Главная » 2011 » Август » 12 » Encore une fois, mesdames et messieurs sont venus à la rivière sanglante * Глава шестая. часть вторая
18:49
Encore une fois, mesdames et messieurs sont venus à la rivière sanglante * Глава шестая. часть вторая
Берт был мало разговорчив, даже в отношениях с Фрэнком: парни гуляли, проводили романтические вечера вместе, но никогда не разговаривали по душам. От этого Айеро чувствовал себя несколько уязвлённым – он никогда не скрывал от Маккарена факты собственной жизни, а тот только кивал и никогда не произнося ни слова о себе. Как много вопросов и подозрений возникло в голове Фрэнка! Он переживал, даже пару раз плакал, когда оставался один, подозревая даже, что Берту он вообще безразличен. Устав чувствовать себя как четырнадцатилетняя плаксивая девчонка, Айеро просто решил ответить своему любовнику тем же – он перестал делиться с ним своими мыслями и переживаниями. И Маккарен не выдержал – в один прекрасный вечер он просто сел рядом с Фрэнком на его кровать и спросил: - Фрэнки, что случилось? - О чём ты? - О том, что ты перестал говорить со мной, Фрэнки. Я чем-то обидел тебя? - Обидел? Берт, ты не доверяешь мне до конца, а это не может не обижать. Скрываешь от меня своё прошлое, не говоришь со мной о себе – просто избегаешь подобных тем. Тебе есть, что скрывать от меня? Не бойся, Берт, что бы ты мне не рассказал, я пойму тебя. Маккарен молчал, разглядывая свои кеды. Приняв это молчание за отказ, Фрэнк отвернулся к стене, демонстративно укрываясь одеялом, и намереваясь не разговаривать с любовником как минимум неделю, но Берт неожиданно заговорил: - Моя мама умерла, когда я был совсем маленьким. Иногда мне казалось, что она вообще не была со мной, будто я взялся из воздуха, а не она родила меня. Отец не долго мучился по поводу её смерти и женился второй раз. Моя мачеха Даниэла была ко мне абсолютно равнодушна, я не был для неё обузой, но и как мать она ко мне не относилась. Отец неплохо зарабатывал, и был в состоянии обеспечивать и меня и дочь Даниэлы от первого брака - Монику. Мы были почти одного возраста, но, как и все дети недолюбливали друг друга до определённого момента. Когда я стал подростком, я неожиданно стал ловить себя на мысли, что Моника мне нравится…не как сестра или близкий человек, а как девушка, объект для воздыханий. Не задумываясь ни о чём, я стал следовать за ней, куда бы сводная сестра не отправлялась. Словно тень я неотлучно был при ней, и думал, что Моника не видит меня, однако позже понял, что это было не так – девушка не только видела меня, но и получала удовольствие оттого, что могла подчинять меня к себе, словно собаку, маленького щенка, таскающегося за ней по пятам. Моника потрясающе умела управлять людьми - милое личико, невинные глазки пятилетнего ребёнка, и целый вагон хитрости и изворотливости. Она могла вытворять настоящие пакости, воровать у родителей деньги – ей всё сходило с рук, потому что мачеха и отец верили ей, и все её грехи списывались на моё неуёмное поведение – в тот момент я был немного не управляем, - Берт уклонился от более расширенного объяснения своего тогдашнего поведения, - И вот однажды Моника поняла, что из меня можно извлечь выгоду – она полностью подчинила меня к себе и сказала, что я ей, якобы, нравлюсь. Окрылённый её словами я пустился ради неё во все тяжкие – воровство, потому что ей нужны были деньги, обман, потому что ей нужно было подольше повеселиться на какой-то тусовке…доставал ей алкоголь, наркотики – делал всё. И получал в награду редкие поцелуи, абсолютно не эмоциональные и пустые, но и этого мне было достаточно, пока я не понял, что удовольствие может быть иным – я хотел близости с ней. Но Моника всякий раз отталкивала меня, едва дело доходило до этого, находила отговорки, причины, по которым секс был не возможен. Одним вечером, Моника как обычно отпихивала меня от себя, и тут я заметил, что