Часть 1. http://notforsale.do.am/blog/you_know_what_they_do_to_guys_like_us_in_prison_chast_1_why_remember_you/2013-04-27-6631

Pov. Aвтор

Теперь Джерарда за волосы схватил Майки, пока Фрэнк снимал штаны. Айеро не был достаточно возбуждён, но его орган уже подавал признаки жизни. Он подошёл к Джерарду вплотную и, злобно усмехнувшись, произнёс:

-Наяривай, шлюха! – и двинул бёдрами вперёд, но Джерард не впустил его в свой рот.

-Пожалуйста, я не умею, не надо, - снова взмолился Джерард, но ему это не помогло.

-Не умеешь – учись! Лишних знаний не бывает! – строго произнёс Майки, опустившись к уху Джерарда, затем прикусил мочку и, оттянув, отпустил. Уэй-младший свободной рукой взял брата за челюсть, заставляя разомкнуть её и впустить член Фрэнка в свой горячий рот. Джерард открыл рот и взял головку члена Фрэнка. – Умничка. А теперь пососи, – Джерард выполнил его приказ, – Молодчина, теперь опускайся вниз по стволу. Я хочу видеть, как он возбуждён. Давай!

Джерарду противно, он не хочет. Каждая клеточка его тела сопротивляется, от унижения ему хочется разрыдаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю. А его член становится всё твержё и длиннее, вены набухают, головка увеличивается .Когда Джерард уже достаточно возбудил его, Фрэнк взял инициативу в свои руки, схватив за того волосы и начиная просто жестко ебать в рот.

Майки, в свою очередь, отпустил волосы брата и начал расхаживать по камере, наблюдая за этой картиной: совершенно безвольный, ничего не решающий брат, провинившийся перед ними, терпит наказание. Романтика. Разврат. И это только начало, Уэй-старший даже не представляет, что это далеко не последнее его наказание. Но сейчас не об этом.

Майки садится на скамейку, стоящую возле стола, и запускает руку в штаны, начиная поглаживать себя сквозь ткань боксеров. Его невероятно возбуждает происходящее. Айеро  насаживает голову Джерарда на свой пульсирующий член, загоняя его парню в глотку. Уэй-старший вцепился пальцами в его бёдра, начиная их царапать, пытаясь отстранится, но Фрэнк не давал ему этого сделать, а в наказание сильней насаживал на свой орган. Джерард давился, ему не хватало воздуха, горло саднило от глубоких движений парня.

-Покажи мне свою эрекцию, - сказал Майки, и Фрэнк, дернув Джерарда за волосы, отстранил от того своего члена. Да, сейчас член Фрэнка был очень красив, как подумал Уэй-младший: твёрдый, длинный, пульсирующий, сочащийся, щедро увлажнённый слюной Джерарда.

А Джерарду было не до Фрэнка, а уж тем более не до его члена: он начал откашливаться и сплёвывать скопившуюся во рту слюну. Из глаз потекли слёзы, Джи чувствовал себя использованным, грязным. Ему никто никогда ещё не делал так больно, он никогда не был настолько унижен. Джерард потерял себя, выпал из реальности. Внутри всё кричало и рвалось наружу, но он ничего не мог поделать с этими эмоциями, и ему ничего не оставалось, кроме как затолкать их себе глубоко в зад и терпеть всё это дерьмо.  

-Посмотри, Майки, у него неплохо получается для первого раза. Не хочешь тоже его попробовать? – усмехнулся Фрэнк и, потянув Джерарда за волосы, заставил повернуть голову и посмотреть в глаза Майки.

-Не сейчас. У нас ещё много времени, Фрэнки! – рассмеялся Майки, поглаживая и возбуждая себя.

