13.                       

Я падаю. Я чувствую ветер в волосах, и как его потоки разрывают меня на части, врываются в лёгкие, я жадно глотаю их, словно боюсь перестать дышать. Точнее потому что знаю, что скоро я проснусь, и снова буду ждать сна, потому что только во сне я что-то чувствую.

 С трудом открывая веки, я щурюсь от солнечных лучей палящих глаза. Приходится отвернуться в другую сторону и уставиться в кремовую стену номера. На самом деле не это меня разбудило. Уже пять минут воздух сотрясали удары бешеных слонов в дверь. Да, я очень люблю своих друзей.

 Прождав ещё минут семь, я наконец-то соизволил поднять свою сонную тушу с кровати и, подойти к двери. Наверное, сейчас около часа дня, раз так светло. И раз наша группа уже на ногах. Наверное, они уже даже сходили на репетицию, раз такие упрямые.

 -Фрэнки, мать твою, Айэро?!

 А, это Рэй, значит можно открывать. Провернув пальцами задвижку, я даже не успел нажать на ручку – дверь сама распахнулась и двое наших оптимистов ввалились ко мне. Рэй сразу прошёл в комнату, видимо, в надежде найти меня.

-Рэй, я вообще-то тут,- хрипло говорю я и плетусь вслед за ним, еле волоча убитые ноги. Всё тело ломит, хочется снова завалиться на кровать и не двигаться.

- Фрэнк?- удивляется он. Вау, как неожиданно,- чувак, я тебя и не заметил.

Послав ему кривую усмешку, я сел в кресло и взял недопитую бутылку пива. Боб всё это время зачарованно на меня смотрел с самым задумчивым выражением лица и, когда пустое стекло полетело куда-то в угол, изрёк.

- Фрэнк, тебе стоит хотя бы выходить из номера поесть. Ты стал похож на грёбанного торчка.

- Он прав,- Рэй закинул ногу на ногу,- это не дело.

- Я ем, вон там, видишь?

Они смотрят в направление, куда указывает мой палец, и видят гору шоколадной фольги рядом с кроватью. Я по их лицам вижу, насколько это не убедительно.

- А не в этой ли футболке ты был на репетиции пять дней назад?

Ах да, точно. Я же с тех пор и одежду не менял, сижу всё в тех же джинсах и чёрной футболке с надписью "Misfits”.

- Ну, в ней,- произношу и быстро добавляю,- это я её уже постирал, не думайте.

Боб ухмыляется и смотрит в окно. Рэй внезапно что-то вспоминает  и роется в карманах, тем самым пополняя мою коллекцию мусора фантиками от мятных конфет. Если это и есть цель их визита, то я буду очень рад. Но, облом.

- На,- он извлекает из своих бездонных карманов помятый конверт и протягивает мне. Видя мой презрительный взгляд из под нечесаных волос, он слегка поправляет положение.

- Нет, это не от него. В общем, мы решили сыграть на концерте новую песню и.. он попросил передать тебе ноты. Тут, к сожалению, нет слов. Он запретил тебе их говорить.

- Придурок,- прошелестел Боб и нахмурился.

- Запретил?- брови поползли вверх,-он точно хочет моей смерти,- усмешка растягивается на лице,- от любопытства, конечно.

И одним лёгким движением я вырываю у него из рук конверт и кидаю на кровать.

В ответ на их офигевшие взгляды я лишь смеюсь.

- Да потом прочитаю,- их мины скептически ухмыляются,- честно, честно.

- Ага, конечно,- лицо Боба озаряет улыбка, и это настроение вмиг растворяется в комнате, уже во всю залитой солнечным светом. Мы смеёмся и шутим, хотя каждому, мягко говоря, херово.

А я сквозь зубы молюсь лишь о том, чтобы они не уходили.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Через полчаса за ними захлопывается дверь, и я прислоняюсь спиной к стене, закрыв глаза.