на её шее красуется огромный синяк – след от поцелуя. Я немедленно начал выпытывать у неё, кто сделал это, на что сестрица с вызовом ответила, что «автор» этого поцелуя – мой отец. Сказать, что я был в шоке – значит не сказать ничего, Моника не только говорила о том, что отчим домогался её, но и что я, не замечая ничего, кроме моих чувств к ней, совсем не замечаю, что отец спился, и начал поднимать руку на мачеху. Ревность настолько сильно захлестнула меня, что я готов был в тот момент просто стереть родного отца с лица Земли, за то, что он посмел прикоснуться к Монике, но по её просьбе сдержал свою ярость, и пообещал отомстить ему как-нибудь в другой раз. И, чёрт возьми, этот раз представился – буквально через неделю, сестрица позвонила мне вечером, когда я был у приятеля в гостях, но не сказала не слова – просто шумно подышала в трубку. Почуяв неладное, я кинулся домой, в надежде, что эти её вздохи совсем не то, о чём я думал Заскочив в дом, я сам не понимая почему, первым делом кинулся к шкафчику, в котором отец хранил пистолет – маленький револьвер, который мой родитель приобрёл у какого-то пьянчуги, и хранил дома на случай непредвиденных ситуаций. Наверное, в тот момент во мне заговорила ревность, ужасное и поглощающее все остальные эмоции, чувство, я ворвался в комнату сестры и…. Перед моими глазами до сих пор стоит та картина: Моника расположилась на руках у отца, а он жадно её целовал, уже полураздетый, как и его падчерица. Я взвыл и… направил револьвер на отца. Тот начал кричать на меня, размахивать руками, но я не видел ничего – только ярость, злоба….И я выстрелил, пустил пуля в родного отца, но не попал в него – он успел прикрыться от выстрела – своей собственной падчерицей. Я убил Монику…. Когда я осознал это – было уже поздно, она не дышала, а отец, оказавшийся к тому же пьяным, просто схватил меня за воротник и тряс, словно пытаясь снять с меня шкуру, как с волчонка. Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я ворвался в дом, но только с работы вернулась мачеха. Представляешь, что она увидела? Мёртвая дочь, с дыркой во лбу, пасынок, рыдающий над её телом, сжимая в руке револьвер, и пьяный муж, полуголый, как и убитая Моника, что сразу давало понять, что тут происходило до преступления. Даниэла кинулась на отца, а тот начал избивать мачеху: он уронил её на пол и принялся пинать ногами, бить по лицу, пару раз просто поднимал её с пола, бил по лицу и вновь кидал на пол, с силой её избивая. Он делал это не молча, а постоянно приговаривая: «Ты недостаточно красива! Слышишь, дрянь? Ты не красивая...» А потом отец вырвал из моих рук револьвер и застрелил мачеху. Он выпустил ей в голову не одну пулю, а когда они кончились, бросил пистолет в угол комнаты и совершенно как безумный заулыбался: «Вот теперь она идеал – только мёртвые люди по настоящему красивы. И ты, урод – тоже будешь красив только тогда, когда я убью тебя». А потом папочка принялся за меня – я получил удар по затылку, кажется просто кулаком, а когда упал, отец, точно как и мачеху, принялся колошматить меня ногами и бронзовой статуэткой, которую схватил с журнального столика. Полиция приехала – ее, вероятно, вызвали соседи – когда я уже почти не шевелился. Отца посадили, а меня, когда я пришёл в себя и подлечил мои переломанные кости, отправили сюда, считая, что в закрытой школе для мальчиков, я подлечу свою больную психику. Рассказ Берта поверг Фрэнка в шок – такого прошлого от своего любовника он не ожидал. Насилие, убийство, пусть и не предумышленное, а просто в состоянии аффекта, но убийство, причём родного человека… Но ведь Берт перенёс такое потрясение, его жизнь раз и навсегда изломана и исковеркана его же близким человеком и несчастным случаем… Жалость захлестнула Фрэнка с головой, он пожалел любовника и простил ему всё, за что обижался ранее, пока…Пока в один прекрасный день Маккарен не избил Фрэнки.
