он слишком близко.

Строчка, его тёплые и мягкие руки водят по моей спине, прямо под футболкой.

Строчка, я обхожу его и утыкаюсь носом в его плечо, не в силах остановиться; изгиб его шеи и чёрные волосы.

Я одними губами благодарю его, когда он срывается с места и уходит. Спасибо, я почти сошёл с ума.

Внезапно я просто понял, что совершенно не знаю, как смогу жить без него.  Я просто не вижу себя без него. Я честно пытался, все эти дни я был один, и каждый день внутри меня что-то умирало. Одним куском становилось меньше, пока я не пришёл сюда, на эту сцену и не увидел всё это. Пока  не довёл себя до состояния овоща, не способного даже радоваться или чувствовать хоть что-то, кроме боли. Я собственными руками нажимал на курок.

Я убил себя сам.

Когда я уйду отсюда, это будет другой Фрэнк Айэро. Вы больше меня не узнаете, потому что тот Фрэнк умрёт сегодня, когда с его инструмента сорвётся последняя нота.

***

Песни. Они одна за одной прокручиваются внутри меня, а я лишь даю им вырваться на волю, пробежаться по кончикам пальцев. Кажется что это-вся моя жизнь, которая проносится над головами этих подростков и звуковыми волнами растворяется в тяжелом воздухе этого стадиона. Вся моя жизнь здесь, рядом, достаточно протянуть руку и точно в неё вляпаетесь.

Эти годы, думаю, не я один жил этими строками. И сейчас словно игла какого то татуировщика просто заливает их смертельной дозой чернил, не оставляя ни единой буквы на руке, чтобы я не смог вспомнить прошлое. Чтобы стереть все, понадобится слишком много времени и краски. А у меня не осталось ни того, ни другого. я знаю, что все эти наколки останутся со мной, а потом, через десятки лет они будут единственным доказательством, поводом и напоминанием, что ВСЁ было не каким то сном под кайфом от пары таблеток экстази, а реальным. Вся эта какофония цветов и скрежетов гитары под безмолвным наблюдением разверзнувшейся  над нашими головами пустоты, в глубине которой все еще горят звезды.

Но с каждой секундой время сыпется на землю сквозь пальцы, у меня его все меньше и меньше. Через двадцать минут я официально покину эту сцену, тем самым завершив эту глупую драматическую пьесу.

И именно это чувство потери, чего то очень значимого и важного буквально раздирает меня изнутри. каждую секунду  ребра прогибаются от какой то мощи и силы, пытающейся уничтожить меня и вырваться на свободу. Бомба замедленного действия, чей детонатор вот вот покажет все нули. И не оставит от меня мокрого места.  

Мокрые волосы прилипли ко лбу, легкие ужасно саднят, а руки упираются в колени, дрожащие под энергичный ритм барабанов. Я со скоростью звука убегаю за сцену и практически ору на Джека.

-БЫСТРО ДАВАЙ СЮДА ГИТАРУ!!!

Он секунду смотрит в мои бешеные глаза и протягивает мне инструмент, и как только тот оказывается в моих руках, я буквально вылетаю на сцену и с силой бью по струнам;настолько сильно, что сам чуть не глохну от собственной игры. Но все моё тело словно горит огнем, белым, красным и слепящим всех вас, я чувствую его в своей голове, как он опаляет и облизывает своими языками моё сердце и жаждет мести. Глаза ловят на тебе прищуреннный взгляд Уэя и это только подзадоривает. Я хочу сыграть так, что бы все запомнили. Я хочу получить все из сегодняшнего вечера.  

Опять медленная песня. Опять та запись, с которой у меня личные сферы. Мы подыгрываем разливающемуся над стадионом голосу Джерарда, уже охрипшему и еле вытягиваящему ноты, но все равно настолько прекрасному. Давно я не видел, чтобы он так надрывался; может даже он наконец то понял, что происходит?