И снова моё тело охватывает холод и боль. Я подавляю желание в очередной завалиться спать под тёплый плед и, спотыкаясь о бутылки и мусор, иду в ванную, чтобы хоть как-то освежиться. Лампочка вспыхивает где-то под потолком и сотнями отражений играет на сияющей плитке. И тут я боковым зрением выхватываю справа от меня тёмный силуэт. И я очень хорошо догадываюсь, кого увижу там.

И действительно, в отражении я вижу себя. Точнее того, в кого превратился за эти пару недель.

Волосы спадают на лицо безжизненными засаленными прядями, лицо похудело, что кажется день – и на щеках появятся впадины, глаза стали неестественно большими, но лишь с одним отличием.

В них больше не осталось того самого блеска, который выделял малыша Фрэнки из толпы. Вообще в этом парне не осталось ничего от того самого Фрэнка, которого знали миллионы.

На это было неприятно смотреть. Я плюнул ему под ноги и включил горячую воду.

Через полчаса я выпал из ванны, окунаясь в мерзлоту гостиничной комнаты. По дороге вытирая голову полотенцем, я прошлёпал к кровати, оставляя за собой цепочку мелких луж, и со всей силы плюхнулся на неё. Под пятой точкой зашуршала бумага. Чертыхнувшись, я вытащил помятый конверт и придирчиво окинул его взглядом, никаких адресов, марок и подписей. Я уже хотел просто открыть его, но эти трудяги даже заклеили его по всем традициям переписки.

Внутри оказался небольшой альбомный листок, осторожными движениями сложенный в четыре раза. Так же трепетно, словно боясь случайно порвать его своими слишком резкими пальцами, я разворачиваю его и внимательно пробегаюсь по строкам. Синяя шариковая ручка снизу-доверху исчеркала их нотными линиями и скрипичными ключами. Рэй суров – ему не надо писать табы, а вот мне пора бы вспомнить, что это за чёрные кружочки, прыгающие по строкам. Я уже честно хотел было закинуть его в самый дальний угол, но несколько слов, выведенные чёрной гелевой ручкой и ярко выделяющиеся на общем фоне письма, притянули моё взгляд.

« Не забудь их выучить.

Пожалуйста.

Хо.»

И ровно в этот момент, я скомкал лист бумаги и выкинул в окно.

***

На часах полночь. Я натягиваю толстовку и шапку, забрасываю на спину гитару и выхожу из номера. Тёмные коридоры окутывают холодом, а проходящие мимо постояльцы с недоумением провожают меня взглядом. Нет, им не интересно. Просто они видят ту пустоту в глазах и безмолвное рвение смыться отсюда как можно скорее, их это пугает. Я уверен, что вокруг меня собирается аура отчаяния и боли, но люди видят твёрдость шага и решимость, перечеркнувшую лицо тройным крестом. Понимают и отпускают.

Каждую ночь я совершаю подобный ритуал и молюсь только о том, чтобы по дороге не наткнуться на кого-то из наших. Не хочу придумывать оправдания, голова и так раскалывается. Девушка за стойкой ресепшена уже с готовностью ловит ключи, и с небольшим усилием открывая парадную дверь, порыв февральского ветра даёт мне смачную отрезвляющую пощёчину. Видимо, надо было одеться теплее - пробирает практически до костей. А я всего лишь стискиваю зубы, поправляю гитару и иду вдоль шоссе, навстречу огням проносящихся мимо автомобилей.

Снег забивается в кроссовки. Уличные фонари выхватывают из ночи полотна сверкающего асфальта; в городе осень, как и всегда. Подними голову, неоновые вывески ослепят тебя, если глаза не закалены многолетними концертами в клубах и ночными вылазками втайне от родителей. Гитара тяжело оттягивала плечо, но я не замечал этого, моё внимание отвлекали объявления, расклеенные на стёклах мелких магазинчиков и цепляющие своими броскими цветами и бессмысленными фразами. Ощущение, что главное в них – рифма. Остальное так, мелочь.