- Он бил тебя? – лицо Джерарда исказилось, словно от непереносимой боли. – Как он мог! - Он не ведал, что творил, - шепнул Айеро. – В нём говорила его ярость и болезнь.
Вечер был тёплым, и, открыв окно нараспашку, Айеро устроился на подоконнике. Во дворе слышался смех других парней из школы, толи играющих в крокет, толи просто проводящих вечер в приятной беседе, Фрэнк не стал вникать в происходящее на улице – он просто наслаждался. Заходящим солнцем, тёплым ветром, наполненным ароматом свежей листвы – всем, что он чувствовал, видел и слышал. - Эй, Фрэнки! – худенький парень в очках, из его класса, подошёл к окнам, задрав голову вверх, чтобы видеть сидящего на подоконнике Айеро. – Пойдём с нами, чего ты сидишь один? Предлагаю крокетный матч! - Нет, спасибо, Джеймс, мне что-то не хочется, - Фрэнк улыбнулся, разглядывая весёлого очкарика Джимми Уоллера, которого никто никогда не называл полным именем. – Прекрасный вечер, хочется просто подышать воздухом. - Вот и подышишь! - Ну, хорошо, я сейчас спущусь, - сдался Айеро и, спрыгнув с подоконника в свою комнатушку, направился, было к двери, как та неожиданно распахнулась и, пошатываясь и икая, в спаленку ввалился Берт. То, что Маккарен был в стельку пьян, было очевидно – запах алкоголя выедал глаза, а сам парень едва стоял на ногах, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Фрэнке. - Что?.. к любовничку намылился? – просипел он, хватая Айеро за воротник и притягивая к себе, так, что Фрэнку едва не выело глаза от спиртовых паров, исходящих от Маккарена. «Он что – обливался виски?» - пронеслось в голове Айеро. - Что ты несёшь, Берт? - Не ври мне, я слышал твой разговор с Уоллером! Он твой любовник, да? Вздумал наставлять мне рога, Айеро? Я так это не оставлю, или я недостаточно красив для тебя? Скорее уж ты для меня – красивые люди – мёртвые люди! - Прекрати! – Фрэнки пытался оттолкнуть от себя пьяного парня, но Маккарен оказался удивительно сильным, для человека, который и языком то с трудом ворочает. Берт одним ударов в лицо свалил не ожидающего подобного поворота Фрэнка, так что Айеро упал, пребольно ударившись затылком о ножку кровати. - Что ты творишь, Берт? Но любовник его не слышал – словно обезумевшая от запаха крови акула, Маккарен принялся методично наносить своему парню удары, с каждым из них твердя, словно вколачивая в Фрэнка одному Берту понятную истину: - Ты урод, такой же, как я! И не смей даже смотреть в сторону кого-либо ещё, ты моя собственность, как и она, была только моей! Я готов был убить за неё, и убил. Так неужели ты думаешь, что из-за твоей измены я не убью кого-то? Только попробуй уйти от меня, я найду тебя, Айеро, и отомщу за обман. А перед этим, прикончу столько людей, что тебе и не снилось, сделаю это так, что твоя же совесть заставит тебя самого прийти ко мне и сдаться. Берт бил Фрэнка по лицу, давно уже сломав парню нос, разбив губы и оставив на скулах жутковато расплывающиеся синяки, но это его не останавливало. Когда Маккарену надоело бить Айеро в лицо, которое уже было покрыто кровью и сбитой в лоскуты кожей на щеках, он перешёл к телу, методично нанося удары в живот, пах, едва не ломая собственные пальцы – такую силу он вкладывал в каждое движение кулаком и ногами. - Мать твою. Маккарен, что ты творишь?? – истеричный крик Уоллера и ещё пары ребят, поднявшихся в Айеро узнать, почему он так долго спускается к ним во двор школы, стал для Фрэнка спасением. Джимми и парни оттащили сопротивляющегося Берта от Айеро, и Уоллер кинулся вниз по лестнице, за школьным врачом. Фрэнк пролежал в больнице ни одну неделю, пытаясь прийти в себя и, наконец, в полной мере осознавая, что, наверное, испытывал Берт, когда его точно так же, избил родной отец. Но даже тот факт, что, будучи пьяным, Маккарен просто не смог сдержать себя, не оправдывал парня. Айеро твёрдо решил, что больше не подпустит Берта к себе. Это было больно, понимать, что родной, как тебе казалось, человек мог нанести тебе столько ранений, просто потому, что