Фрэнк, тем временем, снова направил голову Джерарда на свой член, и парень едва ли успел открыть рот, как Айеро вогнал свой орган ему в глотку. Он заставил его взять по самое основание, и это не обошлось без последствий: Джерард начал задыхаться и давиться, из глаз потекли обжигающие слёзы от унижения, отчаяния и боли. Джи всё ещё не мог поверить, что всё это происходит именно с ним. Ему даже в голову не могло прийти, что он когда-нибудь будет стоять на коленях и, дрожа от унижения, будет отсасывать у бойфренда (если это ещё можно так назвать) своего брата. Самое интересное, что Джерард всегда считал Майки самым родным человеком, как бы он с ним не обращался. Если бы его просто изнасиловали, ему было бы всё равно, подумаешь, большое дело. А когда тебя насилует родной тебе человек, при этом ещё делая больно морально – это как будто миллионы маленьких иголочек вонзились в сердце, и оно начинает набухать, болит, в итоге лопаясь от этой невыносимой боли и давления.

Горло Джерарда сдавило в рвотном позыве, и когда Фрэнк всё же удосужился достать свой член из его рта, Джи начал откашливаться. Снова. Весь его подбородок был в слюнях, губы припухли и поблескивали от влаги. Это выглядело невыносимо пошло и развратно.

Фрэнк снова схватил Джи за волосы и, подняв его голову, похлопал головкой члена по его щеке, затем по губам. Джерард уже хотел, чтобы всё это поскорее закончилось, но Фрэнк как будто специально мучил его, резко отстраняя от своей распалённой плоти, затем снова вставляя парню по самые гланды. Джи никогда не делал этого раньше, поэтому опыта у него не было, и он постоянно давился, захлёбываясь собственной слюной.

Член Фрэнка бешено пульсировал, он уже готов был кончить, но не давал себе такой возможности, так как ему хотелось, действительно хотелось помучить бедного парня, стоящего перед ним на коленях, еле справляющегося со своими эмоциями и тем, что сейчас творилось у него внутри. Джи тихонечко простонал перед тем, как Фрэнк снова толкнулся в его раскрытый горячий рот. На этот раз Фрэнк уже не владел самим собой, бешено трахая рот парня, не давая тому возможности отстраниться. Джерарду было больно, он не хотел пускать в своё горло всякие инородные предметы, его заставили. На его месте мог оказаться кто угодно, но сейчас на коленях стоит именно Джерард, а не какой-то мальчишка, и именно Джерарду сейчас больно.

Джерард вцепился пальцами в бедра Фрэнка, пытаясь оттолкнуть его или хоть как-то перехватить инициативу в свои руки, но ему это не удавалось. Чем сильнее Джерард сжимал бёдра парня своими длинными тонкими пальцами, тем сильнее Фрэнк трахал его, будто желая отомстить и показать, что любое его лишнее или неправильное действие не останется безнаказанным. Он настолько сильно сжимал кожу, что костяшки становились белыми и скорее всего останутся синяки.

За всей этой картиной наблюдал Майки, надрачивая свой член и тихо постанывая от удовольствия. Ему нравилось смотреть, как мучается его брат, как он дрожит от страха, как подрагивают его веки, как слезятся глаза, как он откашливается. Он чувствовал себя Богом. Это ощущение, когда ты главный в этом мире, а все остальные люди – марионетки, ты ими управляешь. Это равносильно безумию, но такому сладкому и манящему. Майксу непременно хочется принять в этом безобразии участие и не в роли наблюдателя.

А Джерард продолжает ублажать Айеро против своей воли. Он уже смирился со своим положением и старался не сопротивляться. Ему хотелось, чтобы всё это побыстрей закончилось.  Но Уэй-старший ещё не знал, что ждёт его дальше. Фрэнк начинает стонать во весь голос, его член пульсирует - он уже близко. Очень близко. Айеро резко тянет Джи за волосы, отстраняя от своего твёрдого члена, и возбужденно хрипит:

-Открой ротик, - Джерард повинуется. Фрэнк проводит рукой по своему члену и тут же бурно кончает в рот и на лицо Джи. Джерард глотает его сперму, совершенно отвратительную для него на вкус, и Айеро произносит: - умница. Майки, моё предложение попробовать его ещё в силе. Ты как?

-Да с удовольствием! – подхватил Майки и, встав, направился в сторону сидящего на полу брата.