Мимо пробегает счастливая парочка, и я улыбаюсь собственным мыслям. Ну, Фрэнки, давай, смотри на них, завидуй и начинай рыдать, как в дешёвой мелодраме. А потом бросайся на других ни в чём не повинных прохожих и топи их в соплях, под аккомпанемент несчастной истории о безответной любви. Как представляю эту картину, рот сам растягивается в букву "U” и я с трудом подавляю подступающие порывы, хотя сам уже буквально трясусь от смеха. Горожане видят меня и улыбаются. Для них я – отрывной гитарист, у которого сотни самых сексапильных красоток, готовых на всё ради одного нежного или томного взгляда из вот под этих век.

Реальность бьёт ниже пояса. Пробегая мимо очередного магазина, я вдруг останавливаюсь как вкопанный  и подхожу ближе, глаза пытаются различить этот  сутулый силуэт, теряющийся среди ядовитых вывесок, и тоже, придирчиво склонившийся над стеклом. И тут какая-то лампочка мигнула в последний раз и лопнула, окатив своим малиновым светом пару квадратных метров. Но мне хватило и этого, чтобы посмотреть в пустые безжизненные глаза своего отражения и исчезнуть, ещё сильнее закутавшись в тонкую толстовку.

***

Майкл Уэй стоял у дверей студии и немного задумчиво смотрел на затянутое тучами небо. В пальцах таяла последняя сигарета, из губ вырывались маленькие клубы пара и растворялись в морозе. Снова взглянул на часы.

- Час ночи,- пробормотал он себе и встряхнул головой,- наверное, она ещё открыта.

Бычок полетел под подошву ботинка и, разбросав последние искры по чёрному асфальту, утонул в нём. Майки прошёл в холл и широкими шагами направился к охраннику, мирно дремавшему на кушетке.

- Мистер…- он поискал взглядом бейдж и потряс его за плечо,- Родфер. Мистер Родфер?

- А?!- старичок измученно открыл глаза и, увидев перед собой удивлённое лицо Уэя, приподнялся на локтях,- тебе чего, сынок?

- Я забыл кое-что в студии. Можете дать ключи?

- А какая именно студия?- прокряхтел Родфер.

- F609.

-Аа, у меня нет ключей. Их взял тоже один из ваших, час назад. Лохматый такой.. и с гитарой.

-Да?- на его лице было нарисовано удивление, Уэй задумчиво повёл по волосам и развернулся к коридору,- спасибо, я тогда сам зайду.

Он быстрым шагом понёсся по коридору, а в след ему только донеслись слова.

- Хорошо, вы только недолго там.

***

Свет фонаря, автобусная остановка и мокрый снег. Джерард стоит под прозрачной крышей и изредка нетерпеливо смотрит на дорогу, в надежде увидеть приближающуюся машину. Чёрные волосы прилипли к раскрасневшимся от мороза щекам, дыхание растворяется прямо перед глазами. Иногда он подносит ледяные руки к лицу, чтобы хоть как-то согреться, и, будто случайно, смотрит на часы. Кажется, что все нормальные люди уже спят, и тогда он искренне бесится, что какой-то странное чувство не дало ему сегодня спокойно заснуть. Оно сверлило его изнутри, зудело в висках и пыталось о чём-то сказать. Или напомнить. Не имея ни малейшего предположения по поводу внезапно проснувшегося в нём невротика, он решил снять стресс как обычно – с помощью музыки.

В карманах джинсов завибрировал телефон. На дисплее тощая физиономия младшего братца.

- Майкс, тебе чего?- пробурчал он и театрально зевнул.

- Джерард, не время придуриваться,- серьёзно ответил Майкл,- ты в отеле?

- А какая разница?

- Ты должен приехать в студию.

- Мне что, больше нечего делать,- раздраженно протянул Уэй старший, хотя в глубине души понимал, что врёт. На другом конце трубки молчание слегка затянулось. Как только Джи хотел хоть что-то спросить, резкий голос брата застал его врасплох.

- Приезжай, это срочно,- отрезал тот и из трубки донеслись монотонные гудки.