Пора раскрывать карты. У меня скрипят зубы, я ненавижу эти слова, у меня сводит скулы, когда я слышу, как это 'я не люблю тебя' разносится в воздухе и в какой экстаз приходят сорок людей. Для них что, это самые ожидаемые слова!? Вы что, готовы так быстро сдаться ? Я не верю, что все вы, настолько потерянное поколение.

Но тут в мою голову попадает разрывная пуля, я падаю на колени и широко открываю глаза. Внутри меня словно прошло цунами, насколько ясными и безумными вдруг стали вещи. Ведь за все это время, за все наши смертельные ссоры, когда в его глазах горела лишь ярость,  я ни разу не слышал этих слов от него. Ни разу. Так может все не так ужасно?

Может тогда все вообще не так, как кажется?

Нет. Нельзя дать повод одуматься.

Всё пропало в водовороте. Лица, тени, звуки, боль, всё слилось в одно и заполнило моё сознание, повергнув ощущения в головокружительный хаос. Теперь нет разницы, где пол, где потолок, я целиком и полностью утонул в этом чувстве свободы  и неизбежности. Пиво ударило в голову; какие то пять ничтожных, по нашим меркам, бутылок просто вынесли мозг и разъели последние крошки сознания своей кислотой.  Ощущения, словно бьешься в агонии, рвешься и извиваешься, хотя свободен и ничего тебя не удерживает. Но именно на концертах ты так остро чувствуешь цепи на своих руках, ногах, впивающиеся в вены; посмотри в зеркало и увидишь мясной нож с бриллиантовой гравировкой " нормы" и как его лезвие мягко прижимают к твоей шее.

Толпа неуправляема и опасна. Она однородна, где все границы размазаны черной краской и залиты растворителем. И именно она способна противостоять этому прессингу правильных девочек и мальчиков. Именно все эти люди вместе способны разодрать эти путы в клочья и пуститься в пляс, наплевав на все, кроме настоящего момента и секундного экстаза.

А мы словно даем им шанс. Даем им повод и саундтрек ко всеобщему безумию.

И тогда наши энергии становятся одним целым и бешеными волнами хлещут повсюду, докуда долетает музыка. Вся мощь обрушивается на нас. Вся страсть и драйв.

И сейчас только один человек существует. Только он реален и только ради него я дышу и живу сейчас. Только его силуэт так чёток, что режет глаза, при его приближении сердце бьется в агонии.

Только его я потеряю настолько, чтобы захотелось нажраться каких то таблеток и отравить свою память.

И именно в этот момент над нами смыкается молчание. Пришло время для последней песни. Моей последней песни.

Все на износе. Это видно по их лицам. Майк выливает на себя бутылку воды и трясет головой, Боб откинул голову назад и пытается поймать дыхание. Рэй до сих пор суров в отношении своего самовыражения и просто вытирает лицо тыльной стороной ладони. Я же сижу у колонки, руки на согнутых коленях. Кисти пульсируют от напряжения, пальцы одеревенели. Если закрыть глаза, то кажется, словно мир остановился. Что стрелки часов замерли. А когда открываешь, то видишь только пустоту над акусобой. Бездну. Гипножабу созданную природой, от которой не возможно оторваться. Пока она не высосет тебя всего до последней капли.

Я поднимаюсь, обнимаю гитару и неровной походкой выхожу вперед. Оглядываю собравшихся людей и вдруг что то заставляет меня повернуться и в недоумении уставиться в остальных. Все, Рэй, майки, боб смотрели на меня с каким-то любопытством и ожиданием на лицах.      

Я пытался им жестикулировать, корчить рожи, вел себя как клоун и вызывал в зале вспышки хохота. Я бы мог оттягивать время сколько угодно, но кашляние напугало меня на половине ругательства. В эту минуту я заметил сердитый взгляд Джерарда, прожигающий во мне дыру. И что то подсказало мне остановиться. Заставило нервничать всех присутствующих.