выдумал себе повод для ревности. Маккарен пытался пробиться к Айеро в палату едва ли не каждый день: он просил, умолял, ползал перед дверью на коленях, вымаливая прощение. Но Фрэнк оставался глух, к его причитаниям из-за тонкой дверцы. Ничто уже не могло заставить Айеро простить своего бывшего парня, даже его мольбы и слёзы. Когда Фрэнки, наконец, вернулся в школу, то всё тот же спаситель Джимми Уоллер, рассказал ему, что за содеянное Маккарена отправили в лечебницу, из которой он вышел лишь тогда, когда Айеро уже окончил школу и поступил в колледж. К счастью Фрэнка, Берт так и не смог его найти, сколько не старался, а может, Маккарен и вовсе перестал его искать, забыв о своём возлюбленном и своих угрозах. Но тогда, в тот вечер в подворотне, Айеро едва ли мог предположить, что видит перед собой Берта. Осознание этого факта пришло намного позже, между накатывающимися как прибой, волнами боли, причиняемыми человеком, к которому когда-то питал самые светлые чувства. И вот теперь, узнавая обо всё новых и новых убийствах, совершённых Бертом, о том, как жестоко он, когда-то расправился с девушкой Джерарда, Айеро вспомнил ту самую угрозу, произносимую Маккареном во время избиения в тёплый вечер в комнате Фрэнка: «Так неужели ты думаешь, что из-за твоей измены я не убью кого-то? Только попробуй уйти от меня, я найду тебя, Айеро, и отомщу за обман. А перед этим, прикончу столько людей, что тебе и не снилось, сделаю это так, что твоя же совесть заставит тебя самого прийти ко мне и сдаться…»
- И теперь мне действительно страшно, я боюсь, что все эти люди гибнут из-за меня, что я повинен в их мучениях. Эта мысль выворачивает меня наизнанку, заставляя истязать себя с каждой минутой всё сильнее и сильнее. - Перестань немедленно, Фрэнки! – Джерард погладил Айеро по щеке. Так что юноша покрылся румянцем. – Ты не виноват в том, что творит Маккарен! Это его преступления, нечто продиктованное ему его чудовищными идеалами, вбитыми в его голову вместе с побоями отца, с кровью сестры и мачехи. Он не человек, и в этом не виноват никто, кроме него самого – он не вынес того, что в качестве испытания предложила ему судьба. Подумай сам, Фрэнки, мог бы твёрдый характером и психически устойчивый человек, выстрелить в родного отца, просто подчиняясь зову собственной ревности? Нет, малыш, не мог, просто потому, что ревность – это уже душевная болезнь. Что она собой представляет? Ничего, кроме слепой уверенности в том, что некий человек всецело должен принадлежать только тебе, и никому больше. А кто решил, что это так, кто придумал сию истину и истина ли это вообще? Это, несомненно, пришло в голову такому же душевнобольному, как Берт, только много веков назад. Сколько людей пострадала от этой жуткой болезни, калечащий души и тела? Отелло, какая-то дама из русской классики, застреленная из ревности своим возлюбленным…Ревность – это страшная и неизлечимая болезнь, страшнее, чем СПИД, или чума, просто по той причине, что разлагает не тело, а душу, оставляя от некогда живого человека, только оболочку, наполненную ядом. Фрэнки согласно кивнул – Джерард говорил правильные вещи, Берт действительно был болен, и ревность была лишь одним из множества его недугов, разъедающих его, как известь, вылитая на человеческие кости. Но и успокоиться Айеро никак не мог – чувство вины не оставляло его, оно лишь чуть поутихло в его душе, усмирённое словами Уэя. - Тебе нужно отдохнуть, Фрэнки, - ласково проговорил детектив. – У тебя глаза красные, тебя вымотали эти ужасные воспоминания, поспи немного. - Наверное, ты прав,…но мне страшно…можно я останусь здесь? - Конечно, Фрэнк, засыпай, - Джерард погладил юношу по волосам и, вдыхая умиротворяющий аромат лаванды, распространяемый подушками, Айеро закрыл глаза, с трепетом прислушиваясь к дыханию Джера и чувствуя на себе го взгляд. Мысль о том, что детектив, кажется, тоже не равнодушен к нему, заставила Фрэнки расплыться в улыбке и провалиться в сон, не отягощённый кошмарами и лицом Берта.