Чёрт, что ему на этот раз в голову взбрело, пронеслось в голове у Джерарда. В тот же миг, фары приближающегося автобуса на секунду ослепили его.

***

-Молодой человек, и вы здесь!- сторож заулыбался во все свои пятнадцать зубов, но прежде чем Джерард успел даже открыть рот, Майкл схватил его за запястья и потянул за собой, лишь бросив одинокому сторожу, что-то типа: «он тоже что-то забыл».

- Майкл, что здесь творится? Зачем ты меня сюда привёл?!

- Тсс,- он приложил палец к губам и тихо, если не беззвучно произнёс,- он не должен нас увидеть.

Они двигались в темноте, и только отблеск очков мог  рассказать кому-то об их присутствии. Вдруг Майк резко остановился и повернулся к двери справа. Джерард прищурился и еле разглядел выведенную курсивом надпись. 

F609. My Chemical Romance.

- Так это же наша!

- Молчи и иди за мной,- Майк был на грани. Ещё одно лишнее слово и он разнесёт это здание к чертям.

Практически не касаясь ботинками покрытия, они проскользнули внутрь. И уши Джерарда практически сразу уловили чей-то тихий голос, разливающийся по комнате и делая эту темноту ещё более загадочной. По спине пробежали мурашки, и он сжал рукав Майкла.

- Что это?

Майкс поднял с пола наушники звукооператора и протянул Джерарду. Когда мягкие паралоновые кольца, обтянутые кожей, полностью скрыли его уши, водоворот звука поглотил его. Он мог поклясться, что никогда, за всю свою жизнь он не слышал ничего настолько сильного, как тот хриплый голос, вбивающийся в его сознание под аккомпанемент дребезжащей гитары. Слыша буквально каждое слово, он пытался убедить себя, что это неправда, глупый розыгрыш и страшный сон.  Но каждый раз, когда у него практически получалось, хмурый блеск глаз брата выводил его из заблуждений.

Майкл поманил его рукой, и они так же бесшумно вышли в коридор.

- Джерард?- Джер поёжился и отвернулся, хотя прекрасно осознавал о неизбежности этой беседы. Расценив его молчание, как должное, Майк произнёс.

- Ты знал?

- Нет.

- Тогда почему у тебя вид, как на похоронах?

Джи теребил куртку. В голове крутилось столько слов, а губы словно зашили леской, он практически чувствовал, как тугие стежки оттягивают кожу.

- Джерард,- выдохнул Уэй и  провёл рукой по волосам,- я не знаю, что творится с Фрэнком, но мы давно знаем, что вы оба что-то накуролесили. Он бы не ушёл из группы, если бы..

- Он ещё не ушёл,- прошипел Джи и бросил полный ненависти взгляд в своего братца, который слишком много трепет языком.

- Но оно к тому катится, ты что, не видишь?! Ты КОГДА-НИБУДЬ видел его таким?!

Майкл смотрел на него и пытался успокоиться, хотя внутри всё просто кипело; казалось ещё секунда, и он заедет ему по роже. Тупая родственная связь, конечно, он понимал, что пока он, Рэй и Боб где-то пропадали, эти двое умудрились не просто нажраться и что-то натворить. Нет. Эти двое придурков умудрились разрушить практически всё, что у них было. И сейчас Джерард стоит перед ним и прячет взгляд. Он не хочет отвечать, не хочет отрицать.

- Не говори, что тебе наплевать.

- Мне не наплевать,- огрызается тот,- я знаю что делать, ясно?

- Мы уже все это видели,- понуро произносит Майки и качает головой,- и поэтому сейчас мы здесь, а Фрэнк,- он машет рукой на стену,- там. И поэтому сейчас ты – ничего не можешь сказать, а он, почти что съехал с катушек.

- Тебе-то откуда знать,- Один шаг, Джерард стоит так близко, что его яростное дыхание опаляет щёки братца. Братца, которого не может сломать ни гнев, ни полный беспомощности и ненависти взгляд, которым Дже пытается прожечь в нём дыру.