Джерард давился слезами, его лицо было в белой теплой тягучей сперме. Он чувствовал себя шлюхой, грязной, использованной. За что ему всё это? Он не знает. Это известно лишь Фрэнку и Майки. Конечно, они могли бы отомстить другим способом, например, избив Джерарда, но нет, Майки же просто мастер коварных планов и это в его стиле – изобретать велосипед.

Уэй-старший поднимает глаза и замечает, что его брат стоит перед ним, со спущенными штанами, а в руке у него пульсирующий член. Из головки течет смазка, скатываясь по всему стволу к яйцам, бесшумно капая на пол.

-Майки, как ты можешь? Я же твой брат! – всхлипывая, произносит Джерард, но Майки лишь ухмыляется ему в ответ.

Уэй-младший схватил Джерарда за волосы и провел по его губам головкой члена, зачем по щеке и по лбу, тем самым размазывая сперму Айеро. Это было что-то вроде своеобразного обряда опущения в тюрьме. Теперь Джерард уже не Джерард, а «шлюшка», «петушок», «петух», «Манька», «опущенный». А скоро ему ещё и дадут женское имя, как это принято.

-Соси, шлюха, - железным тоном приказывает Майки и подставляет набухшую головку своего члена к губам Джерарда, затем добавляе­­­т: - и не смей сопротивляться, иначе выебу не только в рот.

Джерард понял, что если он скажет хоть слово поперёк – его жёстко поимеют во все щели. Он прикоснулся пальцами к бёдрам Майки, чтобы ему хоть как-то, но было удобно, и разомкнул губы, позволяя Майки делать всё, что он только захочет, но Уэй-младший не сильно торопился.

-Убери руки от моих бёдер и заведи их за спину. Не смей даже прикасаться ко мне, теперь ты «опущенный», - строго проговорил Майки, и Джерард сделал всё так, как он сказал.

Майки толкнулся в раскрытый рот Джерарда, сразу начиная двигаться быстро, насаживая голову брата на свой каменный стояк. У Джи снова выступили слёзы, он стал задыхаться, давиться, но послушно заглатывал всю длину его немаленького органа. Майки закусывал губы в кровь, чтобы не начать стонать, чтобы только не показывать, как ему безумно нравится, потому что он считал это в какой-то мере унизительным. Он жёсткими толчками вбивался Джи в горло, загонял своё достоинство по самые яйца, что могло пагубно сказаться на здоровье Джерарда. Он снова плакал. Уже не от боли, на нее ему было уже плевать. Это всё было от отчаяния, страха. Он шлюха. Вещь, без права голоса. Здесь ему до конца срока придётся работать ртом и задницей, он это уже давно понял. Просто, как известно, за всё в жизни надо платить. И за свою глупость тоже надо платить. Сейчас именно таким способом будет расплачиваться и Джерард.

Фрэнк разлёгся на кровати и выкуривал сигарету, пока Джерард работал над Майки. Да уж, для первого раза у Джерарда неплохо получалось, несмотря на его страх, боль и обиду. У него получилось убрать зубы и как-никак расслабить горло, но он морщился, ему было противно. Расслабленная до предела челюсть начинала болеть; стоит ровно, прямо держа спину так, что кости начинали противно скрипеть и, казалось, когда он расслабится, они будут жутко хрустеть. Волна неприятных ощущений – вот, что ждёт Джерарда, когда Майки кончит. А разрядка была уже близко. Майки вбивался в рот брата всё быстрее и сильнее, так, что ему еле удавалось сохранять равновесие. Вот, Майки достаёт свой член изо рта Джерарда, тот начинает откашливаться и прочищать горло, но Уэй-младший не даёт ему воспользоваться этим в полной мере, начиная изливаться Джи на лицо. Пару капель попало в глаза, от чего Джерард зажмурился.

-Ух, ну нихуя себе ты соска! – таким «комплиментом» одарил Майки брата, натянув штаны и плюхнувшись на лавку, стоящую за столом.