Солнце щекотало веки своими яркими лучиками, напоминающими маленькие кошачьи лапки, топчущиеся по щекам и носу, так что неимоверно хотелось чихнуть, что Фрэнки и сделал, проснувшись. Было около восьми утра, и Джерард несомненно либо уже ушёл на работу, либо завтракал, так как поужинать вчера вечером юноши благополучно забыли, предавшись воспоминаниям о своих бедах и злоключениях. Поморщившись от неприятного нытья в спине, вызванного, скорее всего сном в неправильном положении, Фрэнки решил, что первым делом необходимо умыться, сняв с лица вместе с утренней помятостью и вчерашние кошмары, не дающие спокойно спать. Сон ещё не отпускал Айеро, поэтому, шлёпая по полу босыми ногами, он направился в ванную, не обращая внимания на шумящую там воду, и решив, что Джерард, вероятно, уже на работе. В ванной было теплее, чем в самой квартире, и, дойдя до раковины, Айеро принялся умываться. Сонное состояние отступало вместе с уходящей в сток холодной водой, освежая кожу и, словно, возвращая к реальности…. Фрэнк закрутил кран и, потянувшись за полотенцем, замер, так как, наконец-то осознал, почему в ванной шумела вода. Принимая душ, и напевая себе под нос какую – то незатейливую песенку, в душевой кабине, стекло которой ещё лишь едва было затянуто паром, плескался Джерард, старательно смывая с себя пену. Тёмные волосы прядками ложились на шею, а капельки воды, скатывающиеся по ним, продолжали своё путешествие по телу Уэя. Они сотнями покрывали плечи детектива, его широкую спину, тонкую талию, нагло опускаясь на бедра и скользя по длинным ногам. После этого счастливые, от такого прикосновения к самому прекрасному мужскому телу на Земле, водные капли, едва двигающиеся от восторга, стекали на дно душевой кабины и исчезали среди миллиардов других, столь же счастливых капель. Фрэнк не мог отвести взгляда – ему хотелось так же, как и воде, прикасаться к телу Джерарда, ласкать его кожу, в мягкости которой Айеро убедился вчера, когда Уэй ворочался во сне и прижимался к Фрэнку, проводить пальцами по влажным дорожкам, оставленным каплями – по спине, талии, бедрам….Фрэнки шумно сглотнул, понимая, что боксеры становятся ему неимоверно узки, а тяжесть внизу живота начинает усиливаться с каждым моментом, заставляя всё тело наливаться тягучим желанием, с силой, разгоняющим кровь по организму от безумно колотящегося сердца. Джерард тем временем, повернулся с Фрэнку лицом, подставив спину под струю воды, видимо, желая смыть остатки пены с кожи. Свет в ванной комнате был не на столько ярким, чтобы, находясь в наполненной паром душевой кабине, Уэй мог видеть стоящего в сумеречном уголке у раковины, Фрэнка, а вот Айеро как раз видел всё, что заставило его тело просто таки затрястись от желания. Пена попала Джеру в глаза, и детектив, ойкнув, принялся отчаянно тереть глаза, чертыхаясь и отплёвываясь от попадающей в рот воды. Фрэнк же едва дышал, когда его взгляд скользил по лицу Уэя, его груди… Айеро опустил глаза чуть ниже пресса Джерарда и, оценив увиденное, в тот же момент достаточно громко судорожно выдохнул, так, словно Джерард погладил его уже нескрываемую эрекцию через боксеры, а не просто мирно плескался в душе в метре от Фрэнка. Толи этот стон, толи, что-то другое, заставили Джера выключить воду, и, приоткрыв дверь душевой кабины, выхватить с полочки полотенце. Обернув его вокруг бёдер, детектив вышел из душа, и, наконец, увидел Фрэнка, усиленно прикрывающего свой стояк полотенцем. - О, доброе утро, Фрэнки, - Айеро заметил, как Джерард покрылся румянцем, скользнув взглядом по покрытому татуировками крепкому телу Фрэнка. - Давно встал? - Что? – Фрэнки шумно сглотнул, пытаясь понять, как Джер сумел заметить его эрекцию, замаскированную белой тканью полотенца для рук. - Я имею ввиду – давно ты поднялся с постели? – поинтересовался Джерард - А...