Младший Уэй кладёт ладонь ему на грудь и отталкивает.

- А ты иди, послушай,- разворачивается и уходит, в конце коридора лишь горько бросив,- солист хренов.

***

Я не чувствовал боли в руках и ногах. Нервные сигналы от пальцев, практически истёртых в кровь, просто не доходили до мозга. Избитые колени снова приземлились на пол, и я понимал, что завтра просто не встану. Смотря на пустую противоположную стену, фильтруя лёгкие и слушая стук собственного сердца, я думал. Я думал о том, что меня тошнит от собственных мыслей и поступков. Меня тошнит от всего, что меня окружает и попадается на глаза.  По ночам я либо сплю, либо сижу на кровати, пялясь в ночное небо. Стараясь отключиться и забыть, кто я и что здесь делаю. Не думать, не допускать в сознание ничего, кроме банальных физиологических потребностей.

Я бы отдал всё, чтобы не любить. Я бы бегал по городу, заглядывал в глаза прохожим и спрашивал «Эй, хочешь полюбить? Я могу отдать тебе любовь». Вырвал бы сердце и отдал его прямо в руки, чтобы ничего не потерялось и не дай бог пришлось возвращать его обратно. В такие моменты часто думаешь о насилии. Когда хочется скрутить кишки, выколоть глаза или отрезать язык, чтобы забыть обо всём, кроме своей инвалидной группы. Ну, в лучшем случае, конечно, я надеюсь на смерть.

Несколько дней назад я нашёл отдушину. Я прихожу в эту студию и играю то, что приходит в голову. Что-то душераздирающее и мощное, разрывающее барабанные перепонки к чертям собачьим. И каждый раз я говорю, что просто играю. Самообман.

***

- Что ты говоришь?- его шёпот пронёсся дуновением ветра и растворился во тьме. Словно здесь никого и не было. Шелест бумаги, шуршание одежды – Джерард сидел в студии за закрытой дверью на коленях и смотрел на Фрэнка. Он видел каждое движение, чувствовал каждый его вздох и не мог оторваться, словно опьянённый этой картиной.

Наушники. Он внезапно вспомнил о них и смог разглядеть их чёрные обода на приборной стойке. Одев их, он был готов услышать что угодно, но не тишину. Уэй прижал их ладонями ещё больше, но лишь молчание играло в них. Айэро сидел у стены с закрытыми глазами и пытался восстановить дыхание. С его губ срывались обрывки слогов, дрожащие пальцы истерично вцепились в гриф инструмента, а тонкие ноги в каких-то узких джинсах растянулись на полу. Джерард готов был смотреть на это вечно, но внезапно Фрэнк поднялся, слегка пошатываясь, и заиграл.

Поначалу незатейливая мелодия раздражала, но также неожиданно он начал петь, не попадая сорвавшимся голосом в ноты.

Он не видел ничего перед собой, казалось, словно каждое движение – это какой-то нервный порыв; делая шаги и поворачиваясь, он не разжимал веки, словно боялся увидеть что-то ужасное. Верил, что оно появится, стоит ему лишь открыть глаза.

Постепенно мелодия набирала ритм, и как только начался припев, он с оглушительным стуком упал на колени и нагнулся так, что волосы закрыли всё лицо от посторонних взглядов. Он играл лишь для себя, ни для кого более. Потому что если бы кто-то слышал – то это было бы концом. Потому что никто не смел до этого видеть Айэро в разбитом состоянии. Ведь тогда бы все поняли.

Это было бы жалким проявлением слабости.

Но Джерард был там. Он видел в игре Фрэнка всё – отчаяние, то и дело пересекающее его улыбку на протяжении этих месяцев, боль – кричащую его голосом сейчас и каждый день прячущуюся в его ореховых глазах. Только сейчас он разглядел настоящего Фрэнка, которого никто не знает. Корчущегося в агонии,  обессилено падающего на землю и орущего из последних сил.

You make me high

Make me real

You make me cry

Now you know the way I feel..

Love is all around you