Джерард ничего не ответил, даже не посмотрел на своего, а лишь молча упал на пол, поджав ноги под себя и беззвучно рыдая. В его глазах была пустота, теперь он – шлюха. Он не человек, и ближайшие семь лет ему придётся жить за счёт своего рта и задницы. Он понимал, что он теперь здесь ничто и никто. Его унизили, опустили, и это безвозвратно. Помимо сексуального удовлетворения его сокамерников, ему придётся мыть пол, чистить парашу, стирать одежду своих сокамерников, потому что им «западло», а он опущенный, сучка, шлюха, и это его работа, но пока он ещё не знает об этом. Слёзы отчаяния и боли ручьём лились из его глаз, и он ничего не мог с этим поделать. Его предал собственный брат. Родной человек, которого он фактически вырастил. Да, Джерард – шалава. Его обкончали его же сокамерники, люди, которых он знал всю жизнь, причём всё это в первый день. Джерарду хотелось умереть, просто сдохнуть, лишь бы больше этого не повторилось.

Он привстал и на четвереньках пополз к своей койке, но Фрэнк схватил его за шкирку и зло прошипел:

-Куда намылился, петушок? Твоё место у параши, шалава! – отпустив Джерарда, он встал и, собрав с верхнего яруса всё постельное бельё, включая матрац, швырнул его к той самой параше, где, как он сказал, Уэю-старшему самое место.

Джерард пополз на своё место и, укрывшись телогрейкой, отрубился. Вскоре спать легли и Майки с Фрэнком.

Что вообще по сути своей тюрьма? Это место, отдалённое от всего мира, и люди там не сильно близки к нормальному миру. Все живут по понятиям. У Джерарда впереди могла быть долгая и счастливая жизнь, если бы он тогда не наступил на собственные грабли. Теперь он опущен, и от этого клейма ему не избавиться до самого окончания срока, если доживёт, конечно. Многие «опущенные» кончали жизнь самоубийством, ведь терпеть всё, что с ними делали, было просто невозможно. А те, кто выживали, оставались инвалидами до конца жизни.  На зоне «опущенный» - это даже не человек, а недочеловек, не имеющий мнения, голоса; у него есть только три функции: рот, зад, грязная работа, которую «блатным» выполнять «западло».  Если ты хочешь узнать что такое ад на земле, так это стать "петухом” в среде себе подобных, ниже плинтуса, как говорится. Не удивительно будет, если Джерард не заговорит. Он просто этого не захочет, не сможет. Его вываляли в грязи, использовали, унизили. И его «место» у параши было ужасным. И как его только не стошнило от этого ужасного запаха. На помойке пахнет лучше, чем на том месте, где лежал Джерард.  

Была уже глубокая ночь, темно. Свет в камерах не выключают, поэтому можно узнать какое время суток лишь посмотрев в решётчатое окно. Сейчас Джерард мирно посапывает, как казалось со стороны, но сон не был таким уж сладким. Уэй дрожит, на лбу образовываются капельки пота, которые скатываются и впитываются в тряпичную непригодную для использования ткань матраца. Выражение «просыпаться в холодном поту» очень подходило сюда. Джи всегда был весьма мил во сне, но сперму с лица он так и не смыл, и она засохла, что портило его вид, и превращало это милое личико в лицо придорожной шлюхи, которую поимели во все места. От части, так оно и было. Джерард чувствовал себя шлюхой. Утром, когда он встанет и подойдёт к зеркалу, вспомнит все события вечера.

Было непонятно, что ему снится, а может, вообще ничего не снится, явно, ему не хотелось просыпаться. Ему не хотелось, чтобы начиналось это грёбаное утро, новый день. Новый был равносилен старому. В тюрьме каждый новый день похож на дерьмовый старый. Это грёбаный замкнутый круг, из которого не выбраться. Он знал, что когда он встанет, его снова опустят, придётся терпеть издевательства, побои, сексуальное насилие. Интересно, сколько он сможет выдержать? День, неделю, месяц, год? Но он же не резиновая кукла, не бесчувственная тварь, он человек. Но здесь он «опущенный». Недочеловек. Раб. Его судьба уже решена за него.