ты об этом. Да буквально пару минут назад. - Да, я именно об этом, а ты о чём подумал? – Уэй наклонил голову на бок, расплываясь в хитрой улыбке, а уже через секунду начиная хохотать. – Прости, глупая шутка! - Да ничего, - Фрэнки не удержался и тоже захихикал. – И ты прости, что я вломился вот так, даже не постучав. - Ничего, - Уэй похлопал Фрэнка по плечу, и мужчины вышли из ванной, чтобы, наконец, переодеться и нормально позавтракать. Но вероятно спокойно съесть тосты и выпить кофе, Джерарду в это утро было не суждено – сотовый детектива, лежащий на кухонном столе, просто разрывался от звонков. - Да? - Чёрт, Джерард, ты уже не спишь? – голос Майки был немного взволнованным, но достаточно бодрым. - Нет, братишка, я уже собираюсь на работу…. - У нас труп, - не дав детективу договорить, выпалил криминалист. – Опять дело рук Маккарена, так, кажется, ты назвал его вчера Рэю. Наш маньяк приколотил несчастный изуродованный труп гвоздями к стене…Словом – приезжай и посмотри на это сам. Джерард печально вздохнул и положил сотовый на стол. Фрэнку не требовалось расспрашивать Джера о том, что ему сказал Майки – он понял всё по усталому выражению лица детектива. - Мне пора – ещё один труп, - тихо проговорил Уэй. Фрэнки кивнул, и неожиданно для себя самого, уткнулся носом Джерарду в плечо. Детектив погладил Айеро по голове и, поцеловав в макушку, уверенно сказал: - Я остановлю его, обещаю малыш.
фак!! это охринительный фик)))))мне очень очень понравилось...а я уже подумывала что сейчас они хотя бы поцелуются в ванной комнате....эх....но и то что видел Фрэня тоже прикольно))))))) Берт - очень больной человек...надеюсь он не сможет достать Фрэнки или Джи....не хочу чтобы они умирали...хочу хэппи энд))))) "Наш маньяк приколотил несчастный изуродованный труп гвоздями к стене…" - боюсь представить это зрелище..... Фрау Хельга & choco Pie - вы мои кумиры)))))) я от вашего фика балдею ...он очень классный))))))))))) спасибо за новую главу...для вас пятерочка, цветы--> и моё обожание--> с нетерпением жду продолжения)))))))))))))) P.S. надеюсь вы не заставите нас долго ждать))))))))))))))
Авторы! Простите великодушно, я по ошибке кажется нажала 4. Однозначно-пять! Спасибо за такую интересную во всех смыслах главу! Описание ревности - в десятку! Теперь понятно, что движет Бертом. Печально... Правду говорят, что все взрослые проблемы и страхи - родом из детства.
Мне все равно жаль Берта. И рассуждения Джерарда кажутся странными. По-моему, каждый может тронуться умом после того, что пережил Берт. А ревность... Каждый ревнует, в большей или меньшей степени. Отрывок про "Капельки" тронул не в том плане, в котором наверное должен был Просто я бревно, а в плане виртуозного владения языком. Впечатлена до глубины души! Katarina, жаль, что все оборвалось на самом интересном месте. Буду ждать проду еще сильнее, чем обычно, ибо жутко хочется узнать подробности убийства. Спасибо choco Pie, спасибо за блестящую идею! :3
Один из моих самых-самых любимых фанфиков^^ Как всегда превосходно. Берт оказался очень странным. Но это не удивительно. Стоячок Фрэнка улыбнул:). Спасибо большое за главу
